Обрыв
Шрифт:
«Постой же, – думал он, – я докажу, что ты больше ничего, как девочка передо мной!..»
Он с нетерпением ждал. Но Вера не приходила. Он располагал увлечь ее в бездонный разговор об искусстве, откуда шагнул бы к красоте, к чувствам и т. д.
«Не все же открыла ей попадья! – думал он, – не все стороны ума и чувства изведала она: не успела, некогда! Посмотрим, будешь ли ты владеть собою, когда…»
Но она все нейдет. Его взяло зло, он собрал рисунки и только хотел унести опять к себе наверх, как распахнулась дверь и пред ним предстала… Полина Карповна, закутанная, как в облака, в кисейную блузу, с голубыми бантами на шее, на груди, на желудке, на плечах, в прозрачной шляпке с колосьями и незабудками. Сзади шел тот же кадет, с веером и складным стулом.
– Боже мой! – болезненно
– Bonjur! – сказала она, – не ждали? Вижю, вижю! Du courage! [107] Я все понимаю. А мы с Мишелем были в роще и зашли к вам. Michel! Saluez donc monsieur et mettez tout cela de c^ote! [108] Что это у вас? ах, альбомы, рисунки, произведения вашей музы! Я заранее без ума от них: покажите, покажите, ради Бога! Садитесь сюда, ближе, ближе…
107
Смелее! (фр.)
108
Мишель! Поздоровайтесь же и положите все это куда-нибудь! (фр.)
Она осенила диван и несколько кресел своей юбкой.
Райскому страх как хотелось пустить в нее папками и тетрадями. Он стоял, не зная, уйти ли ему внезапно, оставив ее тут, или покориться своей участи и показать рисунки.
– Не конфузьтесь, будьте смелее, – говорила она. – Michel, allez vous promener un peu au le jardin! [109] Садитесь, сюда, ближе! – продолжала она, когда юноша ушел.
Райский внезапно разразился нервным хохотом и сел подле нее.
109
Мишель, погуляйте немного в саду! (искаженное фр.: «dans le jardin»).
– Вот так! Я вижю, что вы угадали меня… – прибавила она шепотом.
Райский окончательно развеселился:
«Эта по крайней мере играет наивно комедию, не скрывается и не окружает себя туманом, как та…» – думал он.
– Ах, как это мило! charmant, ce paysage! [110] – говорила между тем Крицкая, рассматривая рисунки. – Qu’est-ce que c’est que cette belle figure? [111] – спрашивала она, останавливаясь над портретом Беловодовой, сделанным акварелью. – Ah, que c’est beau! [112] Это ваша пассия – да? признайтесь.
110
очаровательный пейзаж! (фр.)
111
Кто эта красивая женщина? (фр.)
112
Ах, какая красота! (фр.)
– Да.
– Я знала – oh, vous ^etes terrible, allez! [113] – прибавила она, ударив его легонько веером по плечу.
Он засмеялся.
– N’est-ce pas? [114] Много вздыхают по вас? признайтесь. А здесь еще что будет!
Она остановила на нем плутовской взгляд.
– Monstre! [115] – произнесла она лукаво.
«Боже мой! Какая противная: ее прибить можно!» – со скрежетом думал он, опять впадая в ярость.
113
о, вы страшный человек! (фр.)
114
Не правда ли? (фр.)
115
Чудовище! (фр.)
– У меня есть просьба к вам, monsieur Boris… надеюсь, я уже могу называть вас так… Faites mon portrait. [116]
Он молчал.
– Ma figure у pr^ete, j’esp`ere? [117]
Он молчал.
– Вы молчите, следовательно, это решено: когда я могу прийти? Как мне одеться? Скажите, я отдаюсь на вашу волю – я вся вашя покорная раба… – говорила она шепелявым шепотом, нежно глядя на него и готовясь как будто склонить голову к его плечу.
116
Напишите мой портрет (фр.).
117
Мое лицо так и просится на полотно, правда? (фр.)
– Пустите меня, ради Бога: я на свежий воздух хочу!.. – сказал он в тоске, вставая и выпутывая ноги из ее юбок.
– Ах, вы в ажитации: это натурально – да, да, я этого хотела и добилась! – говорила она, торжествуя и обмахиваясь веером. – А когда портрет?
Он молча выпутывал ноги из юбок.
– Вы в плену, не выпутаетесь! – шаловливо дразнила она, не пуская его.
– Пустите меня: не то закричу!
В это время отворилась тихонько дверь, и на пороге показалась Вера. Она постояла несколько минут, прежде нежели они ее заметили. Наконец Крицкая первая увидела ее.
– Вера Васильевна: вы воротились, ах, какое счастье! Vous nous manquiez! [118] Посмотрите, ваш cousin в плену, не правда ли, как лев в сетях! Здоровы ли вы, моя милая, как поправились, пополнели…
И Крицкая шла целоваться с Верой. Вера глядела на эту сцену молча, только подбородок дрожал у ней от улыбки.
– Я вас давно ждал! – заметил ей Райский сухо.
– Я хорошо сделала, что замешкалась, – с вежливой иронией сказала Вера, поздоровавшись с Крицкой. – Полина Карповна подоспела кстати…
118
Нам вас так недоставало! (фр.)
– N’est-ce pas? [119] – подтвердила Крицкая.
– Она, верно, лучше меня поймет: я бестолкова очень, у меня вкуса нет, – продолжала Вера и, взяв два-три рисунка, небрежно поглядела с минуту на каждый, потом, положив их, подошла к зеркалу и внимательно смотрелась в него.
– Какая я бледная сегодня! У меня немного голова болит: я худо спала эту ночь. Пойду отдохну. До свидания, cousin! Извините, Полина Карповна! – прибавила она и скользнула в дверь.
119
Не правда ли? (фр.)
Шагов ее не слышно было за дверью, только скрип ступеней давал знать, что она поднималась по лестнице в комнату Марфеньки.
– Теперь мы опять одни! – сказала Полина Карповна, осеняя диван и половину круглого стола юбкой, – давайте смотреть! Садитесь сюда, поближе!..
Райский молча, одним движением руки, сгреб все рисунки и тетради в кучу, тиснул все в самую большую папку, сильно захлопнул ее и, не оглядываясь, сердитыми шагами вышел вон.
XVII