Общество для Генри

Вудхаус Пелам Гренвилл

Билл к этому времени взобрался на самый верх и дотянулся до кошки, которая тут же оцарапала ему руку, после чего, окатив его холодным презрением, спокойно спустилась с дерева. Стало ясно, что подвиг этот не составлял для нее никакого труда, и она могла слезть, когда пожелает. Кошка, как верно подмечено, навсегда останется кошкой, и тут ничего не попишешь.

– Вот, теперь начинается самое опасное, мисс, – объявил праздный джентльмен, и, повернувшись к Джейн, скорбно покачал головой с видом человека, понявшего, что пришло время сказать горькую правду.

– Спускаться,

то бишь. Я не говорю, что лезть на вязы – безопасное дело, но самые ужасные случаи бывают на спуске. Мой приятель как раз спускался, когда сломал два ребра и заработал все эти ушибы и сотрясения.

– Ой! – воскликнула Джейн.

– Ай! – сказал праздный субъект.

Это было произнесено не без тени самодовольства: пророчество сбылось точно по расписанию, и пророку оставалось только потирать руки. На середине дерева Билл, как и мистер Тернер, столкнулся с коварством вязов. Он наступил на ветку, которая выглядела прочной и по всем остальным признакам должна была быть прочной, а она подломилась. Казалось, сейчас он рухнет, как мешок с углем (если воспользоваться поэтической метафорой праздного джентльмена), однако он успел ухватиться за другую ветку и спрыгнуть на землю. Рекорд Джорджа Тернера остался непобитым.

Джейн встретила Билла со всей теплотой, какую заслуживала его отвага. Внезапно она вскрикнула.

– Ваши бедные руки! Какой ужас!

– Ерунда.

– Она вас поцарапала?

– Раз или два.

– Мне ужасно жаль.

– Не обращайте внимания. Пустяки.

– Это вы так думаете, – поправил его праздный джентльмен. – Не удивлюсь, если в них попадет грязь и дело кончится столбняком. Мой дядя вот так порезал руку, а через три дня мы его схоронили. Вернее, через два с половиной, потому что он помер в обед.

Никто не успел выразить соболезнования, поскольку из-за деревьев донесся паровозный свисток, и Билл вздрогнул, возвращаясь от рыцарских подвигов к серой яви. Надо спешить, иначе он опоздает на поезд.

– Господи! – воскликнул он. – Мне пора бежать. До свидания.

– До свидания, – отвечала Джейн, – и…

Однако он уже исчез за поворотом дороге. Джейн, проводив его взглядом, обратилась к праздному джентльмену, который рассуждал о необходимости ампутации.

– Простите, не скажете ли вы, как пройти на Берберри-род?

Он глубоко задумался.

– Берберри-род?

– Да.

– Берберри-род?

– Да.

– Берберри-род? Барышня, вы на ней.

– На ней?

– Вот послушайте меня внимательно, – сказал праздный джентльмен. – Если вам нужна Берберри-род, то это она самая и есть.

– Спасибо большое, – ответила Джейн и через некоторое время уже звонила в парадную дверь особнячка, который строитель, большой знаток французского языка, назвал Мон Репо.

4

Дверь открыл прилично одетый господин довольно приятной наружности, хотя и несколько потрепанный жизнью. Он держался как камердинер или дворецкий – во всяком случае, какой-то домашний служитель. На какие средства ее хронически безденежный брат нанял домашнего служителя, пусть даже не первой свежести, Джейн понять не могла. Это оставалось такой же неразрешимой загадкой, как и то, что Алджи обретается в особняке, пусть маленьком, но явно требующем от обитателя некоторых трат. В наше суровое время даже Мон Репо даром не достается. За него надо платить кровными, как и за Элизиум, Отдохновение, Дубки и прочие дома с не менее поэтическими именами.

– Доброе утро, – сказала она, превозмогая изумление.

– Доброе утро, мисс.

– Мистер Мартин дома?

– Да, мисс, но он еще в постели.

Джейн была потрясена. Алджи с детства не стремился уподобиться жаворонку, который уже на крыле, когда часы бьют семь и склон в росе жемчужной, однако ее возмутило, что он дрыхнет в такой час, особенно летом, когда солнце сияет и вся природа зовет жить и наслаждаться юностью.

– Вы хотите сказать, он до сих пор валяется?

Дворецкий взвесил вопрос и, видимо, счел, что формулировка, пусть менее изящная, чем у него, вполне отвечает истине.

– Да, мисс. Однако я сообщу ему о вашем приходе. Как прикажете доложить?

– Скажите, что это его сестра. Мисс Мартин.

– Очень хорошо, мисс. Сюда, пожалуйста.

Вскоре в гостиной появился Алджи в халате поверх пижамы.

– ЗдорОво, шпингалет, – ласково поздоровался он, привольно раскидываясь на диване. – Я надеялся, что ты заглянешь, – и, увидев ее большие глаза, добавил: – Чего таращишься, как перепуганная плотва?

– Потому что на тебя противно смотреть, – отвечала Джейн с сестринской искренностью. – Ты знаешь, который час?

– Я временно не при часах.

– Заложил?

– Поместил на временное хранение.

– Двенадцатый час, а ты не одет.

– Скоро приступлю. Это дело не терпит спешки.

– И не брит.

– Собираюсь отпустить бороду.

– Через мой труп.

– Полагаю, это можно устроить. Не понимаю общего предубеждения против бород. Такого рода маскировка просто необходима людям, которые, подобно мне, постоянно рискуют встретить заимодавцев. Будь у меня борода, я нырял бы в нее при виде кредитора и сидел бы, пока тот не пройдет. Уолт Уитмен всегда так поступал. Сигарету?

– Нет, спасибо.

– Боишься не вырасти еще больше, чем уже не выросла? Что ж, разумно. Но ты по-прежнему таращишься, – продолжал он, пристально разглядывая сестру. – Поразительно, что у такой пигалицы глаза – как у девицы в два раза выше ростом. Они вылезли из орбит. Что такое?

– Думаю, на кого ты похож.

– На что-то такое, что принесла кошка?

– Точно. Да. Возможно, та самая кошка, которую я встретила по пути со станции.

– По утрам я не в ударе. Погоди, пока я закончу туалет и засияю над Вэлли-филдс, как прекрасная бабочка, вылетевшая из кокона. Девушки будут перешептываться с замиранием сердца: «Кто он?». Так ты встретилась с кошкой?