Шрифт:
Траектория взлета. Зима. 1982
Из лифта пилоты-высотники попадали сначала в бронированный стакан, где их ждал первый пост внутренней охраны. В конце приемной галереи был второй пост. А ближе к ангарам – еще один, третий. И на каждом суровый взгляд прапорщиков и старшин, сдвинутые на брови пилотки, и на каждом нужно продемонстрировать пропуск, допуск, подтвердить идентичность отпечатка своего большого пальца отпечатку на матрице…
Беляков нервно одернул китель и подмигнул Кашину – командиру своей «двойки». Издержки секретности его все еще раздражали. Хотя за три года службы Беляков притерпелся ко многому.
– Григорий, сбрось обороты, – проворчал Кашин. – У нас еще десять минут в запасе…
– Извини. – Беляков и сам не заметил, когда прибавил шаг. Видимо, в продуваемой сквозняками Центральной галерее, где по стенам ленивыми змеями висели толстые пучки силовых кабелей, а от каждого шороха поднимались волосы на загривке. Этот отрезок пути ему всегда хотелось проскочить как можно быстрей. Но и длинная галерея, и кривые внутренние переходы с их мертвым белым светом матовых плафонов остались, к счастью, позади. Уже слышны были успокаивающие звуки Стартовой зоны. Беляков приободрился. Оставалось свернуть налево, миновать короткий переход, а там и до первой линии ангаров недалеко, где будет многолюдно, как всегда, и в нос ударит острый запах канифоли…
– Здравия и благополучия, товарищ самый большой майор! – Беляков вытянулся и с показной гусарской лихостью прищелкнул стоптанными каблуками. Главному механику второй эскадрильи он всегда был искренне рад. Если на боевом посту смена майора Ковалева, никаких проблем точно не предвидится.
Седой майор, до этого увлеченно дирижировавший работой техников-сверхсрочников, неспешно развернулся к пилотам всем корпусом.
– Гриша, сокол ясный, ты сегодня не опоздал. Я потрясен. Не случилось ли чего?
– Еще как случилось, – вклинился в разговор Кашин, отразив на лице глубокую скорбь. – Не далее как позавчера попал наш Гриша под горячую руку комполка. И Железный Феликс ему такого пистона вставил, что лейтенант Беляков теперь по всей части летает на реактивной тяге. Еще ни разу никуда не опоздал. Не поверишь, Андреич, он даже на политинформацию вчера вовремя пришел.
– Попал под лошадь, товарищ майор. – Гриша улыбнулся, разводя руками. – Супротив стихии…
– Так вот, значится, как, – покачал головой Ковалев и с демонстративной суровостью сдвинул брови. – Ладненько, голуби мои, не задерживайте мне тут очередность. И не прохлаждайтесь долго в медблоке. Мне сразу за вами еще три «двойки» запускать. Нынче не понедельник, случаем?
– Понедельник! – хором подтвердили пилоты.
– Так и знал… Чую, веселье только начинается…
Медицинский допуск непосредственно перед взлетом – явная глупость. Никакой надобности в этой процедуре Беляков не видел. Если пилот здоров и уже прошел через длинную шеренгу белых халатов, то вряд ли с ним что-то может произойти за предполетные полчаса. Подписали бы допуск один раз, да и расслабились. Так нет. Ни собственного времени им не жаль, ни чужого. Впрочем, такие мысли Беляков вслух не высказывал. Даже когда бывал не в духе. С военврачами вообще шутить было
Давление у Белякова осталось в норме – сто двадцать на восемьдесят один. И пульс тоже не подкачал, так что фельдшер на него вообще не отреагировал. И даже взгляд не оторвал взгляд от журнала допусков. Отчего Гриша неожиданно огорчился. Казалось бы, совершенный пустяк. Подумаешь, не захотел с ним фельдшер поговорить. Но скрученные предполетным ожиданием нервы натянулись уже до предела. А тут еще подоспел новый повод для огорчений – лопнула боковая шнуровка высотного костюма…
– Вот же… – Гриша опустился на скамью и с раздражением грохнул кулаком по стальной дверце персонального шкафчика. От нее сразу отлетел кусок вздувшейся краски. – Как чувствовал, зараза! С самого утра день не по резьбе пошел!
– Не бери в голову, – посоветовал привычный к перепадам Гришиного настроения Кашин.
– Хорошо тебе, а у меня третий раз шнуровка лопнула в этом месяце. Да еще об ступеньку с утра споткнулся, когда из общаги выходил. Чуть нос не расквасил… Ты, кстати, особиста нашего давно видел?
– Давно, – насторожился Кашин. – А что?
– Ну, так… Из любопытства поинтересовался, – хмыкнул Беляков.
– Гриня, ты заканчивай эти свои фильдеперсы. По два круга сделаем – и на базу. Плохие приметы сегодня не принимаются… А со шнуровкой, если хочешь, могу помочь.
– Сам справлюсь…
Когда пилоты вернулись к ангарам, техники уже отбуксировали две угловатые высотные машины в Стартовую зону. Беляков огляделся, украдкой трижды сплюнул через левое плечо, автоматически пересчитал ступеньки трапа – их было десять, как всегда – и покосился на Кашина. Тот придерживался своего ритуала. Сначала подныривал под тяжелое брюхо высотной машины, стучал три раза по стальному фюзеляжу и только после этого возвращался к трапу, оглядывался на техников, смотревших на привычные манипуляции пилотов равнодушно – и смачно сплевывал через плечо. Трижды.
А на трап Кашин всегда запрыгивал трижды. Первый раз двумя ногами…
Откинув фонарь кокпита, Беляков втиснулся в кресло. Поворочался. Отрегулировал, не спеша, высоту подголовника, потом плотно нахлобучил шлем и пристроил датчики во все гнезда разъемов – два штыря в шлем, четыре в костюм. Провести восемь часов в неподвижности, да еще в узкой металлической норе – это не просто. Очень важно, чтобы ничего при этом не мешало. И чтобы все рычаги управления удобно лежали под руками. И мочеприемник высотного костюма не давил. И не соскочил при этом. Если наденешь патрубок слишком плотно, несколько дней будет болеть промежность, а если слабо – конфуза потом не оберешься. Оба варианта Гриша уже испытал на себе во время первых полетов. Его успокаивало лишь то, что через подобный конфуз прошли практически все пилоты из самого засекреченного полка советской стратегической авиации. Это как прописка. Оконфузился пару раз – и служи себе дальше спокойно…
Техники трудились сосредоточенно. Слышно было лишь легкое бряцанье магнитных ключей. Беляков закрыл глаза, потянулся, вытянув ноги по максимуму – насколько позволяла кабина. Бывало Грише даже нравилось это почти неуловимое ощущение предполетной подготовки. Вроде еще не на Высоте, но уже и не на земле. И окружающие это тоже понимают, оттого относятся к тебе совершенно иначе. Но сейчас каждое мгновение до взлета растягивалось какой-то бескрайней грязно-зеленой лентой. И еще раздражал острый запах жженой резины…