Община Св. Георгия. Роман-сериал. Второй сезон
Шрифт:
– Возможно, Владимир Сергеевич, моя рука не так быстра, как рука Пирогова, – Вера взяла чуть шутливую ноту, – но Вильям Мортон избавил нас от необходимости работать исключительно на скорость. Избавил нас от необходимости сортировать организмы на способных перенести болевой шок и неспособных.
Ординаторы заулыбались. Грубоватая хирургическая истина немного снизила напряжение, возникшее из-за того, что Вера Игнатьевна и Владимир Сергеевич обговаривали тактику ведения пациента вне консилиума, на общем собрании в присутствии среднего персонала.
– Я ни в коем случае не ставил под сомнение вашу хирургическую квалификацию, Вера Игнатьевна.
– Тогда
– Вера Игнатьевна, я всего лишь…
Вера встала – и все встали – подошла к своему доброму другу, восстановлению которого в правах она способствовала, лично обратившись к государю. (Что от Владимира Сергеевича тщательно скрывала.) А теперь, внезапно, так неудачно выступила в присутствии всего коллектива. Где светлых умов раз-два и обчёлся… Фу, и это тоже высокомерие лютое!
Вера Игнатьевна взяла доктора Кравченко за руку, посмотрела ему в глаза с благодарностью:
– Вы всего лишь хотите меня подстраховать. Я понимаю ваше желание, Владимир Сергеевич. И благодарна вам за заботу. Но не надо обо мне заботиться. Я бы не взяла на себя руководство клиникой, если бы не была готова отвечать за каждое своё решение. За каждое! И за всё.
Владимир Сергеевич кивнул. С достоинством. Без позы.
– А чего все как на параде? – Вера оглядела присутствующих в кабинете. Вернулась на место. Села. И все сели.
– Не надо вот этого! Не всегда стоит вскакивать, если профессор встал. Или если дама встала.
– А если дама-профессор? – сделал нарочито большие глаза Порудоминский.
Вера улыбнулась первой.
– Не буду с вами спорить, это действительно непривычно. Но только пока, только пока. Готовьтесь, господа! Скоро мы вас потесним. Я планирую нанять на работу женщин-врачей. И последнее: все сегодня – кроме дежурного персонала, разумеется, – приглашены в ресторан. Я была против шумного празднования, я считала, что торжественной церемонии открытия более чем достаточно. Но Николай Александрович Белозерский настоял. Собственно, он прав. Подобный обед – не просто гулянка, а возможность привлечения новых меценатов и акционеров. Потенциальных кандидатов он и пригласит. Так что… Не знаю. Не делайте незнакомцам козьи морды. Оденьтесь прилично. Соответственно случаю. Я сама прибуду в положенном даме наряде и не буду возражать вашим ванькам-встанькам при любом моём подъёме.
Вера поднялась. Все поднялись.
Ей ужасно захотелось расхохотаться, но для этого надо было выскочить из кабинета, пролететь коридорами на задний двор, перебежать и его, и позволить себе отсмеяться уже во владениях Ивана Ильича. Сейчас она не могла себе этого позволить и потому очень серьёзно надула щёки.
Может, прав Хохлов? Рано ей клиникой руководить? Больно горяча?
Неужто, чтобы чем-то руководить, непременно надо остыть. Тогда лучшие руководители известно где. Хладные, дальше некуда. Жить уже не торопятся, чувствовать тоже не спешат.
Глава VI
Владимир Сергеевич курил на заднем дворе. Вышел Концевич, присоединился к Владимиру Сергеевичу. Тот не возражал. Некоторое время курили молча, глядя как Иван Ильич и Георгий занимаются по хозяйству, причём «начальник живой тяги» нещадно донимает нового санитара по сущим пустякам, а тот только зубами скрипит.
– Эк вас княгиня! – наконец слегка саркастично изрёк Концевич.
– Была совершенно права, – равнодушно откликнулся Владимир Сергеевич. – Она не маленькая девочка, а руководитель клиники. В нашей культуре принято опекать и оберегать женщин. Право слово, ничего дурного в этом нет. Но пришло время всем уяснить разницу между поданным манто, своевременно открытой дверью и равенством в принятии решений и должностей. Что, впрочем, не помешает вовремя подать манто.
– В особенности если никакого манто, признаться, и нет! – Концевич указал подбородком на выскочившую во двор Марину Бельцеву. – А есть, к примеру, тяжёлая корзина.
У младшей сестры милосердия в руках действительно была корзина, судя по всему, тяжёлая. Она проследовала с ней в сторону акушерского блока.
– Вы, господин Кравченко, такой же раб сословностей и условностей, как все прочие. Не ставьте себя выше других. Одно дело в бою: что адмиральское пузо, что матросское – одна требуха лезет. Другое – в миру. Где, признаться, любая баба – от княгини до профурсетки – по требухе тоже неотличимы. Однако манто вам в голову пришло. В такую светлую голову, как ваша.
Кравченко промолчал. Отвесив поклон и усмехнувшись, Концевич зашёл в клинику.
– Я заметил: не любят они друг друга, – вырвалось у Георгия. Невозможно быть в связке с человеком и всё время молчать. – А Вера Игнатьевна на представлении говорила, что этот того продвинул.
– Они тебе что, красна девица с добрым молодцем, чтоб друг друга любить?! – рыкнул Иван Ильич. – Не твоего ума дело, чего там у господ докторов!
– Иван Ильич, что ты до меня пристал, как локоть сбоку! – взорвался Георгий. – Что я тебе сделал, если я тебя знать не знаю?! Пусть бы подрался, да отвязался! – новый санитар сплюнул.
Иван Ильич с готовностью оставил работу. Прищурился. Стал наизготовку.
– На кулачках, значит?
– На кулачках!
Вера Игнатьевна и Матрёна Ивановна шли по коридору.
– Мотя, нам акушерок набрать надо. И врач не помешает, я в Керчь написала, там моя давняя знакомка работает. Ты новенькую сестричку бабичьему делу обучай. Сообразительная, руки способные.
Тут как раз навстречу им та самая новенькая и принеслась, перепуганная:
– Кучер с санитаром драку на дворе затеяли! Я из женского здания шла…
Вера стремительно зашагала на выход. Матрёна, ахнув, прихватила юбки и понеслась следом. Марина Бельцева последовала за ними. Любопытно же! Ей всё нынче было любопытно. Здесь был совсем другой мир. Здесь было куда свободнее и спокойнее, чем в господском доме. Здесь её не считали за неодушевлённый предмет, при котором всё можно и с которым всё можно.
Вера вышла на крыльцо. Иван Ильич и новый санитар мутузились. Это выглядело прекомично. Оба были сильны, разве Георгий в ногах потяжелее, Иван Ильич поманевренней, но санитар был в целом крупнее, так что давил корпусом. Вера еле сдерживала смех. Выскочившая следом во двор Матрёна кружила вокруг мужиков, сцепившихся за грудки. Вера, покачав головой, ринулась промеж сопящих бугаёв. Бельцева застыла в дверном проёме, раскрыв рот. Молниеносным неуловимым движением княгиня вывернула мужикам руки за спины так, что те вынуждены были застыть в низком поклоне аккурат напротив Матрёны.