Obscura reperta [Тёмные открытия]. Игра в роман
Шрифт:
Артур пошарил в кармане и вытащил три камня – белый, красный и черный. Потряс в руках и высыпал на стол.
– Сегодня тоже повезет! – Джереми дотронулся до белого камешка, лежавшего ближе к нему. – Спасибо! Давай я тебе?
Артур отдал ему камни и тот, потряся их в больших красивых ладонях, что-то прошептал и прижал руку к столу, потом осторожно отнял.
«Когда он улыбается, совершенно непонятно, откуда могло возникнуть то тягостное чувство. Ничего нет, он обычный, даже веселый, ведет себя как все. В чем загадка? Разве только его глаза, что-то такое во взгляде…»
– Неожиданная
– Неожиданная? Я тут как раз ее ожидаю, вроде.
– Проверишь. Как и я! Принесу тебе заказ.
К столику подошел Мишель.
– Привет, Артур, мы ведь недолго?
– Привет, спешишь, Мишель?
– Минут 20 есть.
«Даже полчаса. Между ними явно симпатия. Трудно представить, что их может связывать».
– Ну вот, смотри, претенденты, – Мишель разложил на столе фотографии, листки, на которых было то-то написано.
«Хочет купить картину?»
Подошел Джереми.
– Добрый день, мсье, будете заказывать?
– Нет, спасибо, но в следующий раз непременно.
– Если зайдешь сюда, возьми то, что Джереми посоветует, – сказал Артур.
– У нас вся стряпня хорошая, правда, ничем не выделяется. Вот будь у меня свой ресторан, я бы поразвлек вас рецептами из книг разных писателей.
– Расскажи-ка, что за идея, – попросил Артур, глядя то на Джереми, то на лежавшие еще на столе камешки.
– О, я вывешивал бы афиши как на представления: сегодня день Жоржи Амаду – приходите отведать тех блюд, о которых он пишет в «Донне Флор» и «Габриэле», а завтра – завтра мы будем есть то, что у Хемингуэя в «Празднике», например, картофельный салат с черным перцем. А вот в четверг мы позабавимся вместе джентльменами из «Трое в лодке», приготовим ирландское рагу, или может быть сандвичи, которые так любит Мураками…
– Вот, – сказал Артур Мишелю, сделав рукой движение, будто поймал мотылька. – Ты видишь? Вот то, о чем я говорил тебе – идеи витают в воздухе! Думаю, такое кафе нам и нужно. И как бы ты назвал свое заведение, Джереми?
– Я думал что-нибудь вроде… вот, как у Стейнбека – «Библиотека для желудка», что-то в таком духе, наверное.
– Копи рецепты! Думай обо всем усиленно! Возможно, исполнение твоей мечты уже не за горами!
«Что тут затевается?»
– Можно считать, что сбылось?
– Думаю, да! – Цоллерн посмотрел снизу на сверкнувшего улыбкой Джереми. Во взгляде Артура было столько мальчишеского задора, что Мишель рассмеялся.
«Он даже обаятелен по-своему…»
Артур посмотрел на разложенные бумаги, что-то отложил в сторону, какие-то фотографии резко отодвинул от себя.
– Он точно нет!
– Хм, из каких соображений? Объясни! Вообще-то искусствоведы его хвалят, его работы хорошо продаются. – Мишель развел руками – перед Артуром на столике словно выросли два небольших дерева с ветками-пальцами и клетчатыми стволами.
– Я рад за него, но от этих картинок блевать тянет, уж извини, – сказал Артур довольно жестко.
– Ты не возомнил о себе? Думаешь, на основании своего рвотного рефлекса можешь решать, кто талантлив, кто нет?
– Речь не об этом… Я…
«Не смотри сюда!»
«Вот уж… правда… неожиданная! Или померещилось?»
«Заметил?»
«Хочешь прятаться? Я не против…»
– Я буду настраивать эту реальность в соответствии со своими представлениями о том, что нужно и что хорошо, – продолжил Артур немного рассеянно. – Тебе самому-то нравятся эти расчлененные трупы?
– Может, и нет, но…
– Этого достаточно. Я не хочу такое видеть, и, поскольку я не слишком оригинален, думаю, что многих людей также воротит от этого, как и меня. И я не собираюсь делать вид, что это здорово, пусть искусствоведы хоть обкричатся.
«Какая самонадеянность!»
«Интересно, чтобы ты сказала об этих работах?»
– Иногда так бывает: читаешь статью о каком-нибудь художнике, так все замечательно, и слова умные используются, – продолжил Артур, с трудом держа нить недосказанной мысли, – написано словно на другом языке, половину не понимаешь, читаешь и думаешь: его творчество настолько прекрасно, умно, глубоко…
«Как будто ты вообще читаешь об искусстве!»
«Как ты хочешь, чтобы я поступил? Заметил тебя или нет?»
– И вот ты добираешься до иллюстраций… и понимаешь, что… – Артур снова быстро взглянул на приоткрытое окно, за которым был маленький зал кафе, – что на самом деле оно ужасно… просто омерзение вызывает!
«Заметил! Точно!»
«Я не знаю, что мне делать, что я могу сказать, кроме того, что хочу быть с тобой, видеть тебя всегда…»
– Обладающий талантом должен нести людям добро и красоту, помогать им понять истину.
«Да ты подвижник!»
«Ты не поверишь в это, ты не хочешь этого, тебе нет никакого дела до меня, хотя если бы я мог, как Роланд, мастерски изобретать ловушки…»
– Для этого есть разные пути, тебе не кажется? Несчастные растерзанные жертвы на этих картинах страдают! – Мишель напряг длинные пальцы, словно показывая силу этих страданий. Артур смотрел, как увядает, расслабляясь его рука, когда он закончил и фразу и эмоциональный вброс в собеседника.
– А сам автор – страдает? Все это как-то неискренне и очень отталкивающе. – Артур заговорил быстро, понимая, что уже не может сосредоточится на разговоре, но желая закончить мысль.
«Почему это снова начинается? Почему при тебе я чувствую необъяснимое желание быть какой-то другой? Почему мои мысли постоянно возвращаются к тебе? Я хочу избавится от этого, но не могу!»
«Я не сыграю эту игру так, как тебе бы хотелось. Знаю, ты не можешь любить меня, я не могу тебе нравится, но я принадлежу тебе, хотя не понятно, как может человек принадлежать тому, кому он не нужен. Решать, что будет дальше – тебе. Все, что я могу – сделать ход и ждать твоего ответа».
– Повторюсь, я обратился к тебе, потому что я многих из вас просто не знаю, но в отборе я буду руководствоваться своим пониманием. Хоть я и не разбираюсь в искусстве профессионально, но я оставляю за собой право выбирать по своему усмотрению. В каких-то случаях я могу пойти на компромисс, как например, в случае с Люсиль, потому что я вижу, что ее работы сильны и искренни, а вот тот характер, который они показывают, мне не очень нравится, но в общем и целом… последнее слово будет…