Обсидиановый нож (сборник произведений)
Шрифт:
— Ах, море черное, песок и пляж, — затянул он.
Из люка вылез Володя с беретом в зубах:
— Покройся…
— Рафа, эй, капитан! — прокричал Колька. — Эй, ждем тебя!
Из люка глухо донеслось: «Да погоди ты, Свисток». Володя озирался, разочарованно распустив губы. Был он толстый, домашний, берет стоял на его голове колом, очки светились. А кругом, в мареве, молчали джунгли, как немое цветное кино, и лишь в одном месте чернел туннель в подлеске. В глубь его глаз не проникал: солнце светило слишком ярко. Жгло сквозь куртки и
Рафаил наконец высунул голову и ответил с сердцем:
— Толку ли в твоем секстане!
Помолчали. Проследили, как птица взмыла над деревьями и пошла набирать высоту — кругами.
— Сюрприз, — сказал Рафаил, — сюр-приз, что значит — в награду…
Птица ушла в немыслимую высоту, исчезла, растворилась…
— Вот так сюрпризы. Один за другим. Коля, бортчасы ушли в нуль.
Колька отмахнулся:
— Квантовые часы ушли влево? Предохранитель сгорел. Вернемся, сменим.
— Не поленись, Колюня, погляди. Ты ж у нас механик. Мы поснимаем и спустимся за тобой.
Колька без всякой охоты полез вниз, в кондиционированную прохладу и свежесть. Проскользнул к главному пульту. Генератор молчал в своей рубчатой коробке. Колька машинально дотронулся до полированной поверхности «Криолятора» и отдернул руку — кожух был ледяной и покрылся изморозью — как будто… как будто в него только что подлили жидкого водорода. Именно так — Колька мог поклясться, что сию минуту кончили заливку, но это было за полчаса до старта… Он машинально посмотрел на счетчик, твердо зная, что стрелка должна показать какой-то расход энергии — полчаса до старта, полчаса здесь, а энергия утекает…
Стрелка стояла на нуле — уверенно, чуть влево от риски, как час назад.
— Так, — пробормотал Колька и щелкнул по стеклу. Стрелка дрогнула, но осталась на нуле. Собственно, нуль соответствовал пяти и трем десятым гигам в «Криоляторе».
— Чудеса, — сказал Колька и принялся пока что за часы.
На белом табло во всех семи окошках дрожали оранжевые нули, даже в крайних справа, секундных. Предохранители целы.
Колька гордился этими часами. Они работали по принципу Мессбауэра и были точнее всего на свете.
«Тик-так, тик-так, не стучите громко так, — мурлыкал Колька, орудуя с тестером. — Слышит все король мышиный — ну, часы! — напев старинный…»
Когда он поднял голову, ребята сидели в кабине и смотрели на него. Володька обмахивался беретом. Раф спросил:
— Что?
— Чуть не сжег тестер, вот что. В накопителе — обратное напряжение.
Володька уронил берет.
— Я сам чуть не упал, — сказал Колька.
— Как это могло получиться? — твердо спросил Рафаил, как бы делая выговор самому себе за нерадивость.
— Не знаю. В часах — трое суток обратного времени. Не знаю, сколько еще сбросило. Полная емкость, в общем.
— Они испортились, — сказал Володька голосом и словами Клавдии Ивановны, своей матушки. Она говорила:
Рафаил фыркнул в его сторону и скучливо приказал: «Тестер…» Когда он начинал говорить таким нудным голосом, выкатывая глаза, и покрывался пятнистым румянцем — лучше было с ним не спорить.
Колька снова взялся за тестер. Но Володька сказал тихо:
— Пустое. Начало отсчета мы все равно потеряли.
Он был прав. Колька задвинул тестер и едва успел подумать, что о самом простом люди иногда забывают, как Рафаил свистнул и показал свои часы — тринадцать двадцать две. Получалось, что старт был всего тридцать две минуты назад, а они здесь провели уж никак не меньше получаса. Где же переходное время?
Колька быстро посмотрел на свои часы — тринадцать двадцать семь. Чудеса. В двенадцать они с Рафаилом поставили часы по сигналам времени.
— Сколько на твоих, Вов? — спросил Колька.
— У меня же нет часов.
Кольке опять стало нехорошо. Не от страха, от предчувствия чего-то лютого. Часы. Зачем нужны часы? Теория — ладно, теория потом. Зачем в баросфере квантовые часы? Для науки и чтобы не пропустить время возвращения, не потерять баросферу в СП. Через полтора часа после старта часы дают обратный старт. Такой же сигнал может еще прежде выдать счетчик энергии, если запас упадет до пяти и двадцати пяти сотых гига. Но сейчас на счетчике — он посмотрел еще раз — пять и три. Ничего не потеряно. Значит, время на самом деле остановилось — энергия не утекает. Если только не испортилось разом все: часы пружинные, часы квантовые и счетчик.
Едва он додумал эту мысль, как Рафаил поднял изжелта-бледное лицо и кивнул — смотрите. Стеклянная палочка — щуп ударялась о твердое. Замерз жидкий водород в «Криоляторе».
«Вот оно, лютое», — одним вздохом подумал Колька. Он свисал, перегнувшись через ручку кресла, глаз не мог отвести от этой чудовищной картины. Нули, стрелка, лежащая на упоре, и заиндевевшая стеклянная палочка. «Центурион», — сказал Володя. Они подумали о Центурионе — крапчатой дворняге, первом пассажире баросферы. Его вынули из станка полумертвым, истощавшим до жалости. Доктор Левин пожимал плечами: «Собака голодала не меньше пяти суток — мое заключение. Простите, другого не могу дать…» Значит, Центурион просидел пять суток в СП, пока часы выбирали обратное время. С тех пор собакам стали давать галеты… Обратное время… Чепуха какая-то, нет-нет, чепуха, все проверить хорошенько, как следует…
Баросфера резко наклонилась. Колька повис на маховичке затвора, мимо уха свистнул рычаг — крышка откинулась, дважды подпрыгнула на амортизаторах. В следующую секунду Колька перехватил рычаг и выглянул из люка — бульдозер, слон, землетрясение?
Никого не было рядом с баросферой.
— Землетрясение, — сказал он вниз ребятам. — Ставьте отвесы… — Он поддал ногами и выскочил наружу, не выпуская рычага. Из-под баросферы летели струйки черной земли. Солнце жгло еще злее прежнего.