Обсидиановый нож (сборник произведений)
Шрифт:
Он поднялся, крепко потер виски. Здание науки и все такое прочее. Они вернутся в баросфере и ни на какой транспорт рассчитывать не будут.
Он отдыхал, он мог себе позволить пять минут отдыха — решение принято, предстоит еще действие. И увидев, как Володя придвинул свое лицо к неподвижному лицу Рафаила, он внезапно вспомнил то утро, четырнадцать лет назад, когда он впервые их разглядел и понял.
Он дождался их в проходном дворе — культурных деток — в проходном дворе, под облупленной кирпичной аркой. Прижал к стене. Они смотрели с нервной дрожью, но без страха. Толстый мальчик в очках защищал живот руками. «Бляди», — сказал Кила, детдомовский кореш, а Колька приказал: «Заткнись!» и спросил: «Очкарь, что у тебя в пазухе?» — «Белые мыши, для живого уголка». — «Покажи!»
Очкарь достал красноглазую мышку, показал с ладони.
Второй культурный мальчик — кудрявый маленький еврей — смотрел на обидчика пристально и высокомерно, как бы отталкивая взглядом.
«Беленькая, сволочуга!» — сказал Кила и вдруг ударил снизу по руке Володьки. Мышка шлепнулась в свежий поток мочи на асфальте. Пробежала к стене, под кирпич. Колька наклонился и увидел, что вместо глаза у нее выпуклая капелька крови, а Раф сказал звонким голосом: «Фашисты!»
Он тогда сплюнул и приказал своим: «За мной…», и они поскакали через заборы к детдому… Так было — четырнадцать лет назад.
— Вова, ты меня слышишь? Я иду к баросфере, ты побудь с Рафаилом, хорошо? Разведаю дорогу.
Он пошел. И будто дождавшись этого, из листьев стены вышел седой человек. Поднес руки к выпуклой груди, приподняв красного жучка — поздоровался. Он улыбался очень обаятельно и эффектно, но Колька своими обостренными чувствами схватил какую-то морщинку около рта, прищуренное нижнее веко, что-то еще, и понял: седому не хочется улыбаться.
Крупными шагами седой подошел к ним и представился:
— Брахак.
— Очень приятно. Коля, Володя, Рафаил.
Брахак кивнул, Он определенно знал уже их имена. Перехватив Колькин подозрительный взгляд, он усмехнулся совсем невесело и снял со стола овальный, светлый, в полметра древесный лист. На нем были два портрета, цветных, очень похожих — Володя и он, Колька.
— Володия, Колия, — показал Брахак.
Так, понятно. Под портретами обнаружилась записная книжка Рафаила, из которой, очевидно, и был выдран листок под записку. Володя едва кивнул Брахаку и тотчас схватил записную книжку, принялся писать. Заглянув через его плечо, Колька прочел: «Мы, экипаж баросферы…» Правильно. Если что, отчет останется для науки. Но мы постараемся отчитаться лично.
Он повернулся к Брахаку. Значит, ты наш толмач и гувернер, так сказать. Очень уж ты вовремя появился.
Брахак был похож и на Джаванара, и на бритого врача. Борода короткая. Рост сто девяносто три — сто девяносто пять сантиметров, а вес… (Колька прищурил глаза, как обычно при мысленном взвешивании) — килограммов девяносто. Сложен без изъянов. По фигуре Колька дал бы ему лет тридцать пять — сорок. По лицу и седине — лет шестьдесят пять. Коричневые глаза, малоподвижные и холодные, и старая, мудрая, тонкая улыбка. И много мелких морщинок у глаз.
Он тоже рассматривал Кольку. Прищурился на пистолет. Со слабым вздохом отвернулся, достал еще один овальный лист и подал вместе с ярко-розовым мелком — обаятельная улыбка, крупные, ровные, желтоватые зубы. Хорош… Что же, за улыбкой не постоим. Колька поклонился, улыбаясь, и нарисовал довольно неуклюжий круг с площадкой наверху. Показал на себя и на рисунок. Поймет?
Брахак понял. Предупредительно взял лист, положил его и показал рукой — пошли.
Джаванар на «медицинской полянке» натаскивал гепарда. Глянцево отсверкивая в солнечных пятнах, зверь прыгал через поводок — Колька не заметил прежде, что Джаванар водил гепарда на поводке. А еще говорят, что у страха глаза велики.
Увидев Кольку с Брахаком, охотник собрал поводок и потрепал гепарда по круглому затылку. Зверь терся о его ноги, спина дугой. Ай да кот.
А солнце поднялось уже порядочно. Джаванар, пока они гостили у Рафаила, обмундирился, надел охотничью форму, пояс с ножом. Еще один охотник лежал на траве, смотрел снизу на Кольку.
Брахак мягким басом распорядился. Джаванар захлопотал, заулыбался, принес одежду, сложенную стопочкой. Безошибочно — только его одежду, и даже его башмаки — желтые «Бати» на ребристой подметке. От всех вещей несло анисовыми каплями.
Он обулся, взял нож, спички, пистолетную обойму и вернул остальное. Охотник покамест принес еще зеленый пояс с сумочкой. Колька сложил туда барахлишко, подпоясался.
Брахак, Джаванар и охотник тихо разговаривали в стороне. Тихо пел тонкий, вибрирующий женский голос. Тихо стояли в безветрии просторные шатры деревьев. Ах, они были хороши! Казалось, что из влажной земли медленно вздымаются чуть наклонные, сжатые зеленые струи, и все больше расширяясь, все быстрей уходят косо ввысь, перьями, выше и выше. Далеко вверху, как белки, перепрыгивали обезьяны, вспархивали птицы. Чудовищными гроздьями красовались оранжевые плоды. И чисто-чисто, далеко просматривался зеленый воздух… «Как отлично живут, — подумал Колька. — Ведь живешь, неба не видишь месяцами, кирпич да бетон…»
Тем временем наискось поляны прошел еще один охотник. За ним плелась большая красношерстая обезьяна с дубиной, притороченной к спине. Пыталась ухватить охотника за колчан, охотник смеялся, отмахивался.
— Э-э, Адвеста-а! — позвал Джаванар.
Пошли быстрым шагом. Очень быстрым шагом. Дорога обозначалась особой травой, низкой и жесткой — голой земли нигде не было. Длинная аллея, поворот направо. Оба охотника сняли луки с плеч, взяли наизготовку по стреле. С гепарда сняли ошейник. Он собачьей рысью пошел по краю леса, слева. Так… Колька снял пистолет с предохранителя.
— Колья, — сказал Брахак.
Он вздрогнул от неожиданности.
Старик улыбнулся пошире — не пугайся, мол, не съем.
Чувствовалось, что он привык к почтительному отношению, его внимание льстило Кольке, оказывается.
«Смотри», — показал Брахак влево. Он посмотрел. Брахак показывал, чтобы он пригляделся внимательней. Он посмотрел усердно, как на тест-картину при психологических испытаниях. Тогда Брахак показал направо, и Колька увидел разницу. Справа, откуда они пришли, все тот же плодовый лес — тридцатиметровые деревья. Чистый, спокойный, как дворцовый сад. В ручье, мимо которого они как раз проходили, прогуливалась шоколадная антилопа. А слева был дикий лес, вот в чем дело! Он отвесно, как водопад, обрывался на просеке — яростно переплетенный лианами, как и полагалось джунглям в Колькином представлении. Ярусы этого леса различались неотчетливо в хаосе баллистических лианных кривых, в фейерверочных вспышках гигантских соцветий — дичь, без топора ни шагу. Земля прячется в колючих кустарниках, она придавлена палыми стволами, и корни теснятся в ней и вылазят наружу, как змеи из гнезд…