Обучение Элис Уэллс
Шрифт:
Словно любопытная птица, она склоняет голову в другую сторону. Невинность, которой пронизано это движение, лишь дополнительно распаляет меня.
— Знаю. Но ты — мой учитель. Ты должен обучить меня. — Она бросает взгляд на мой пах. — Кроме того, нет смысла использовать пластиковую имитацию, когда есть живой образец. Эксперименты в реальных условиях, в отличие от лабораторных, считаются более эффективными с точки зрения достоверности данных.
Я прислоняюсь к стене и бьюсь о нее головой, пытаясь избавиться от проклятого наваждения похоти. Мне нужно уйти. Прямо сейчас. Ничем хорошим это не кончится, только трахнет мне мозг. Но почему? Почему я в этом уверен?
— Я не хочу, чтобы ты делала то, о чем потом пожалеешь, принцесса, — наконец говорю я. Но уже поздно. Я уже чувствую, как она тянет язычок молнии вниз, а ее ладонь проникает в ширинку.
— Я ценю твою заботу, Раник. Но о приобретенных знания я никогда не жалею. — Она хмурится, чуть надув губки. — Я понимаю, что тебе вряд ли будет приятно, поэтому заранее благодарю за твою жертву.
Не догоняю, дразнит она меня или нет, но мне все равно, потому что как только ее тонкие пальцы пробираются в боксеры и находят мой член, все мои возражения превращаются в белый шум. Кончики ее пальцев — прохладные, ногти — короткие, руки — гладкие. На моей коже эта комбинация ощущается восхитительно.
Она вытаскивает мой стояк, он такой твердый, что им можно резать стекло, и ее глаза округляются.
— Ого. Не знала, что он может становиться настолько большим.
Лихорадочно ухмыляюсь и говорю:
— Т-только у меня. У других он поменьше. А у Тео, наверное, совсем крошечный… О! — Я осекаюсь, когда она обхватывает основание члена и сжимает его.
— Достаточно хвастовства, — надменно произносит она, а затем, по мере того, как она дрочит мне, жестко и сильно, на ее губах расцветает довольная улыбка. У меня чуть не вырывается стон, но я его сглатываю.
— Ч-чего ты такая чертовски… — Я шумно вдыхаю, когда она проводит пальцами по головке, и раскаленные добела жгуты удовольствия связывают меня по рукам и ногам. — Такая чертовски самодовольная?
— Самодовольная? Нет, скорее радостная. Ведь учиться вот так куда эффективнее, — отвечает она, и в мои боксеры проникает ее вторая ладошка. Взявшись за меня уже двумя руками, она нежно сжимает мой член, а когда я не реагирую, наклоняется и дует прохладным воздухом на головку. Мои бедра предательски дергаются, но ее сладкие розовые губки остаются на месте.
— Эй… а-а… остановись, манипуляций со ртом в меню нет…
— Слишком сильное трение без смазки опасно. Каждый уважающий себя физик знает об этом, — возражает Элис.
— Принцесса, послушай, я, блин, серьезно. Если ты… — Не дав мне закончить, она проводит своим мягеньким язычком от основания члена к головке, оставляя на ней влажный и жаркий след. — Ч-черт!
Все мое существо требует остаться на этой кровати и позволить ей делать все, что она хочет, пока я не кончу на нее или в нее, но какая-то ясная и разумная частичка меня пробивается сквозь чертов морок и заставляет отпрянуть от Элис. Я немедленно вскакиваю с кровати, прячу член в боксеры и застегиваю джинсы.
— К-какого хрена ты делаешь? — Пока я пытаюсь отдышаться, ее щеки покрываются ярким румянцем.
— Я… я училась. Почему ты остановился? Что-то
— Ты имеешь хоть какое-нибудь… хоть какое-нибудь гребаное понятие, что это значит? Ты зашла чересчур далеко.
— Мне было любопытно! И я не хотела, чтобы из-за сухого трения тебе станет больно…
— Почему тебя парит, будет мне больно или нет? — огрызаюсь я. — Я же для тебя просто подопытный инструмент.
На ее лице появляется шок, который медленно переходит в замешательство.
— Но мы же… мы же договорились. Ты учишь меня, а я выполняю твою домашку. Мы оба используем друг друга. Это честная сделка.
Я сжимаю пальцы в кулак, сопротивляясь желанию врезать в стену.
— Нет, не честная. Когда ты берешь и начинаешь вдруг делать такую безумную хрень — это не честно.
— В смысле — безумную хрень? Разве десятки других девушек не делали для тебя то же самое? В их исполнении это тоже безумная хрень?
Болезненный спазм скручивает мой желудок.
— Нет, с ними это нормально!
— Тогда почему, когда я делаю это ради обучения, оно превращается в безумную хрень? Почему ты воспринимаешь меня иначе? Относись ко мне, как к одной из тех девушек. Я хочу учиться, и у меня все получится, если ты будешь воспринимать меня, как их!
— Но ты не такая, как они, чертова идиотка! — ору я. — Хватит им подражать! Хватит менять себя ради своего дебильного Тео! Ты не сможешь привлечь его, если будешь из кожи вон лезть, чтобы стать кем-то, кем ты не являешься!
Элис притихает, румянец сходит с ее лица, а королевское выражение трансформируется в непробиваемо-ледяное. Издав разочарованный вздох, я разворачиваюсь и хлопаю дверью. Никогда в жизни не ходил с такой скоростью и не злился так сильно, да еще хрен пойми почему. Вернувшись домой, я игнорирую приветствия Миранды и Трента, уматываю к себе и, прислонившись к двери, добиваю себя мыслями о гребаном идеальном ротике Элис.
Она оттрахала меня, даже не трахнув.
***
Элис
Сбитая с толку и измученная мамой, Раником и всем остальным, плетусь в аудиторию Мэтерса, которую снова начала посещать на этой неделе. У меня больше нет силы воли бороться со своими инстинктами. Из-за них у меня возникли проблемы с моим учителем Раником, и я больше не могу им доверять. Даже сейчас, когда они призывают меня уйти с этой лекции, ведь холодные поросячьи глазки Мэтерса то и дело устанавливают со мной зрительный контакт. Он смотрит на меня долго, иногда слишком долго, а на его губах появляется проблеск самодовольной усмешки. Каждый раз, когда это случается, в моем сердце стремительно разгорается искорка ярости, но она быстро гаснет, ведь какой от нее толк? Если буду бороться, если откажусь посещать этот предмет, мама заберет меня из универа. А я не могу вернуться домой неудачницей, недоучкой. Я не могу позволить ей уничтожить мою тихую здешнюю жизнь, как она уничтожила мои дневники со стихами и мои школьные годы…
Я вздрагиваю и подавляю всплывшие воспоминания под раздражающее бурчание Мэтерса.
Когда Мэтерс поворачивается к классу спиной, Шарлотта, заметившая мой дискомфорт, подталкивает меня локтем.
— Ты в порядке, малыш? Последние пару дней ты выглядишь жутко подавленной.
— Все дело… в этом предмете, — шепчу я.
— Э-э, в предмете, который тебе очень нравился, пока пару недель назад ты не начала его пропускать? Кстати, а почему?
Я киваю на Мэтерса.
— Помнишь, ты как-то сказала, что я в его вкусе?