Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Он закрыл дверь и повернул ключ. Машина заворчала, душа завыла.
7.
Елена сняла куртку, откинула ее на заднее сиденье, стараясь не смотреть на Деймона. Ей казалось кощунством предаваться собственническим чувствам, учитывая драматизм ситуации. Гилберт давно смирилась с тем, что некоторые люди, которые ей не безразличны, предназначены не для нее. Она не могла смириться с тем, что эти люди принадлежали кому-то другому.
Девушка заколола длинные волосы заколкой, оголяя тем самым шею. Она оголила душу, осталось только тело, которое Деймону вряд ли было нужно. Вряд ли Деймону были
— Каков маршрут? — спросила она, поворачиваясь в сторону мужчины, процеживая его пустым-обезоруживающим взглядом, в котором снова господствовали дым и пустота, приправленные азартом.
Сальваторе посмотрел в эти глаза. В эти глаза, в которые он уже устал смотреть, но не мог перестать тонуть в их глубине.
— Мы едим до границы штата, это примерно три или три с половиной часа. Там оставляем автомобиль на парковке, пересаживаемся на поезд и едем до одного вполне неплохого городка, где останавливаемся в мотеле, совершаем свое дело и возвращаемся обратно уже на колесах.
— Сколько ехать на поезде? — она придвинулась к магнитоле, снова копируя в своих повадках Бриттани Мерфи. Сальваторе показалось, что Елена просто пересмотрела фильмов с этой уже мертвой актрисой. Сальваторе показалось, что Гилберт просто имитирует чьи-то повадки, не в состоянии выработать свои собственные.
Жалкое зрелище.
Но вполне притягательное.
— Семь или восемь часов. На машине вернемся за шесть часов.
Девушка включила магнитолу, которая загорелась синими и красными огоньками, освещая мрак. Елена знала, что когда они выедут из города, радио-станции перестанут работать. Ехать по пустой дороге, в абсолютной тишине казалось чем-то запредельным, чем-то из ряда вон выходящем. Это было бы романтично, будь истории их судеб чуть проще.
— Я помню это, — произнесла она, настраивая радио-станцию в поисках подходящей музыки. Елене не нравились веселые песни, ей не нравились сфабрикованные голоса и однообразные темы текстов. Ей бы понравилось что-то хриплое, надрывное, колыбельное, убаюкивающее и разрывающее…
Что-то, что выло бы вместе с душой.
— Мы ездили семьей вот в такие поездки, — она говорила медленно, растягивая слова, словно заигрывая, но на самом деле пытаясь перебороть слезы. — Это были счастливые моменты… — девушка нашла подходящую станцию. Конечно одна песня не могла гарантировать качество других, но на пару минут этого будет достаточно. — Мы с отцом обсуждали фильмы… и какие-то животрепещущие темы типа космоса или истории. А мама была улыбчивой и такой…
Девушка прибавила громкости, медленно отстраняясь и закрывая глаза. Гилберт ощущала, что внутри нее взрываются гейзеры, извергаются вулканы, снося все на своем пути: прежние устои, моральные ценности, давние мечты и грезы.
— Это что-то типа ностальгии…
Он усмехнулся. Он вел машину спокойно, нисколько не напрягаясь. Казалось, что его сердце билось спокойно и ровно. Сальваторе всегда был сдержан в своих эмоциях. Даже когда он терял контроль, когда все переворачивалось с ног на голову он был абсолютно уверен в правильности происходящего.
Елена ненавидела его за это.
— Ностальгия — это самовнушение, — ответил он, не обращая внимания на ее растрепанное состояние. — Это иллюзия.
— По-твоему, прошлое на нас никак не воздействует? — она не была настроена продолжать этот разговор, но это этот вопрос сорвался прежде, чем Елена успела осознать его двойной подтекст.
— По-моему, надо концентрироваться на настоящем, а не на прошлом, — он посмотрел на нее, потому что зрительный контакт после такой реплики был крайне необходим. Что-то типа демонстрации уверенности. Что-то типа воздействия.
Елена прищурилась, потом усмехнулась и снова устремила взор в боковое стекло. Она смирилась с тем, что не умела любить. Но она не могла смириться с тем, что не любили ее. Что если даже и любили, то как-то извращенно.
Не так, как написано в книжках или показано в фильмах.
— А иногда в настоящем ничего нет. И тогда ты зацикливаешься на том, что было, потому что зацикливаться на том, что есть может быть равносильно самоубийству.
Он не ответил. Просто усмехнулся, вжимая в пол педаль газа и преисполняясь решимостью сделать все быстро и гладко, избегнув коллапсов.
====== Глава 46. Слова ======
1.
Она проснулась от того, что ее будто резко толкнули. Девушка открыла глаза и успела упереться руками в приборную панель, избегнув неприятного удара и смущения. Потом Гилберт услышала резкое и злобное:
— Блядь!
И машину снова покачнуло, после чего автомобиль выровнялся. Елена повернула голову в сторону водителя, руки которого были напряжены. Эти выпирающие вены раньше как-то не так бросались в глаза как сейчас. Ровно как и напряженные мускулы. От Сальваторе исходила злоба, такая свежая, что Елена почудилось, будто она сможет дотронуться до нее, до вязкой, масленой, липнущей к пальцам, оставляющей мазки на одежде.
— Гребанные собаки, — процедил он сквозь зубы. Елена выпрямилась, облокотившись о спинку кресла и почувствовав жуткий дискомфорт во всем теле. У нее болела голова, тело ломило от усталости, сонливость подчиняла своей воле, а простуженный разум не желал отключаться. Елена не могла заснуть. Она снова перевела взгляд на Деймона.
— Сколько мы едем?
На часах было около восьми вечера. Магнитола уже не горела. Все зримое пространство таяло в полумраке, топилось как воск.
— Два часа.
Он был зол. Может, его все же не устраивало, что эта выскочка отправилась с ним, снова нагло влезнув в его личную жизнь и установив там свои законы. Законы, которые его совсем не устраивали. Может, он злился из-за Викки. Да, из-за Викки. Конечно из-за Викки. Ему больше нет резона переживать из-за кого-то еще.
— Осталось полтора часа?
— Надеюсь, что чуть меньше.
Головная боль билась в висках, а Гилберт никогда не носила с собой таблетки. Ее бы освежили холодная вода или свежий воздух. Ее бы освежило несколько перебранок с Доберманом. Гилберт усмехнулась. Ее волосы растрепались, заколка все еще держалась, но образ Елены потерял былой шарм.