Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Сальваторе оттолкнул девушку, схватив ее за плечи. Куртка упала к ногам, возле которых уже битыми осколками валялись прежние чувства. Деймон ощущал себя преданным. Снова.
— Ты боишься возвращения Джоа, потому что думаешь, что когда она вернется, у меня сорвет крышу, но ты не боишься отправить меня с той, кто влюблена в меня!
— В этом и заключается суть, — прошептала Викки, понижая тон своего голоса. Ее рваный шепот было в новинку слышать, и Деймон снова почувствовала как ярость растворяется под лучами палящей нежности. Викки заслуживала его. Она имела на него право, не взирая на то, что сама была
— Она не любит меня.
— А может, — Викки вытерла слезы, наверное, только сейчас заметив их. Викки вооружилась. Викки знала, куда бить, и сейчас она очень удачно добивала Деймона приводимыми аргументами. Она оба ждали финального удара, — ты просто не позволяешь это ей сделать?
— А если позволю? — прищурился Сальваторе, усиливая свою хватку и встряхивая Донован. Он противился не столько воли Викки, сколько своей воли. Он отказался от Гилберт в пользу Локвуда. Он отказался от Гилберт в пользу Донован, которая теперь предлагала наплевать на все. — Если в этой чертовой поездке я ей позволю меня любить? Тогда ты не боишься, что тебе придется с кем-то меня делить?
Боялась. Но ей почему-то казалось, что-то, что было между ним и Джоанной в разы сильнее того, что было между ним и Еленой. Викки не знала многого. У нее было мало материала для анализа. Может, оно было и к лучшему.
Девушка опустила глаза, а Деймон — руки. Викки закрыла ладонями лицо, а Деймон — дверь за собой. Донован не сомневалась, что ее законный муж ее не бросит, но она сомневалась, что сможет сохранить свои отношения с тем, кто по-настоящему заботился о ней и ее дочери.
Викки схватила куртку с вешалки, накинула ее на плечи. Она помнила, что Кристина будет в садике до пяти, и у Донован было около трех часов для того, чтобы взять ситуацию в свои руки. У Викки был выбор — потерять дочь или потерять Деймона. Но она потеряет Сальваторе даже в том случае, если все закончится благополучно, а рисковать им девушка не собиралась. Пусть он окончательно возненавидит ее, пусть выгонит и больше не захочет ее видеть до того момента, как надо будет оформлять развод.
Но она сделает все возможное, чтобы облегчить ситуацию. Хоть как-то.
3.
Викки знала как найти людей. Она нашла Елену за сорок минут, обратившись к нужным людям и сумев с ними договориться.
Викки ждала Елену возле здания колледжа, выискивая ее глазами и мысленно молясь о том, чтобы та появилась. Донован понятия не имела, как убедить эту Елену отправиться в другой штат, чтобы помочь совершить уголовное преступления из-за ребенка женщины, на которой женат мужчина, в которого она влюблена. Но Викки была смелой и отчаянной.
Смелость города берет. Отчаянность их разрушает.
Донован прождала Гилберт около двадцати минут. Счастливая случайность или запланированная закономерность — не важно. Викки отправилась навстречу девушке, сжимая кулаки и концентрируясь на мыслях о Кристине, Деймоне и на том, что, возможно, когда все уладится, жить станет проще.
4.
— Ты? — она была удивлена увидеть этого человека… снова. Вернее, она была почти уверена, что больше не увидит его. Им не о чем было разговаривать, им нечего было делить. Они были двумя полярностями, которые невозможно было как-то соединить. Они были антонимами, узнавшими друг о друге на некоторое время.
— Я займу у тебя лишь пару минут, — в ответе звучали холодность и принципиальность. Спорить с подобными людьми себе дороже. Да и бесполезно — они всегда получают то, чего хотят, вне зависимости от уровня сложности, последствий, законов и правил.
— Ладно, — она отошла от двери и пропустила его в квартиру, потом закрыла двери, не решившись захлопнуть ее на замок. Может, все еще боялась, что ей снова придется бежать, что Клаус вернулся лишь для того, чтобы в очередной раз насладиться тем, как на его глазах избивают девушку.
Мужчина разулся и медленно направился в зал, на ходу снимая куртку. Бонни последовала за ним, устало наблюдая за его действиями. Она бы хотела, чтобы он знал, чего она добилась, но прекрасно понимала, насколько Клаусу это безразлично. Он просто возвращает свои долги, просто отдает то, что должен. Остальное его не интересует.
Майклсон снял куртку, швырнул ее на диван, тут же удобно на нем расположившись. Бонни решила сесть на кресло, ей все еще было страшно находиться слишком близко по отношению к этому человеку, хоть он был единственным, кто вылечил если не все, то большинство ее болезней.
— Ты снова занимаешься своей феминистской дрянью, да? — он положил руки на спинку дивана, устремив взор на Бонни, тем самым показывая ей, что она все еще в его ловушке. Зря он это делал, Беннет это и так прекрасно осознавала.
— Я не связана с твой сестрой, и я не стану ничего рассказывать о тебе…
Клаус улыбнулся. Раньше он так не улыбался — Бонни готова была поспорить. Было что-то в этой улыбке… неродное, но притягательное. Клаус опустил взгляд, потом снова взглянул на Беннет.
— Ты хорошо запоминаешь правила, да?
Девушка почувствовала себя уязвленной. Она плотнее закуталась в черную кофту, желая согреться в ее тепле. Бонни могла греться только в тепле вещей. Люди не согревали Бонни уже давно. И от осознания этого факта Беннет почувствовала холод и тоску. Острую, едва уловимую, но пронзительную.
— Заканчивай с этим, — он оперся локтями о колени, приблизившись к девушке. Между ними было достаточное расстояние, но личное пространство Бонни перестало быть ее личным пространством. Девушка ощущала тревогу. И холод. — Ты ведь красивая девка, почему бы тебе не найти себе мужика, который будет из тебя всю дрянь вытрахивать?
Девушка взглянула на него. И теперь в ее взгляде было что-то не очень родное, но вполне притягательное. Что-то, что подкупает не только мужчин, но даже и женщин. Что-то, что бросало вызов всему и всем в этом мире.
— Ты забыл, кто я? Я ведь ненавижу мужчин, — ее голос был чуть хриплым, но тихим и мелодичным. Он разбавлял необычность этих суток горечью. — Они причиняли мне много боли. Я больше им не верю…
— Но ему веришь. Да?
Она скрестила руки на груди. Ее дробило от холода и проницательности Майклсона. Ей не хотелось, чтобы он изуродовал еще и ее душу, чтобы искромсал ее ножами, как однажды это сделал. Наверное, зря она ему названивала все это время, зря искала с ним встречи, ведь другом стать враг никогда не сможет.