Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
— Спасибо. За кофе.
Локвуд улыбнулся. Своей прежней улыбкой. Он сел обратно за стол, а Деймон направился к выходу. На рынке они или не на рынке, а Тайлер все же был прав — стоит перестать думать о том, что было и сосредоточиться на то, что есть.
А у Сальваторе есть одно — номер Елены в телефонном справочнике.
4.
Елена обулась, остановилась у дверей. Бонни оставалась еще тут на некоторое время. Она говорила, что ей надо убраться и собраться с силами, чтобы выйти на улицу. Ей все еще было страшно. Гилберт неуверенно смотрела на подругу, колеблясь
Елена снова становилась собой. Той сомневающейся и немного напуганной девочкой, которой она была в октябре. Для полного завершения ей не хватает только дешевого книжного романчика в руках и желтого платьица.
— Я могу остаться, — произнесла она, надевая сумку через плечо, в которой все еще были ее деньги. Бонни широко улыбнулась. Ее переполняла нежность к этой девушке, переполняло чувство благодарности и взаимности. Может, они продружат совсем немного, но они все же сумели понять, принять и простить друг друга. Это осознание окрыляло.
— Спасибо, но тут я должна справиться сама.
— Уверена?
Бонни была уверена, но Елена — не очень. Она выходила на улицу с осознанием, что теперь она не одна, что она обрела то, что успел потерять. Это пугало, и ужиться с этим чувством было не так-то просто. Но стоит сказать, что уживаться с ним было приятнее, чем уживаться с чувством, что ты потерял то, что успел обрести.
— Да. А тебе стоит подумать о том, о чем мы вчера говорили.
Елена кивнула, а потом открыла дверь и вышла на лестничную клетку.
Февраль был таким же, как и раньше: переливающимся в лучах солнца, морозным и свежим. Только для Елены он стал будто чуть более приветливым. Оказавшись на улице, Гилберт огляделась по сторонам, ожидая увидеть отца Бонни, которого они вчера даже довезли до дома, или журналистов, или вчерашнего ночного гостя, самого близкого друга Бонни Беннет. Но никого не было. Жизнь продолжала медленно идти дальше, и даже не верилось, что пережитое осталось только в ночных кошмарах, которые с наступлением утра развеиваются как дым.
Девушка достала сотовый из кармана, включила его. Она ожидала увидеть пропущенный от отца или Дженны, но вместо этого обнаружила пропущенный от Деймона. Елена вспомнила о словах Бонни и своих чувствах на остановке, когда она в очередной раз оттолкнула Добермана. Ее общение с ним не имело объяснения, но имело смысл. Смысл для них двоих.
Елена набрала его номер и поднесла трубку к уху, медленно зашагав вперед. Она шла домой, к Дженне. Она возвращалась домой. Этой ночью Гилберт поняла, что некоторые поступки близких останутся навсегда непрощенным и в душе они все равно будут бушевать подобно рассвирепевшему морю. Но некоторые поступки мы просто обязаны простить, и поэтому Елена возвращалась именно к Дженне, а не к отцу.
— Ты мне звонил, — произнесла она, когда гудки оборвались немного сухим: «Алло?» на том конце провода.
— Да, я звонил пару минут назад, но ты вырубила сотовый, — совершенно ненужные слова. Нужные он не мог подобрать, ему это было в новинку. Ему теперь много было в новинку, и их «постоянные» снова трансформировались в их «впервые». Они вновь входили в моду.
— Я была с Бонни. Мы… мы помирились.
Елена решила, что не стоит упоминать о том, о чем они говорили. История появления его шрама — это его секрет, его обещание, предавать которое было бы жестоко. Это его с Бонни история, это прошлое, которым они оба дорожат, и на которое Елена не имеет право, поэтому она обещала себе молчать о том, что знает.
— Я рад за вас. Если честно, я в это не верил.
— Я тоже, — произнесла девушка, направляясь на остановку. Она не знала, как продолжить разговор, и Деймон тоже замолчал. Это напомнило ей об отце. Он звонил ей, когда она была маленькая, они говорили кратко, очень долго молчали. Елена подумала о том, что может быть то, что с нами случается в раннем возрасте — подготавливает нас к будущему? Своеобразная репетиция перед премьерой.
— Послушай, ты можешь быть верной своему слову, можешь не даваться мне во всех смыслах этого слова. Но… в этот раз я не дам тебе сбежать. В этот раз я выйду на той же станции, что и ты.
Он имел в виду их первую встречу в метро. Елена улыбнулась. Она остановилась на остановке, в этот момент подъехал нужный автобус. Девушка вошла внутрь, расплатившись за проезд. Затянувшееся молчание снова взбунтовало воспоминания. Но теперь воспоминания были чем-то вроде блеклых выцветших фотографий, на которых стерлись лица и теперь уже не разобрать, кто есть кто.
— А как же Викки?
Он улыбнулся, хоть Елена об этом даже не подозревала. Раньше она бы просто сбросила вызов, перевела тему разговора в другое русло, а теперь спрашивала то, что ее волновало. И ее волновала Викки, а не то, что он собирается выйти на той же станции, что и она.
— Викки — отличный друг. И я люблю ее, это правда. Но в отличие от Викки, мне тебя не хватает.
Елена села на свободное место. Рядом с ней сидел симпатичный парень, который внимательно, хоть и мельком, взглянул на нее. Гилберт подумала о том, что еще в октябре она была бы рада подобному взгляду, а теперь она была бы рада лишь одному взгляду. Взгляду того, с кем сейчас говорила, и которому не имела понятия что сказать после такого признания.
Первого их признания.
— Я возвращаюсь домой, Деймон. Хочу провести какое-то время с Дженной, а тебе надо провести какое-то время с Викки. Нам стоит успокоиться и остыть…
Чтобы потом разгореться снова, — но этого Елена говорить не стала. На ее языке вертелась еще пара слов, которые она не решалась произнести. Автобус медленно плыл вперед, за окном шел снег, покрывая серебристой перелиной дороги. Елена снова ощутила, что она будто возвращается в прежнюю жизнь, будто вновь обретает прежнюю себя. Она любила зимы, и теперь чувствовала, что любит их еще сильнее. Приближалась весна, но момент ее наступления хотелось отсрочить хотя бы на пару недель. Во всяком случае, есть еще пару снежных дней в марте.