Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
Сродни моим страстям, как морю — непогода;
Их ярость буйная мила душе моей
Безмерно, — а не то, пусть произвол царей
Предательством, кнутом, попранием Природы
Он читал медленно, тихо и патетично. Не сбиваясь, не ошибаясь. Безупречная дикция, отличное произношение и магия слов, — все это пробиралось в самые глубины души, заставляя снова вспоминать, но уже не об отце, а о лучшей подруге. Почему же Елена так страстно зачитывалась второсортными романами? Почему она не хотела с кем-то встречаться, не хотела ходить по клубам?
Ее ломало. Так же как сейчас саму Бонни. В такие
В одиночестве находишь успокоение… Нет фальшивого сочувствия, несуществующей эмпатии, нет никакой лжи и никакого притворства. Наедине с собой только и можешь успокоиться.
Или же читая книги, слушая стихи… Рыдания содрогали тело, убивая напрочь последние попытки казаться сильной. Бонни вновь не ощущала холода, несмотря на то, что в комнате было прохладно, а озноб еще не прошел.
— Заткнись, Тай. Ну пожалуйста, — прошептала она, зажмуриваясь и ненавидя себя за проявление слабости. Столько лет тренировок! Столько репетиций, и сейчас все рухнуло к чертям собачьим! — Ненавижу тебя…
Локвуд замолчал на время, а когда его подопечная высказалась, он продолжил:
Призвав в помощники обман, насилье, ложь
Права народа нарушает ежечасно, —
Я и не шелохнусь… Что мне? — но всё ж, но всё ж
Те Мученики, что, пусть подвиг их напрасный
На баррикадах погибают ни за грош…
Свидетелем мне Бог, — я в чём-то с ними схож.
Кульминация. Ну что ж, хоть тут не надо тянуть с концовкой… Но от этого легче не стало.
Бонни подорвалась, и она бы ушла в эту же минуту, но в глазах потемнело, а тошнота подступила к самому горлу. Беннет подумала, что ее сейчас вывернет наизнанку, что она выблюет всю свою желчь, всю свою душевную грязь…
Но изображение восстановилось. И послевкусием остался соленый привкус на губах и жуткая головная боль. К обнаженным и худым плечам девушки подкрался холод. Он подарил свое нежное объятие… Беннет обняла себя руками желая согреться. Она боялась пошевелиться, словно это повлекло бы за собой какую-то жгучую необратимость. Локвуд подсел рядом. Он так тихо подошел, что мулатка его даже не услышала. Она вздрогнула, когда он расположился рядом, но не осмелилась взглянуть на чтеца стихов Уайльда. Тайлер аккуратно обнял девушку за плечо, прижал ее к себе и больше не стал ничего говорить, ловя себя на мысли, что это первое объятие и первое откровение, когда Беннет не пытается отвернуться или сбежать.
5.
Он привел ее в такое же помещение. Тот же дизайн, те же барные стойки… Только в центре вместо танцпола был бассейн, в котором было всего человека четыре. Здесь народу гораздо меньше.
Гилберт зачарованно оглядывалась, пока Сальваторе вел ее за руку к дальнему краю бассейна. Девушка чувствовала давление абсента все сильнее. И вот в животе стало растекаться приятное тепло, а мысли перестали жалить. Они испарились. Растворились. Исчезли.
Деймон остановился у края, где не было людей, снял футболку и кинул ее на пол. Гилберт равнодушно на это посмотрела.
— Зачем ты меня привел сюда?
Он подтянул лежаки вместо ответа, потом стал расстегивать ремень. Шатенка отвела взгляд, стараясь незаметно отвернуться. Она чувствовала лишь одно: она хочет заснуть. Приятная тихая музыка, эйфория от абсента, состояние полной опустошенности — сумасшедшее сочетание. Оно плохо влияет на физическое самочувствие. Одурманивающе.
Сальваторе перехватил девушку за локоть, резко разворачивая к себе. Ему вдруг стало казаться, что все, окружающее его — лишь сон. Катакомбы, красивая девушка, бассейн и абсент — все это похоже на сюрреализм, на иллюзию, на чей-то обман.
И этот ее взгляд, от которого в дрожь бросает. Вот бы завтра за ней вернулся Локвуд! И все бы стало намного проще.
— Раздевайся, — спокойно произнес он, с сожалением понимая, что все происходящее — реальность, иначе бы он не помнил как оказался здесь и что это за девушка. А он все слишком хорошо помнит. От первой встречи и до сегодняшней секунды.
— Я не в купальнике.
— Всем наплевать. И мне — тоже. Давай. Нам все равно некуда спешить.
Он стянул с себя джинсы, и в следующую секунду Елену обрызгало водой. Она вскрикнула от неожиданности, потом тоже подумала о нереальности происходящего. Тоска начинала тихо нашептывать. Гилберт решила заткнуть эту суку и хотя бы раз в жизни не замаричваться по поводу мнения окружающих.
Шатенка стянула сапоги, потом схватилась за края своей коротенькой кофточки, потянула вещь вверх. Сальваторе внимательно смотрел за тем, как оголяется плоский животик, как появляется нижнее белье… Бежевый лифчик с кружевами на груди именно этой девчонки смотрелся как-то по-особенному. Потом кофта отлетела в сторону, и Елена начала расстегивать ремень.
Она с ужасом думала, что неделю бы назад не поверила, если бы ей сказали, что она будет раздеваться в каких-то дьяволом позабытых катакомбах лишь потому, что ее об этом попросил Деймон Сальваторе по кличке Доберман. Враг. Соперник. Тот, кто становился причиной странного поведения и нехороших мыслей. Все как-то слишком… неправдоподобно.
Она сняла штаны, села на край. В это время Сальваторе подплыл, взял девушку за талию, помогая ей опуститься в воду. Гилберт оттолкнулась руками от пола и погрузилась в прохладную воду, рефлекторно вцепляясь в плечи мужчины.
Глубокий вдох. Девушка переводит взгляд на Сальваторе, потом быстро отталкивается от него и только сейчас ощущает, как хватка на талии ослабевает.
Тело покрывается мурашками, секундой позже — приятная волна накатывает, вызывая расслабление. Будто новая энергия, новый прилив сил… Елена оглядывается, но никто и не думает смотреть на нее и ее сопровождающего.
Сальваторе не отплывает. Смотрит на нее как-то по-новому, словно заново изучает… Он резко хватает Елену за плечи, приближая к себе. Мокрые плечи вводят в исступление, порождая странные ассоциации и вызывая слишком уж сумасшедшие желания…
Влечение — как желание обладать. Физически. Ему бы понравилось, в этом сомнений не было.
— Когда вынырнешь — помни об ощущениях, — проговаривает он, внимательно смотря на Елену, еще вчера не умевшую связать и двух слов.
— То есть?
Он резко опускается под воду, увлекая за собой Гилберт, и предыдущая реплика обретает смысл. Шатенка успевает сделать вдох. Она открывает глаза, видя перед собой серьезный и проникновенный взгляд Добермана, человека, который когда-то дарил свою жгучую ненависть.