Обуреваемый страстями
Шрифт:
— Интересно, когда те несчастные выпрыгивали в окно отеля в Майами, ты просто наблюдала со стороны? Или от души веселилась, слушая шмяканье их тел об асфальт?
— Похоже, что ты на что-то сердишься… — Она внимательно посмотрела на меня. — О, да ты весь разбит, Эл! Заходи же, я позабочусь о тебе!
Она взяла меня за руку и подвела к ближайшему креслу. Я опустился в него, она вышла и через минуту вернулась с кучей медикаментов, словно Флоренс Найтингейл [4] . Сунув мне в руку бокал с доброй порцией горячительного,
4
Найтингейл Флоренс (1820–1910) — английская медсестра, руководила санитарками во время Крымской войны (1853–1856).
Потом она убрала все медикаменты и, приготовив себе и мне новую порцию выпивки, уселась напротив меня на кушетку.
На лице ее было выражение живейшего интереса.
— Ну, расскажи мне, Эл, — сказала она, — что произошло?
— Неплохо! — одобрил я. — До чего же ты ловко изображаешь из себя сестру милосердия, промываешь мне раны и все такое! И все это при твоем дьявольском чувстве юмора! Просто цирк какой-то!
Ресницы медленно опустились на ее зеленые глаза, но в глубине их уже вспыхнула знакомая мне искра.
— Ты уверен, что с тобой все в порядке, Эл? — спросила она с беспокойством. — Тебя, наверное, здорово отлупили. Твое лицо в жутком состоянии, а костюм просто в клочья разодран!
— Со мной все в порядке.
Я старался не морщиться от боли в шее. Поднявшись и подойдя к бару, я облокотился на него.
— Где же у тебя припрятана бутылка с формалином? Или, может, ты заготовила сосуд в форме ракетки?
Она нахмурилась:
— О чем это ты?
— О сердце Говарда Дэвиса. Гвоздь твоей коллекции. Если бы ты только видела труп после этой операции, всю ночь бы глаз не сомкнула.
— Я все-таки не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала она холодно. — Ты либо совсем сошел с ума, либо тебя слишком сильно стукнули по голове. Почему бы тебе не отправиться домой и не выспаться хорошенько?
— Джонатан Блэйк уже рассказал мне об одной из твоих шуточек, — разозлился я. — А на этот раз ты просто превзошла самое себя. Нанимаешь Вестника Джона, чтобы он раздобыл тебе новый экспонат в твою коллекцию, потом звонишь мне и измененным голосом сообщаешь, что кто-то собирается обокрасть морг, предоставляя мне возможность прослыть героем!
— Ты рехнулся! — выпалила она.
Я допил свой стакан и поставил его на крышку бара.
— Знаешь что, Пруденс Калтерн, я действительно рехнулся. Рехнулся от твоих дурацких шуток. К тому же я сегодня не настроен играть в развлечения. Ну так как же, наняла ты Вестника Джона, чтобы он раздобыл тебе очередное сокровище, или нет?
— Ты просто хам, Уиллер! — Тон ее был уже издевательским. — И ты начинаешь утомлять меня. Пошел вон отсюда и можешь плакаться в другом месте! Убирайся!
— Так я и сделаю, — сказал я, медленно пересек комнату, подошел к двери спальни, толкнул ее и вошел внутрь. Подойдя к бюро, взял в руки средневековый кирпич и размахнулся.
— Эл, — обеспокоено сказала позади меня Прю. — Что ты собираешься делать?
— Так ты признаешь, что организовала сегодняшнее нападение на морг? Или все еще утверждаешь, что я рехнулся?
— Мне ничего об этом не известно! Ты просто с ума сошел!
Я обрушил кирпич на крышку бюро, и на пол посыпались крохотные кусочки первой размозженной головы.
— Вот это будет Ими, — сказал я, — теперь очередь Мини.
— Эл! — завопила она. — Ты не в своем уме! Каждая голова обошлась мне в две тысячи долларов. Ведь это же не просто туземцы…
— Наплевать! — прорычал я. — Это только первый урок Уилера!
Она повисла на моей руке, не давая вновь замахнуться, но я ткнул ее локтем под ложечку, и она, скрючившись пополам, отлетела в другой угол.
— Может быть, ты теперь вспомнишь, что организовала этот налет?
Она что-то прошипела в ответ, но на «да» это вовсе не походило.
— Что ж, ладно! Тогда прощай, Мини! — Я опустил кирпич с размаху на вторую голову, и она рассыпалась в прах на полу. — Тебе стоит только признаться, и ты спасешь свою коллекцию, — уговаривал я. — А иначе я разделаюсь с Майни и Мо, а потом сожгу платье Лиззи и суну лапу Кубла-хана в дробилку для льда.
— Ладно, будь ты проклят! — прошипела она сквозь почти сомкнутые губы.
— Ну, видишь! — удовлетворенно сказал я. — Всего лишь два урока, и ты все поняла.
— Чтоб ты провалился, проклятый! — простонала она. — Как жаль, что Вестник Джон не прикончил тебя сегодня ночью!
— Он в этом вовсе не виноват, — попытался я защитить его. — Но давай лучше начнем с начала!
— Я все это организовала! — прохрипела она. — Признаюсь. Чего же ты еще хочешь?
— Чтобы ты пошла мне навстречу, — сказал я и занес кирпич над головой ничего не подозревающей Майни.
— Не надо! — завопила она.
— Рассказывай все с самого начала!
— Я и рассказываю с самого начала, — произнесла она убитым голосом. — Сегодня утром я позвонила Вестнику Джону и сказала ему, что хочу иметь сердце Дэвиса в своей коллекции. Сказала, что уплачу ему десять тысяч наличными. Он стал торговаться, потребовал пятнадцать тысяч, я согласилась, и тогда…
— Прю, — я перебил ее, — я ведь просил тебя начать с самого начала, неужели непонятно?
— Я и рассказываю с самого начала, будь ты проклят!
— Меня интересует твой первый труп. Тот, который исчез из морга и чуть было не стал гвоздем телепрограммы.
Она выпрямилась, глаза ее медленно расширились.
— Первый труп?.. — прошептала она.
— Но ведь это совершенно очевидно, даже для такого тупицы, как я. Ты с твоим извращенным чувством юмора, склонностью к садистским шуткам, с твоей решимостью предпринять что угодно, чтобы только твоя сестра не сделала карьеру на телевидении. В конце концов тебя таки осенила блестящая идея. Ты узнала, что одним из аксессуаров передачи является гроб с чудовищем из папье-маше внутри, узнала и то, что кульминационным моментом передачи будет тот, когда Пенни отодвинет крышку гроба и покажет телезрителям чудовище.