Обвиняется кровь
Шрифт:
Оборву цитату. Фефер говорит «мы», имея в виду себя и Хейфеца, многолетнего сотрудника госбезопасности, с которым Фефер познакомился летом 1943 года в США. В своих показаниях Фефер, пытаясь отстоять личный престиж, говорит о Хейфеце неуважительно, свысока, якобы не доверяя ему именно как кадровому офицеру госбезопасности, человеку случайному и малоинтересному, навязанному ЕАК неведомо какой силой, при несогласии самого Фефера. Это обман: Хейфец был прислан заместителем к старому своему знакомцу Феферу и принял на себя всю тяжесть технической работы, действуя в согласии с шефом.
На допросе у следователя Кузьмина 4 декабря 1951 года Фефер сделал следующее странное признание: «В наш преступный сговор с Михоэлсом и другими еврейскими националистами о борьбе против национальной политики ВКП(б) я Хейфеца не посвящал. Это объясняется тем, что я не доверял Григорию Марковичу Хейфецу, поскольку он работал в органах Государственной безопасности и, придя на работу в комитет, во всеуслышание заявил, что прислан для укрепления политической линии комитета».
Если это вынужденное заявление сделано для создания некоего «алиби» для гебиста, на время прикомандированного к ЕАК, то успеха оно не имело: карательная стихия унесла и Хейфеца, дело его было выделено в отдельное слушание; как и добрая сотня других, завершилось оно приговором к 25 годам ИТЛ.
«Летом 1948 года, — продолжал Фефер, — Хейфец почти единолично принимал многочисленных посетителей, приходивших в комитет в связи с событиями в Палестине. Помимо бесед с евреями, изъявлявшими желание поехать в Палестину сражаться с арабами, Хейфец составлял списки так называемых добровольцев».
Посетив Кропоткинскую, 10, выслушав услужливого чекиста в цивильном, потенциальный доброволец оставлял испрошенное у него заявление с указанием адреса и ждал вызова из ЕАК. «Приходили десятки евреев, — показывал Фефер полковнику Лихачеву на допросе 26 марта 1949 года, — и просили содействовать им в выезде в Палестину для защиты своей древней родины. Мы создавали впечатление у желающих добровольно выехать „на фронт“ в Палестину, что это не исключается, то есть фактически поощряли эту тенденцию путем занесения в списки добровольцев, обещая им поставить этот вопрос перед правительством, что нами и было сделано».
Последние слова — привычная ложь. Эти списки, скажу — ссыльные, кандальные списки, шли не в правительство, не с запросом, как поступить дальше, они отсылались в ЦК и на Лубянку. Люди, в волнении ждавшие ответа от ЕАК, дожидались лишь ночных неразговорчивых посетителей, обыска, суда «тройки» и дальней дороги.
Сотни евреев из Жмеринки и ближайших местечек — всего их было около 600 человек — летом 1948 года в обращении в ЕАК заявили, «…что своей родиной считают новое еврейское государство Израиль и просят президиум ЕАК организовать помощь этому государству путем сбора средств и посылки туда людей для подкрепления еврейской армии, борющейся против арабов» [218] .
218
Следственное дело, т. XXX, л. 251.
17 и 18 мая Хейфец по поручению Фефера отправил в Инстанцию на имя руководителя Отдела внешней политики ЦК ВКП(б) Л.С. Баранова два письма, вновь и вновь сообщая, что «в связи с событиями в Палестине в Еврейский антифашистский комитет по телефону и лично поступают заявления об отправке в Палестину в качестве добровольцев для участия в борьбе с агрессором и фашистами». Прилагались списки студентов и преподавателей московских институтов: юридического, химического, химического машиностроения, техникума иностранных языков, списки инженеров Стальпроекта, Министерства вооружений, заявления офицеров Советской Армии. «80 студентов Московского юридического института, — писал в ЕАК некто Борис Левин, возглавивший группу, — готовы к немедленному выезду в Палестину» [219] . «Я не националист, — писал в ЕАК капитан в отставке, участник Отечественной войны, — и считаю, что борьба в Палестине — это продолжение борьбы с фашистами» [220] .
219
Следственное дело, т. XXXVII, л. 233.
220
Там же.
XXIII
Итак, не 1946 и не 1944 год, а 1943-й, когда Фефер являлся к советскому резиденту в США генералу Зарубину, отчитывался перед ним и исполнял его поручения.
Выскажу предположение: все началось гораздо раньше.
В годы «великого террора» 30-х годов волна арестов унесла немало еврейских писателей наряду с русскими, украинскими, белорусскими, грузинскими, татарскими и всеми другими без исключения. Опустошение рядов еврейских писателей больше всего коснулось, наряду с Москвой, Киева и особенно Минска. Это было грозное предупреждение, навсегда поселившее страх перед органами госбезопасности, а долгий страх исподволь отнимает силы.
17 октября 1937 года Анатолий Федорович Патяк, заместитель секретаря Союза писателей Украины, арестованный в Киеве, показал на допросе:
«ВОПРОС: — На предварительных допросах вы показали о причастности к контрреволюционной деятельности Ивана Ле (Мойся) и Фефера. Расскажите подробно об их антисоветской деятельности.
Последовал обстоятельный донос на Ивана Ле — Патяк уверен, что Ле арестован, — а следом и на Фефера:
— В марте месяце 1936 года Кулик, информируя меня о составе антисоветской националистической организации, в числе других ее участников назвал и еврейского писателя Фефера, заявив, что хотя Фефер — троцкист, но это не мешает ему принимать участие в работе националистической организации. Фефер был в очень близких отношениях с Куликом. Фефер написал ряд стихотворений, восхваляющих врагов — Троцкого, Бухарина, Зиновьева, Рыкова… В прошлом Фефер был одним из руководителей бундовской организации в Шполе» [221] .
221
Следственное дело, т. XXX, л. 4.
Дружба с Куликом, если Патяк не лжет хотя бы в этом, делает честь Феферу. Иван Кулик — человек острого, иронического ума, поэт недюжинного таланта, жертва ежовских застенков, один из светлых умов украинской интеллигенции. Троцкому немало восторженных пиитов в начале революции возносили хвалу в стихах, считая его вторым, после Ленина, мятежным «архитектором» революции.
В 1937 году Фефер — жертва смертельно опасного доноса. Можно не сомневаться, что он вызывался тогда в нагорную часть Киева — Липки, здание ОГПУ-НКВД, и где-то хранится протокол его допроса. Быть может, он находится в личном деле Фефера, но в следственное дело ЕАК не перенесен ввиду особого характера сложившихся тогда же или несколько позднее отношений между Фефером и госбезопасностью. Но в томе XI «Материалов по делу ЕАК» оказалась копия заметки из украинской газеты «Вiстi» от 24 ноября, то есть спустя месяц после допроса Патяка. Заметка называется «Оздоровить еврейскую секцию СП Украины». «В руководстве секции до сих пор находится Фефер и его подхалимы, — негодует анонимный автор. — Ведь Фефер активно проводил троцкистско-авербаховские лозунги в советской литературе, особенно на Украине, медоточил проклятому фашисту иуде Троцкому, дружил с врагами… Партийное собрание секции учло искреннее признание своих ошибок тов. Фефером и утвердило решение партийного комитета: вынести Феферу строгий выговор с предупреждением» [222] .
222
Материалы…, т. 11, л. 322.
При непременной увязке действий органов госбезопасности и всех других советских структур, не исключая и творческих союзов (через спецчасти, спецотделы и руководителей, состоящих в партийной номенклатуре), партийная организация СП Украины могла расщедриться на такое «либеральное», пустяковое по тем временам наказание, только получив на это соизволение свыше, в том числе и от «органов». Троцкизм, Бунд, участие в контрреволюционной организации Ивана Кулика, национализм — в одном букете, хуже не придумаешь. Но — пронесло, обошлось, и можно бы только радоваться, если бы не азефовское будущее Фефера.