Объятия времени. Амнезия
Шрифт:
— Несколько лет назад на нас напала группировка «Стальные». Они объединились еще с кем-то и напали такой толпой, что превосходила нашу по численности аж в три раза. Бой прошел на открытой местности. Мы окопались и пытались продержаться как можно больше. Ирвин и Нагги не только не сбежали в нескольких ситуациях, когда им это предлагали, а еще и самые первые ворвались в бой. Наши ребята падали штабелями под вражескими пулями, а Ирвин бегал взад и вперед, таская раненых и убитых в наши окопы, чтобы мы могли их вылечить или похоронить в будущем. Его тело было нашпиговано пулями, но он продолжал бегать и вытаскивать наших. Нагги же заходил в тыл врага раз за разом, вырезая их, несмотря на столь огромную опасность. В один момент враги напали на укрытие раненых и забросали гранатами. Знаешь, что сделал Нагги? Он достал железную
— Теперь ясно, почему их называют величайшими вождями.
— Аминь, — поднял бутылку солдат и сделал несколько глотков.
Просидели мы недолго, обсуждая множество различных вопросов. Позже к нам присоединилась Аля и безмолвно сидела рядом. Когда подлетел вертолет, Арваса уже уносили. Нагги связался со мной через терминал и сказал оставить наушник для связи. Как оказалось, некоторые радиовышки все еще в рабочем состоянии и могут служить для связи, хоть и с перебоями.
* * *
Дальнейшее я помню слабо. Меня погрузили в вертолет под смех Фениксовых солдат. Аля что-то шептала на ухо, а Космина и Меллия, что пришли к самому отбытию, только качали головами и улыбались. Отправка оказалась веселее, чем ожидалось. Пьяный Арвас залез на крышу броневика и махал флагом рейлингов, символику которого я вовсе не помню. Вертолет набирал высоту, чуть покачиваясь. Я лежал на полу и смотрел в потолок, пока мое сознание просто не улетучилось.
* * *
Не знаю точно, сколько я проспал, но очнулся только по приземлению в Саратове. Очевидно, Феникс располагается по всей нынешней России, так как там нас встретили солдаты в знакомой броне и заправили полный бак. Люди смотрят на меня с нескрываемым интересом и даже страхом. Не удивляюсь, что они знают, кто я. Самоубийственная миссия вызывает в людях сомнение и даже уважение. Никто не разговаривал со мной, только испуганные солдаты отдавали честь.
При подъеме, в этот раз, внимательно рассматриваю окружение. Ничего не изменилось. Пока еще все те же снежные пейзажи вымерших городов. Изумрудные густые облака на небесах, серость, уныние. Мы летели на большой скорости, необычной для этого вертолета. Осматриваю салон. Неведомо откуда, но понимаю, что это Ми-8, полностью переделанный из-за частой ржавчины и прогнившей обшивки.
Почти все время пути я спал. Иногда вставал, разминал ноги. Когда, наконец, после тяжелого пробуждения, посмотрел в окно — то прямо-таки ахнул. Как там говорят, бесшовный мир? Это точно не про тот, что теперь я наблюдаю из круглого окна. В одном месте изумрудная пелена просто обрывается, а за ней чистое небо с множеством белых облаков. Граница земель явно видна из-за черных выжженных полей в несколько километров. Внимательно присматриваюсь и вижу за ними земли, что явно светлее этой жуткой черной полосы.
— Долго еще? — спрашиваю пилота.
— Вон там Черное море. Облетим его стороной и как раз будем недалеко от точки, — говорит он. Второй пилот спит, дожидаясь своей очереди вести вертолет. Я отхожу в дальний угол, прислоняюсь к спинке сидения и смотрю в окно.
Через некоторое время черная полоса заканчивается, и мы пролетаем над землями южных горцев. Нынешняя Грузия пугает. Мертвые земли, без намека на жизнь. Ни мутантов, ни людей, ни животных. Полуразрушенные дома, мусор, выцветшие растения и краски, руины, пыль, в некоторых местах даже можно рассмотреть скелетов. Этим жителям очень не повезло. Они оказались посреди двух земель, которые приспосабливались отдельно, затмив собой эти. Страшно подумать, что такое возможно. Серость и мертвенность этих земель невозможно описать словами. Я бы назвал их тленом. Никак иначе. Страшно подумать, сколько боли, слез и страдания пришлось им принять на себя в дни их затухания. Берег Черного моря переливался вдалеке, будто смотря на меня. Здесь у меня не будет союзников. Единственный, кто хоть как то способен помочь — это таинственный Стрелок, который никак не хочет говорить начистоту. Я уснул в размышлениях, погрузившись в грезы о тепле и собственном доме. Что ждет меня дальше — можно только представить.
* * *
— Тиден!
Открываю
— Пилот уже ждет. Нужно отправляться сейчас же, пока дикие твари не обнаружили нас! Давай скорее!
Выпрыгиваю из вертолета и чувствую ветер. Тут же останавливаюсь, подставляя лицо его теплым потокам. Не может быть! Такая мелочь, а я уже завис, как ребенок перед коробкой киндеров. Мелкие песчинки попадали на лицо, будто впитываясь в поры. Господи, как хорошо то! Рыхлый песок под ногами немного сыроват, но не хлюпает грязью, а пересыпается, слабо приставая к ботинкам. Мелкие корешки хрустят от поворота ноги. Ветер подул вновь и принес запахи гари, травы, йода и чего-то еще. Непередаваемое ощущение. Пилоту самолета пришлось чуть ли не тащить меня в самолет.
— Тиден, я буду сопровождать вас в пустыню. Говорю сразу, летим быстро и если тошнит — не торможу. Уже через двенадцать часов будем на месте, моя пташка сама по себе быстрая, но ее усилили двумя двигателями, так что разгон берем до двух с половиной сотен в час и баки я заправлю уже сам в аэропорту, принадлежащему вашим работникам. Советую закрыть глаза и спать со спокойной душой.
Мы влезли в большой агрегат, спаянный на славу. Двигатели заработали с мощным рыком. Меня пристегнули к креслу и оставили на произвол судьбы в темном салоне самолета. Несколько мучительных мгновений и мы начали набирать высоту на небольшой взлетной полосе. Вертолет остался позади. Назад дороги нет. Единственное, в чем пилот оказался прав: летели мы очень быстро, но тошнить меня даже и не начинало. Закрыл глаза. Не важно, что только спросонья, больше шанса выспаться у меня может и не быть. Не прошло получаса, как мое сознание провалилось в глубокий сон.
* * *
Проснулся я от чувства искренней тревоги. Смотрю в окно: желтые поля пустыни, освещенные розовым рассветом далекого солнца, блестят золотом и пересыпаются из-за сильных ветров. Ни души, ни намека на живность, ни даже далеких городов. Мертвенно-чистые холмы песчаных дюн возвышаются, будто к небесам. Дергаюсь из стороны в сторону, стараясь отыскать, в чем причина моего страха.
Громкий звон и шипение. Что происходит? Стараюсь хорошенько осмотреться. Еще один удар со звоном, снова шипение.
— Снайпер! Делай ви…
Но не успел я крикнуть, как послышался новый удар, за которым последовал короткий взрыв. Хватаюсь за сидение, и хвост самолета с грохотом отрывается, стараясь вытянуть меня наружу. Руки недостаточно сильные, чтобы сопротивляться такому мощному потоку. Хватаюсь крепче. Пилот кричит, кричит матом, очень громко. Что с него взять? Русский человек.
Время замедляется, вокруг все поднимается в воздух. Салон окутывает мгновенный поток пламени. Я чувствую падение самолета. Неужто конец? Такого мощного удара мое тело не переживет. Это точно, да еще и взрыв будет нехилым. Ветер слишком сильный. Скоро и меня оторвет от передней части. Песок под транспортом приближается все ближе. Мелкие взрывы доносятся уже из салона и голос пилота затихает. Снова грохот, переднюю часть срывает, оставив только меня, беспомощно болтающегося в воздухе с сидениями в обнимку. Песок все ближе. Почти все…
Если есть рай — то пускай будет, мне все равно не туда…
Как жить то хочется…
Удар…
* * *
Огромная пустыня — не самое лучшее место для выживания, скажу я вам. Мне удалось прожить не так уж много для того, что я помню, но слишком мало для того, чтобы успеть что-то изменить. Меня поглотила самоуверенность, моя наглость, алчность. Посмотрите, я был уверен, что переживу такое путешествие. Правильно! Пережил столько мелких баталий, зачистку форпоста, ночную битву с Ликаном, ужасы подземной лаборатории, столь долгий перелет. А ведь меня предупреждали. Фил втирал мне про судьбу, про веру. Что не стоит гневить удачу, когда она поворачивается к тебе лицом. Что могло сломить меня? Пуля крупнокалиберной снайперской винтовки? Может, и нет, но аппарат, несущийся на невероятной скорости высоко в небе — запросто! Да и падение со столь огромной высоты даже для меня оказалось смертельным. Что там, после смерти? Не знаю, ничего не увидел. Мои последние воспоминания — это то, когда открыл глаза. После падения я еще был жив. Да, это точно.