Обязан жить. Волчья ямаПовести
Шрифт:
Андрей опустился в кресло, с отчаянием сжал голову руками.
Выплавившийся из огрызка свечи фитиль упал на дно фонаря и, помигав, погас. Темная тишина, пропахшая нагретым воском и копотью, вошла в комнату.
Остаток ночи Андрей проблуждал по городу. Дважды его останавливали патрули, но, проверив документы, отпускали. Уже перед рассветом вышел к пустынной площади. Она лежала перед ним, плоская и большая, как каменное поле. Вдали, у домов, еще клубился сумрак, а здесь, на неровной от лбов булыжника поверхности, уже был первый неясный свет. На сером и голом небе тускло мерцали золотые купола церквей. А на середине площади одиноко возвышалась длинная виселица — тонкие ее подкосы и стойки казались вычерченными тушью. И такие же черные, неподвижные тела мешками свисали с перекладины…
— Стой! Кто идет? — закричал часовой, который сидел на ступенях.
«Лобное место города…»
Он ушел. Но долго еще в ушах стоял сонный окрик часового и память хранила тоску безлюдного каменного поля, плывущий свет и мертвую окоченелость вытянутых тел…
Глава 19
Снова встало солнце и опять жаркое — мягкий асфальт задышал смолой и пылью. Забегали мальчишки с чайниками, продавали стаканами воду, У колонок выстроились очереди.
Люди изнывали от палящего зноя и двигались медленно, погромыхивая жестяными ведрами и кувшинами, томительно долго приближаясь к закрученной жгутом слабой струе, текущей из чугунного крана… Поднявшийся ветер потащил по улице груды желтой опавшей листвы, она зашуршала, заструилась вдоль тротуаров, застревая между камней булыжной мостовой, кружась, взлетала на высоту второго этажа, приклеивалась к стеклам окон.
Неудачник долго брел переулками, обходя стороной шумный проспект, он побоялся идти на вокзал и теперь спешил покинуть город, но, кажется, были бесконечны эти крутые повороты, подъемы и спуски, стертые ступени и мостики через узкую речку. Город разворачивал свои бесчисленные дороги, сплетал паутину улиц, и прошел час, начался второй, а конца и края не виделось деревянным домам, башням колоколен, покосившимся флигелям и высоким зданиям…
Неудачник то почти бежал, придерживая у груди альбом, завернутый в старую газету, то шел медленно, прижимаясь к стене и пугливо оглядываясь по сторонам. За спиной ему все время чудились чужие шаги, в подворотнях мерещились таинственные фигуры. Измученный ужасом, чуть волоча ноги, он, наконец, опустился на поломанную лавку под чьим-то забором. Сунув альбом под полу пиджака, Неудачник долго смотрел в пустынный просвет глухого переулка, с трудом соображая: почему он здесь? что его сюда привело? куда идти дальше?..
Поручик Фиолетов напрасно прождал Неудачника целое утро. Пропуск у дежурного офицера никто не востребовал. Расстроенный, поручик взял извозчика и поехал к ресторану. Его удивила толпа у входа. Двери были распахнуты, несмотря на то, что «Фортуна» обычно открывалась только вечером. Соскочив с подножки, Фиолетов решительно направился к ресторану, плечом раздвигая людей. Полицейский у подъезда отдал честь и посторонился, пропуская офицера с черным ромбом на рукаве.
Не обращая внимания на стоящих у лестницы людей, поручик стремительно взлетел по ступенькам и распахнул дверь в комнату буфетчика. Шагнув в темноту, он на ощупь нашел ставню и распахнул ее. В свете дня Фиолетов увидел чисто подметенный пол, стол, застеленный линялой скатертью, и высокую кровать с пышно взбитой подушкой.
Поручик подошел ближе и ладонью провел по гладко расстеленному одеялу. Все было так, словно Неудачник сегодня ночью не прилег ни на минуту… Но где он? И почему толпа и полиция?
Фиолетов медленно вышел из комнатушки и тут увидел, что люди, стоящие в коридоре, зовут его:
— Господин офицер, сюда, сюда, пожалуйста… Это здесь…
Поручик, миновав переодетых полицейских, вошел в большую и светлую комнату. Первое, что бросилось ему в глаза, был труп человека в нижнем белье. Он лежал на ковре, раскинув руки. Фиолетов осторожно перешагнул через труп и подошел к развороченному письменному столу. Он перебрал несколько конторских книг, отодвинул в сторону револьвер в желтой кобуре и, подняв со дна одного из выдвинутых ящиков тяжелую пачку денег, взвесил ее на ладони.
— Что тут произошло? — тихо спросил он. — И кто это?
— Пока сообщить ничего достоверного не можем, — ответил полицейский. — Возможно ограбление… Убийство с ограблением.
— Кого подозреваете?
— Исчез буфетчик. А убит хозяин заведения.
— Обычная история, — добавил кто-то. — Там, где деньги, всегда такое.
— Продолжайте, — кивнул головой Фиолетов и пошел к выходу, провожаемый полицейским, который торопливо говорил на ходу:
— Разбаловался народ… Жизнь человеческая им ни в копейку. Слабо караем. Вот, рассказывают, в Париже казнят гильотиной… такой нож на веревке. А мы вешаем… Гуманизм это!.. Никаких особенных мучений…
Поручик подъехал к тюрьме и приказал остановиться под развесистым дубом напротив высокой стены, побеленной известкой, неподалеку от главных ворот.
— Иди, голубчик, — сказал Фиолетов, — иди подкрепись… Выпей чаю или еще чего там, — он протянул деньги извозчику, и тот, спрыгнув с козел, торопливо зашагал к трактиру.
Сняв фуражку и расстегнув ворот кителя, поручик полулежал на теплых кожаных подушках, и со стороны казалось, что он отдыхает, лениво смежив веки, но на самом деле неудача с альбомом расстроила Фиолетова окончательно. Ему надо было побыть одному, сосредоточиться.
«Почему убит хозяин ресторана? Куда исчез Неудачник? Проклятые вопросы… Порвались все нити, ведущие к ресторану, а именно туда вошел тот человек, которого тогда ночью выследил поручик. Осталась та девушка… Натали. Но что она может еще сказать? Сможет ли она объяснить трагедию, произошедшую в ресторане „Фортуна“?.. Поздно вечером она там была и, наверное, ушла одной из последних… Но для этого…»
Поручик открыл глаза, услышав громкий бой городских часов. Он проверил время по часам — ровно полдень. Извозчик еще не возвращался. На сторожевых башнях тюрьмы неподвижно стояли часовые. За каменной стеной слышался какой-то гул, раздавались приглушенные команды. Наконец железные ворота раскрылись, и на мостовую выехала тачанка с пулеметом, окруженная гарцующими на конях казаками. За ними медленно потянулась колонна полураздетых, истощенных людей. Зацокали о булыжник деревянные подковы. Застучали колеса подвод с неподвижными телами больных и раненых. Послышалось хриплое дыхание, стоны, защелкали нагайки, всхрапнули испуганные лошади…
Начальник конвоя подскакал к коляске, и поручик поднялся на ноги. Он протянул есаулу конверт, и тот, вскрыв его, быстро пробежал глазами:
— Господин поручик, сами найдете или помочь?
— Постараюсь сам, — ответил Фиолетов. — Далеко вы их?
— Эвакуируем… Сначала до Беляевки, а потом как знать…
— Желаю благополучного пути.
— Благодарю. Всего доброго, господин поручик.
Есаул лихо развернул коня и поскакал к голове колонны.
Поручик молча стоял в коляске, вглядываясь в проходившие мимо него ряды измученных людей, которые тащились, поддерживая друг друга и нагнув головы. Шеренга за шеренгой миновали они офицера, даже не поднимая на него взглядов. С высоты экипажа Фиолетов видел склоненные затылки и тощие плечи.