Обычная история Гиганта, всех нас и меня
Шрифт:
— Вот, дядя Вадим в детстве кашу не ел, поэтому так и не вырос, — она похлопала меня по плечу. Понятно, что как любящая мать она хотела сгладить обстановку, сказать своему сыну, что это он такой молодец, потому что хорошо питался, а все остальные — дохляки. Но Илье на тот момент было уже девятнадцать. Он прекрасно понимал все, но подавать виду не стал.
Одежда на нем смотрелась странно. И не потому, что она была большой, а потому, что было видно: она старая и заношенная. На такого только на заказ надо что-то шить. Но откуда деньги у преподавательницы русского в средней школе?
—
— Даже не знаю, даже не знаю.
— Хотя бы охранником. Просто сейчас с работой очень туго, а мне бы хотелось его куда-то пристроить.
В глазах этой женщины было отчаяние. Она понимала, что все, о чем она мечтала в молодости — это лишь ее мечты. Вряд ли ее сын сможет стать кем-то великим и значимым. Но бросать его так, как это сделал отец, — тоже не вариант. Сделать из него человека, найти работу и, может быть, устроить семью, — стало для нее чем-то первостепенным.
— Из армии только пришел, правильно?
Илья посмотрел на меня, я на него. Потом он сделал движение головой влево и вправо.
— Нет, у нас по здоровью... Кхм, — она запнулась, отводя глаз. — У нас... Ну, ты помнишь.
Я знал, что у него была заторможенность в развитии. Но он так или иначе смог окончить девять классов, нормально выражать свои мысли и различать хорошее от плохого. Ему даже удалось получить какую-то специальность и попробовать себя в работе на заводе. Но, попав под сокращение, он оказался снова никому не нужен.
Этих двоих в тот вечер я вызвался везти домой. Мы с его матерью долго говорили, вспоминали учебные годы и смеялись. Илья сидел спереди, съежившись. Ему было не тесно в машине, а просто некомфортно. На мои вопросы он отвечал редко. Но чем больше он молчал, тем больше мне становилось страшно интересно узнать, какой он человек.
Их дом находился на окраине города, представлял нечто старое и ветхое. Похожее на домик одинокой старухи. Я знал, сколько платили учителям. Поэтому глупо было ожидать что-то большее от увиденного.
— Ну, я пойду, а то опять голова болит.
— Ты много работаешь, — процедил я, сжимая зубами сигарету и поднося ее к зажигалке. — Теперь Илья тебя будет содержать. Можешь переходить на домашнее репетиторство.
Мы засмеялись. Я ковырял носом кожаных ботинок камешки, что были выложены у тропинки. Илья стоял у калитки дома и долго смотрел на нас. Мы же молчали, лицезрея то, как я беспечно пускаю дым в темноту. Облокотившись на машину, я чувствовал через пиджак холод металла. Затем, докурив, кинув окурок на дорогу, я впервые, через двадцать лет, обнял эту женщину, чувствуя то, как сильно она переменилась с нашей первой встречи.
— Не забудь, завтра на работу, — кинул я Илье. Тот живо ответил:
— Будьте осторожны. Ночью темно ехать.
Пожалуй, это было самое длинное предложение, сказанное им за весь вечер. Собравшись с мыслями, я пробормотал что-то в ответ и сел в машину.
Мне было странно от того, что впервые малознакомый человек искренне беспокоится.
Я мысленно пересчитал всех сотрудников, которые работали у меня. Никто из них никогда не то, что бы не желал мне доброго пути, не вкладывался даже в работу на сто процентов. Тетка иногда привозила еду со своего предприятия и пеклась о том, что я все еще не женат. Сестра, пребывающая в периоде переходного возраста, больше жила у подруг, чем у нас дома.
В конце концов у меня хватило пальцев, чтобы пересчитать в этой жизни людей, которым я был нужен. Соединив большой и указательный у меня вышел круглый ноль.
Илья имел всегда пугающее выражение лица. И его боялись не из-за роста, а из-за глаз.
В первый рабочий день его выставили охранники, закрыв на ключ входную дверь, чтобы тот не проник внутрь. Так мы пересеклись с ним у входа.
— Меня ждешь? — съязвил я, похлопав его по плечу. Он дрогнул, не ожидая увидеть меня. Он сидел у автомата, попивая из баночки колу. Его лицо приняло взволнованный вид. Он посмотрел на меня, затем на руку, а потом снова на меня.
— Не пустили.
— Сказал бы, что от меня, — я нервно потер переносицу. Постучавшись в дверь, мы словили полный игнор.
Впустили нас не сразу. И я говорю не об офисе, а о коллективе. Он всем не понравился с первой же секунды. Тут же начали шептаться о том, что это кто-то ловкий уломал взять на работу шкаф. Мол, вряд ли бы циничный и жадный я взял с улицы этого парня для получения прибыли.
И если мне повезло с тем, что я мог закрыться у себя в кабинете и не слышать этот шепот, то Илья, оставшись среди них, должен был ловить каждый неловкий взгляд.
— Мне кажется, я голый, — выдал он, зайдя однажды ко мне в кабинет. Я не сразу понял о чем он. Но потом до меня дошло, что даже будучи охранником, он отпугивает не только пришедших посетителей, но и смотрится совершенно глупо среди этих людей.
Каждый из них был себе на уме, одевался с иголочки, жил так, как требовало общество. И самый высокий рост доселе был равен ста восьмидесяти.
— Вот тогда тебе кладовка. Разберешь за неделю документы на входящие и исходящие. Разложишь на ту и вон на ту полку.
Единственное, что я мог ему дать на время — это сидеть в чулане и возиться в пыли, чтобы не пугать никого из посетителей. Я не знал, что буду говорить его матери, когда закончится эта неделя. Больше должностей для Ильи не было.
— Читать умеешь? — перебил его я. Он кивнул. Я похлопал его по спине. Она оказалась у него очень твердой и горячей.
— А потом? — он остановил меня.
— А потом посмотрим, — я врал. Он был не очень умен, поэтому плохо видел эмоции людей. — Если что напутаешь и меня не будет на месте, звони.