Обычная история
Шрифт:
– Нормально сядь.
– А что так? Вас что-то смущает?
– Отвлекаешь, – прохожусь взглядом по ее ногам, прежде чем снова сосредоточиться на экране. Наконец, нахожу свой плейлист. Постукиваю пальцами по рулю в такт забористому биту. Ляська смеется над моими вкусовыми пристрастиями. Говорит, я моложусь, слушая рэп, не в силах смириться с надвигающейся старостью. А я себя, во-первых, не считаю старым, а во-вторых, большинство из тех, кого я слушаю, уже давно выросли в известных артистов, тексты которых через сотню лет будут изучать на уроках
Прохожусь ладонью по щеке, стряхивая Катин взгляд. А она все смотрит и смотрит…
– Что? – усмехаюсь.
– Это же Мирон, да? Новый альбом? Давайте весь послушаем, а?
– Не хочу отвлекаться от дороги. Там надо выбрать…
– А вы не отвлекайтесь. Я сама все сделаю.
Дергаю плечом, мол, валяй. Катя, поджимает под себя ноги и с видимым воодушевлением приступает к поиску нужного, не понимая, какой шикарный обзор мне открывается в таком положении на ее нежную грудь.
– Что? Совсем не нравлюсь? – кривит губы, не отрывая взгляда от экрана.
– Это неважно. Все равно ничего не будет.
– Почему?
– Потому что тебе это не надо, хотя ты сейчас так не думаешь.
– Говорите за себя, – поджимает губы Катя, с чувством выполненного долга откидываясь в кресле.
– Мне это не надо тем более, тут даже спорить не буду.
– Значит, все-таки не нравлюсь.
– Значит, вообще не мыслю подобными категориями. Я женатый человек.
– Кого это останавливало?
Звучит горько. И как будто устало.
И опять на меня накатывает жалость. Ну что за дура, а? Вот куда она лезла? Зачем? Да про ее муженька все было понятно, еще когда он попросил местами с ним поменяться. Какой нормальный мужик так поступил бы? В обратную сторону, да. Это я могу представить. Но вот чтобы так… Он козел. А она дурочка. Молодая была, глупая. Любила, наверное, сильно.
– Слушай, Кать, не все же такие червяки, как твой бывший. Сейчас тяжело тебе, это понятно. Но когда-то оно отболит. И все наладится. Ты еще встретишь того самого.
Катя в который раз фыркает. Чувствую себя идиотом – не мастак я в таких разговорах, чего уж! Но я действительно думаю, что все у нее сложится. А даже если и нет – нужно сделать так, чтобы она в это поверила. Для дела так лучше будет.
– Ты, главное, не спеши в койку к кому-нибудь прыгать.
Опять кошусь на ее грудь. Не нравится, говорит… Ага. Так не нравится, что в паху уже тянет. И мысли всякие в голове, которые я гоню.
– А может, я хочу наверстать упущенное, – смеется, чиркая по мне колючим взглядом. – Что в этом плохого? Или вы из тех, кто считает, что только мужику можно все?
– Я считаю, что тебе надо бы соблюдать субординацию, – чеканю каждое слово. – А ежели тебя действительно интересуют мои взгляды на жизнь, то да… Я бы со стыда сгорел, если бы мои дочки переходили от одного мужика к другому, как знамя победы! – рявкаю. Вывела-таки меня, коза, на эмоции. Теперь сидит, обхватив ладонями плечи, глазищами синими хлопает. И смутившись,
– Простите.
Тут же смягчаюсь:
– Кать, я понимаю…
– Не-а. Нет. Не понимаете.
– Ладно, – чешу в затылке. – Может, ты и права.
– Будут рекомендации, что говорить психологу, чтобы получить допуск?
– Не пытайся ничего скрыть. Все равно не получится. Говори как есть, обо всем, что чувствуешь. Как такового запрета на эмоции нет. Все мы живые люди.
– Тогда чего мне опасаться?
– Выводов. Все усложнится, если комиссия решит, что твои эмоции могут повлиять на качество работы или атмосферу в коллективе. Если ты сумеешь убедить их, что этого не случится – все будет хорошо.
– Ясно. Буду стараться. Это в моих интересах.
– Главное, не суетись. Не спеши. Никто не ждет, что ты прям в хорошей форме.
– Я и так три года жизни упустила, – тяжело сглатывает Катя.
– Жизнь и на воле можно упускать. Люди здорово прокачались спускать ее в унитаз в последнее время. Откусывают большими кусками, жрут, не пережевывая, даже вкуса толком не чувствуя… А потом маются от вечной неудовлетворенности, как от запора. Вроде как все есть, а счастья нет. И горстями жрут антидепрессанты.
Сам не знаю, какого черта меня сорвало во всю эту философию. Наверное, наложились друг на друга наши мысли, сомнения. Хоть мы и по разному поводу паримся, все оно в итоге к одному сводится.
Тру щеку рукой, до чего же тяжелый взгляд у новенькой! Припечатывает, будто выжигая клеймо. О чем думает? Удивляется, что я так разоткровенничался? Наверное. Ну… Сама напросилась, чего уж. Надеюсь, теперь поумерит пыл, а то как-то у нас изначально не задалось с границами. Совсем путает берега девочка. Так нельзя.
Ставя жирную точку в нашем диалоге, звонит телефон. Катя отворачивается, но я успеваю заметить ее взгляд, брошенный на экран.
– Да, Ками? Что-то срочное?
Дочь неделю может трещать без умолка, поэтому сразу обозначаю, что мне сейчас не очень удобно вести беседы.
– Ну, как сказать, – пыхтит моя младшенькая. – Я по поводу дня рождения Алика…
– А что там обсуждать? Я уже сказал – ни в какой коттедж с ночевкой ты не поедешь. Ты вообще не поедешь в компании этих великовозрастных балбесов за город.
– Ну почему?! Мне мама разрешила и…
– А я запретил. – Мрачнею. Надоело быть злым полицейским. Но что делать, если Ляська в последнее время корчит из себя доброго? Будто зарабатывая очки в соревновании, о котором я не знаю. Взять хотя бы этот гребаный день рождения… Ну ладно бы на пустом месте я волновался. Но ведь буквально весной в поселке был точно такой же случай – правда, детишки отмечали Восьмое марта, но ведь не суть. Главное, как все закончилось – один труп, другой инвалид, а все потому, что ребята, приняв на грудь, решили прокатить девчонок с ветерком на старой дедовой копейке. Поездка вышла короткой. До первого столба.