Обычная история
Шрифт:
Кусая до крови губы, с трудом шевелю ногой. Миха хвалит меня, подбадривает. И, наконец, захлопывает дверь. Хотя радоваться, конечно, рано. Впереди еще дорога. В таком состоянии для меня малейшая выбоина на ней – мука. Видно, понимая это, Стрельников едет аккуратно. Будто его джип под завязку загружен бесценным китайским фарфором. Но я все равно скулю, вгрызаясь зубами в предплечье.
– Что купить?
– А-а-а-а?
– Ты говорила, что знаешь, какие уколы ставить. Как называется препарат?
Называю. Добавляю, что ко всему прочему еще нужно купить шприцы и спиртовые салфетки. К тому моменту, как мы
– Блузку надеть сможешь? – сквозь волны топящей меня боли просачивается интимный шепоток Миши.
Твою ма-а-а-ать.
– Шутишь? – хриплю я.
– Ну, тогда я на тебя свою футболку наброшу? А то как-то…
Да понятно! О нас теперь черте что подумают, да? Впрочем, стыд, наверное, потом придет. А пока – просто похер. Стараясь дышать по схеме, как учили, чтобы справиться с болью, слышу краем уха мужской разговор. Затем дверь со стороны моей головы открывается. И по ворвавшемуся в отфильтрованный системой климат-контроля аромату ладана и амбры я понимаю, что на меня смотрит Таир.
– Хм…
Неодобрительно? Да плевать.
– Сможешь идти?
– Нет, – цежу.
– Значит, так поступим – я тебя сейчас уколю. Полежишь тут, пока укол подействует, а там придумаем, как тебя эвакуировать.
– Вы уколете?
Нет, на самом деле больно так, что плевать вообще. Я бы не отказалась, даже если бы вместо обезболов он вколол мне убойную дозу яда. Но уточнить для порядка надо.
– Ну а зачем врача дергать, если я умею?
– Ладно. Давайте. Если подействует.
– А бывало, что не брало?
– Бывало, первые три-четыре дня я даже перевернуться на бок не могла от боли.
– Под препаратами? – удивляется Валеев. А мне на него рявкнуть хочется – давай ты уже, ставь свое обезболивающее, твою мать! Но прежде чем слова успевают сорваться с губ, я слышу, как трескается, открываясь, ампула. И шипит набираемое в иглу лекарство. Он просто зубы мне заговаривает, отвлекает, а я психую. Вот же дура.
– Юбку задрать, я так понимаю, ты тоже сейчас не сможешь?
Намек на то, что недавно я ее задирала?
– Нет, – между частыми короткими вдохами.
– Ладно, сам справлюсь.
Горячие пальцы касаются поясницы. Вытягивают пуговичку из петельки, опускают вниз язычок молнии. Закусив губу, наблюдаю за тем, как забравшийся наполовину в салон Таир со мной возится. Вот убрал руку, вот достал салфетку, я лежу на боку, так что выбора, куда колоть, нет. Тщательно протирает кожу.
– Вдох! Коль…
Даже ничего не почувствовала. Смешно – коль. Как с маленькой.
– У вас легкая рука.
– Это смотря что я ею делаю, – хмыкает Валеев.
– М-м-м…
– Если бью – то не легкая, Катя.
Интересно, зачем мне эта информация? То, что он в хорошей физической форме, видно и так. Сталкиваемся взглядами и синхронно отводим глаза, как на грех зависая на моей чертовой блузке, валяющейся между передних сидений.
– С дочкой-то увиделась? – стискивает челюсти Таир. И вот тут меня такое зло берет! Вот какого хрена, а? Он кто такой, чтобы меня порицать? Да, мы хотели с Мишей трахнуться. Просто трахнуться. И?! Что?! Надо теперь смотреть на меня как на врага народа? В чем вообще дело? Сам не гам и другому не дам, так, что ли? Я, вполне возможно, не выжила бы по-другому.
Вытираю злые слезы.
– Встретились, да. Болеет она.
– Понятно. Ну как? Не легче?
– Я скажу, когда подействует. Еще, наверное, рано, – бурчу.
– Пойду тогда придумаю, на чем тебя перенести.
Лишь бы не в гробу. И не в простынях, как покойника.
– Ты как, Кать? – подлетает Стрельников, как только Таир Усманович отходит.
– Собираюсь с силами.
– Ну и напугала же ты меня!
– Могу представить. Надеюсь, твой испуг не выльется в заикание или эректильную дисфункцию.
Миха на миг подвисает, а потом откидывает голову и заходится хохотом.
– Да уж не хотелось бы, – замечает серьезно.
– О, ну раз смешить народ уже можешь, то, наверное, и с эвакуацией справишься, – замечает приближающийся Валеев. Откуда-то он притаскивает больничные носилки. Чего мне стоит на них погрузиться – один бог знает. Я и кричу, и реву, и проклятьями сыплю… Если травмы душевные со временем пройдут, то загубленное в зоне здоровье мне никто никогда не вернет. С этим нужно что-то делать. Например, операцию. Потому что эта беспомощность пугает до жути! И тут, наверное, даже хорошо, что очередной приступ меня сразил, когда я была не одна, пусть у Стрельникова наверняка на этот счет другое мнение. Случись это со мною дома… Сколько бы я лежала на холодном полу, пока бы меня хватились? День?! Два? Неделю?
Зарываюсь носом в подушку. Дышу со свистом.
– Так нормально? Или повыше?
– Одежда перекрутилась. Давит.
Признаться в этом не так-то просто, как и просить помощи, но я-то знаю, что то, что сейчас ощущается легким дискомфортом, через полчаса неподвижности покажется адом.
– Попросить Стрельникова снять?
Он что, прикалывается?!
– Я сама, – цежу сквозь стиснутые зубы. Валеев закатывает глаза. И принимается осторожно меня раздевать. Я сглатываю. За всю жизнь до этого меня касался один мужчина. А за сегодняшний день – аж два. Определенно, я иду на рекорд.
Глава 13
Миша
Настроение – пиздец. Чувствую себя абсолютно беспомощным. Вон, Таир – какой молодец. Уколы ставит. А я ни черта не умею. Как-то никогда не возникало такой необходимости. И слава богу, конечно. Может, научиться?
Достаю сигарету из забытой Таиром пачки. Подкуриваю. Из памяти выныривает расплывчатый кадр – выпяченная худенькая попка, струящиеся по спине роскошные волосы. Толчок. И ор.
Прикрыв лицо ладонью, тихо угораю. Нет, это только со мной могло такое случиться. Как, сука, сглазили! А все так хорошо начиналось – красивая телка, вспыхнувшая похоть. Как минимум могли бы отлично потрахаться. Как максимум – нырнуть в отношения. Я не против совсем. Давно пора. Наверное, старею. Беззаботная жизнь уже не манит так сильно, как раньше. Тусовки осточертели. Меркантильные одноразовые телки – тоже. Срывы с неодноразовой – и того сильнее. Хочется чего-то настоящего. Давно уже хочется. Правда, Кэт говорит, ей совсем не до отношений. Так, может, и лучше, что ничего у нас по итогу не вышло? Да, скорее всего. Если бы только не эта чертова неудовлетворенность. Заебало.