Обычные командировки. Повести об уголовном розыске
Шрифт:
Дорохов слушал рассеянно, обдумывая нелегкий предстоящий разговор.
Мать Сергея оказалась высокой худой женщиной. Наброшенный на голову черный старинный кружевной платок почти сливался с землистым лицом, на котором выделялись лишь темные провалы глаз. Женщина остановилась в двери, невидяще скользнула по лицу Дорохова и, заметив Киселева, преобразилась, подобралась, сухие губы исказила сердитая гримаса.
– Что надо? Загубили сына, а теперь Лаврова выгородить хочешь? – Ее хриплый голос взметнулся, перешел на крик: – Не дам! До Москвы дойду, а правды добьюсь! – И, обращаясь уже к Дорохову, тихо и горестно запричитала: – Одна я осталась, совсем одна! Невестку
Она закрыла лицо концом платка и, как-то вся изогнувшись, сделавшись меньше ростом, припала к косяку.
– Успокойся, Степановна, – мягко заговорил Киселев. – Мы к тебе по делу. Вот полковник из самой Москвы приехал, поговорить с тобой хочет.
Женщина безразлично взглянула на Дорохова:
– О чем говорить-то? Теперь ему никакие разговоры не помогут. Ну, раз пришли, проходите, – и, посторонившись, она пропустила их в коридор.
Квартира была стандартная, с двумя смежными комнатами. В глаза Дорохову бросились полосатые домотканые половики, закрывавшие пол в коридоре и устилавшие довольно большую, явно парадную комнату. Посредине стоял полированный стол, телевизор на тумбочке, чинно восседал на серванте гипсовый кот с облезшей краской, но черные намалеванные усы придавали ему бравый вид.
Хозяйка провела их в кухню. Здесь тоже были половики и чуть ли не половину кухоньки занимал большой сундук, видно служивший кроватью хозяйке.
Вытащив из-под стола табуретки, женщина жестом пригласила их присесть.
– Понимаю ваше горе, Матрена Степановна, тяжело вам, очень тяжело… – начал Дорохов, с участием глядя на женщину, присевшую на край сундука. Руки ее, несоразмерно большие, жилистые, настоящие рабочие руки, безвольно свисали вдоль туловища. – Понимаю, какое это несчастье… Как трудно было сына вырастить…
– А то легко! Спросите у Макарова, он знает. Соседями были. На его глазах рос.
Дорохов про себя отметил, что факт этот необычный: оказывается, убитый и начальник уголовного розыска знали друг друга.
– Одна ведь Сереженьку поднимала… Мой-то в сорок третьем на фронт ушел, Сережа еще грудным был. А я днем на заводе, вечером в госпитале – стирала. Присматривала за ним престарелая бабка. Подрос, из дому стал бегать. Побежишь, коли есть нечего. Только давно это было, ох давно… – Женщина смахнула слезы. – После армии самостоятельным стал. Работу хорошую, чистую нашел. И зарабатывал неплохо. Деньги все до копеечки домой приносил, не пьянствовал. Давно бы уж женился, да хотел сначала автомашину купить. Говорил, жена будет – ей на тряпки подавай, дети пойдут – тоже деньги нужны… И права получил еще в прошлом году, да вот на тебе! – она опять вытерла ладонью глаза.
– А друзья-то у него были? – спросил Дорохов.
– Не водился он с кем попало, говорю – самостоятельный был, а где дружки, там и водка. Знакомые были, много. Говорил, клиенты. Прошлый год, когда ему двадцать восемь стукнуло, я предлагала ему именины справить, а он отвечает: «Чего деньги зря тратить. Будет тридцать, тогда и справим». – Женщина отвернулась. – Полтора года до тридцати не дожил.
Черная накидка соскользнула с ее головы. Дорохов подумал, что этому платку, наверное, не меньше лет, чем его хозяйке, а может быть, и больше, и лежал он, наверное, в сундуке вместе с черным платьем на случай, если, не дай бог, заявится в дом горе.
– Я ведь почему про друзей спрашиваю: может быть, Сергей дружил с Лавровым, и потом враждовать они стали… Или угрожал когда-нибудь этот самый дружинник вашему сыну. Ведь сами понимаете, что вот так, из-за ничего, нельзя же просто убить человека.
– Нельзя или можно, не знаю. Знаю, что нет у меня теперь сына. И кто убил, знаю. А угрожать моему сыну никто не угрожал. Мне не верите, поговорите с Жоржем-парикмахером, вместе они работали.
– А нельзя ли на Сергееву комнату взглянуть? – спросил Дорохов.
Женщина вновь насторожилась и с откровенной неприязнью посмотрела на Дорохова:
– Зачем? Не дам в его вещах копаться! Пусть так и останется, как при нем было.
Дорохов успокоил хозяйку, пообещав посмотреть лишь с порога. Проходя мимо серванта, задержался, рассматривая вазочку с карамелью.
Заглянув в комнату, увидел небольшой шкаф для одежды, самодельную тахту из пружинного матраца, на стене – книжную полку; маленький стол, на котором стоял магнитофон «Романтик», а в углу – рижскую радиолу «Ригонда». На стене над тахтой были приколоты кнопками фотографии нескольких красавиц, переснятых с журнальных обложек. На двух снимках линии причесок были исправлены углем. «Модели», – решил про себя Дорохов.
– Думала, женится, спальню ему тут оборудую. Уж и деньги накопила, хотела от себя гарнитур подарить. Теперь вместо гарнитура памятник закажу…
Открывая им дверь на лестничную площадку, женщина неожиданно сказала:
– Приходил к Сергею несколько раз механик с нашего завода, Костя Богданов. Серьезный человек. Спросите у него, какой был у меня сын. Может, ему веры больше будет, чем мне.
Дорохов и Киселев молча шли по улице. Посещение матери оставило у них горький осадок.
– Интересно бы заглянуть к Сергею в стол. Может, там записи какие-нибудь есть? – проговорил полковник.
– Вряд ли. Кстати, у нас появлялась мысль произвести в его квартире осмотр.
– Ну и что же? – остановился Дорохов.
– Как что? Вы же сами видели, в каком состоянии мать.
Вернувшись в кабинет, Дорохов включил настольный вентилятор, опустил на окна шторы и пожалел, что не сделал этого перед уходом. Начало припекать, и кабинет, выходивший на солнечную сторону, нагрелся, словно печка.
Захотелось в лес. Без ружья, без собаки, так, побродить. Вот бы на Волгу, в ту деревню, в которой снимал домишко в прошлом году… Там постоянно дует ветер. Жена еще говорила, что тот дом в ложбине, как в аэродинамической трубе. Уж здесь бы она оценила ту «трубу»… Итак, в карманах у Славина не было конфет «Снежок», не было их и дома, по крайней мере на виду, в серванте. Но ведь могли же его угостить? А может быть, случайно купил их в ларьке? Все может быть. «Интересно, а не сохранились ли на этих обертках отпечатки пальцев?» – подумал Дорохов, рассматривая свою находку.
Вошел капитан Киселев и с любопытством уставился на небольшие бумажные шарики.
– Слушай, Захар Яковлевич, ты мог бы вызвать сюда эксперта-дактилоскопа?
– Пожалуйста! – Киселев набрал номер, попросил эксперта зайти и сел возле письменного стола.
– Скажи, пожалуйста, у вас много нераскрытых преступлений? – спросил полковник.
– Да не очень… В этом году повисли у нас две квартирные кражи в новых домах и хулиганство в сквере. Возле той самой беседки. Вернее, не хулиганство, а драка с телесными повреждениями. Оба потерпевших в больнице лежали. Спрашиваем: «Кто избил». А они твердят: «Сами разберемся». Вот и все нераскрытые. А с прошлого года осталась кража из промтоварного магазина. Воры шерстяных вещей вывезли тьму-тьмущую. Была у преступников машина, но какая, точно неизвестно. Скорее всего, микроавтобус УАЗ или рижский РАФ. Всех своих перебрали, да без толку, думаем, гастролеры какие-то. Правда, этим делом сам Макаров занимался.