Обыкновенная война
Шрифт:
– Копытов…., ну что это за ерунда? Ну, почему на тросу? Ну, сколько это может продолжаться? – Мне было задано ещё много других риторических вопросов, на которые ему практически и не ответишь. Конечно, я промолчал. Всё выслушал и отправился располагать батарею. Определили мне место под палатки, а рядом место для техники, сзади нас расположилась развед. рота, но через десять минут загудели их БМП и рота куда-то стремительно умчалась. Я же активно включился в рытьё гнезда под свою палатку, но минуты через три сердце стало давать сбои, обильно выступил пот, всё тело стало ватным и появилась боль в районе сердца. Это заметил замполит и в категорической форме заявил мне, чтобы я занимался своими командирскими делами, а с офицерской палаткой он разберётся сам. Я ему был благодарен: действительно, чувствовал себя очень плохо. Батарея прилежно готовила места для отдыха, моего вмешательства не требовалось и у меня появилась возможность оглядеться кругом.
Наш полк стоял на огромном
Пока осматривался, старшина разогрел тушёнку и мы слегка перекусили, после чего я убыл к командиру полка доложить о благополучном прибытии. Командир мучился – у него болели зубы и в пол лица расплылся флюс. Петров выслушал мой доклад, страдальчески сморщился, когда заговорил: – Копытов, иди получай у начальника штаба карту Грозного и Чечни, склеивай их. Завтра ещё один день на разные организационные вопросы и приступаем к боевому слаживанию. Давай иди. – Подтолкнул он меня к выходу.
В секретке получил два комплекта карт, завернул в штабную палатку. Несмотря на то, что в палатке, размером 6 на 6 метров, было тесно от находившихся там офицеров, я взял у Андрея Порпленко клей и сумел благополучно склеить обе карты. Конечно, карты получились большие и громоздкие, так что пришлось достаточно повозиться, чтобы их сложить гармошкой, размером в стандартный лист. После чего уже спокойно стал знакомиться с их содержанием. Первой развернул карту Грозного масштабом 1:10 000, то есть в одном сантиметре карты сто метров местности. Сама карта была издания 1978 года, но в неё, фиолетовым цветом, были впечатаны все изменения, произошедшие за это время. Я поглядел вниз карты, где было написано, что все изменения внесены по данным аэросъёмки в декабре 1994 года – то есть самая свежая информация. Такие же изменения были и на второй карте. С 1978 года по настоящее время было столько много построено, что карты от изменений приобрели хороший фиолетовый оттенок.
Возвращался в батарею уже в темноте. Из плотных, быстро несущихся по небу тёмных облаков, нудно цедил дождь, пропитывая и без того мокрую землю и кругом была грязь до того липкая, что с трудом выдирал из неё ноги. Дивизион за дорогой продолжал долбить по Грозному и за хребтом стояло зарево от горевшего города, а над ним постоянно горело до десятка осветительных снарядов, от которых было достаточно светло и у нас. По периметру расположения полка слышались то одиночные выстрелы, то очереди из автоматов и как специально трассы очередей, несмотря на договорённость с Толстым-Юртом, в основном уходили в сторону села. Батарея в целом закончила оборудование палаток, была готова и наша офицерская палатка. Так как впереди нас и кругом расположилась пехота, то на ночь в охрану я определил 6 человек во главе с командиром первого взвода. Остальную батарею построил, произвёл боевой расчёт и отпустил спать. Сами мы офицеры сели в палатке, накрыли стол и в спокойной обстановке отметили своё благополучное соединение с полком.
Следующий день был организационным: доводили до окончательного вида расположение, готовили технику и вооружение к боевому слаживанию, которое будет проходить в течение недели. Забот было полно, поэтому день прошёл в беспорядочной суматохе, а вечером три совещания подряд. Сначала командир полка провёл совещание, где поставил задачи командирам подразделений на период боевого слаживания и распределил районы занятий между подразделениями. Рассказал, что 276 полк ведёт бои в центре Грозного и, учитывая его опыт, приказал, для проведения учебных стрельб из стрелкового оружия использовать только трассирующие пули, чтобы от них быстрее избавиться, а то, мол, хорошо трассы выдают место откуда ведётся огонь. Я же про себя подумал: что, мол, и так хорошо слышно, откуда стреляют. Не такая большая у нас стрелковая практика, чтобы хотя бы в первое время не использовать трассера. Зато чётко будет видно, куда летят пули. Придя в батарею, приказал все ленты к пулемётам снарядить: один трассер – один разрывной, один трассер – один разрывной.
Потом было совещание в палатке командира АДН. Проводил Шпанагель. Он конкретизировал задачи, поставленные командиром полка: вся техника и весь личный состав должен уходить на занятия. Потом было совещание у начальника артиллерии, и когда поздно вечером добрался до своей палатки, ноги у меня еле шевелились. Мы сели ужинать и чуть–чуть выпили, техник и командир третьего взвода пристали ко мне с животрепещущимся вопросом: – Борис Геннадьевич, что будем делать с машиной Снытко? Антифриз полностью выгнало на марше, как его будем списывать? Воды нет. Завтра выезжать на занятие, а заливать в радиатор нечего.
Устало посмотрел на техника: – Чёрт с ним, с этим антифризом, спишем потом. Сливайте с УРАЛа солярку и заливайте в систему охлаждения, – я посмотрел на вытянувшиеся физиономии офицеров.
– Товарищ майор, сгорим, – неуверенно произнёс командир взвода.
– Мишкин, если я ставлю задачу, значит у меня уже есть опыт в этом деле. У нас в батарее в зиму 1982 на 1983 год три УРАЛа на соляре проездили. Главное, чтобы Снытко выкрутил на днище все сливные пробки, чтобы если есть подтекание – соляра вытекала из корпуса, а то от нагретого двигателя пары солярки могут рвануть. Это я тоже видел. Так что смело можно использовать дизельное топливо в качестве охлаждающей жидкости. Завтра все экипажи должны иметь канистру с соляркой: так – на всякий случай.
Утром после развода быстро вытянул колонну и стал ждать, когда начнёт движение дивизион, а мы пойдём за ними, так как заниматься мы должны были в одном с ними районе. Я был спокоен, так как машины у меня все завелись, даже машина Снытко хоть и молотила уже давно, но температуру держала. Поэтому спокойно и с любопытством из БРДМа смотрел на суматоху, которая царила в дивизионе. Наконец артиллеристы закончили бегать вокруг своих самоходок и начали движение, а следом тронулись и мы. Если дивизион бодренько и целеустремлённо стал двигаться по непролазной грязи, то у меня сразу же начались проблемы. Натужно гудя двигателями, беспрестанно буксуя в бесчисленных ямах в колее, мы двигались гораздо тише, всё больше и больше отставая от дивизиона. Уже на первом километре машины со слабыми, отработанными движками, значительно отстали. Закипел Снытко и по радиостанции приказал технику зацепить его за трос и тащить обратно в лагерь. Остальные машины стал подгонять, подавая команды по радиостанции, чтобы догнать дивизион и быстрее миновать поле. Как только мы его проходим, по нему сразу же начинает стрелять пехота – это был уже их район занятий. С большим трудом, по непролазной грязи батарея всё-таки преодолела поле. Перевалили через асфальтовую дорогу и направились к небольшому хутору в трёхстах метрах от дороги. Съехав на обочину, я стал пропускать мимо себя машины и, недосчитав одной, посмотрел назад. Не дотянув метров двести до дороги, в поле стояла противотанковая установка, где был водителем Кушмелёв и отчаянно парила.
– Лесник 53, – захрипела радиостанция, – закипели. Весь антифриз выгнало, воды нет, соляркой не запаслись, что делать?
– Балбесы, глядя на вас, я сам «закипел». Почему солярку не залили в канистру? Ведь теперь надо ждать, когда вы остынете. Так ведь можно и боевиков дождаться….
Не успел закончить переговариваться с закипевшим БРДМом, как Алушаев доложил мне: – Товарищ майор, со стороны хребта по дороге движется автобус битком набитый мужиками.
Развернул вправо командирский прибор: действительно по асфальтовой дороге в нашу сторону двигался автобус ПАЗ, но были ли люди вооружены в автобусе – не было видно. Кипя от злости, решил проверить, как будет действовать батарея, да и попугать тех, кто закипел. Не на прогулку приехали, пусть «подёргаются» немного. Может поймут, что технику надо готовить, за ней следить надо и не только водителю, но и командиру машины.
Я злорадно заорал в эфир: – А вот и боевики приехали. Батарея к бою! 1му и 2му взводу развернуться в направлении асфальтовой дороги. Цель автобус. Уничтожить!
Эффект был поразительный. Машина Кушмелёва, которая только что стояла недвижимо на поле и слегка парила – неожиданно завелась. Резво развернулась и, оставляя шлейф ослепительно белого пара, который временами скрывал машину, помчалась по пахоте с завидной скоростью в сторону лагеря. Через минуту она исчезла из виду, как будто её и не было совсем. Выматерившись в эфир, я развернул командирский прибор в сторону хутора, где первый и второй взвод пытались изобразить развёртывание в боевой порядок. Глядя на эти жалкие потуги, я застонал от бессилия. Через неделю, а может и раньше идти в бой, а тут такая порнография. Машины беспорядочно ползали по окраине хутора, как навозные жуки, то и дело пересекая дорогу друг другу. Одна машина свалилась в яму, и теперь колёса бешено вращались, далеко откидывая грязь, но она оседала носом от этого всё глубже и глубже. Первый взвод вроде бы развернулся, но развернулся в другую сторону. Его, поднятые пусковые установки с ракетами, бесполезно поворачивались из стороны в сторону, пытаясь найти цель там, где её совсем не было. Второй взвод сгрудился, как собаки на случке. Из тихого бешенства меня вывел доклад моего пулемётчика: – Товарищ майор, цель уходит. Что делать?