Обыкновенная жадность
Шрифт:
— Мы в курсе, что после избиения, накануне своей гибели, он отправил вашу подругу сюда, к вам…
— Он ее просто вышвырнул, как ненужную тряпку, а ко мне ее привез Володя Клабуков… Тоже тот еще тип, но ни в какое сравнение с Дубко не идет. По крайней мере, что-то человеческое в нем все же и тогда было… Они с Соней до сих пор дружат, насколько знаю.
— Вы, вероятно, тогда же вызвали «неотложку»? Станцева ответила не сразу. Докурив сигарету и затушив ее в хрустальной пепельнице, стоявшей рядом с диваном на журнальном столике, она вздохнула:
— Я хотела… Возможно, если бы настояла на своем, последствия для нее
Женщина отвела глаза и вновь достала пачку «Парламента».
— Елизавета Константиновна, — продолжил Турецкий. — Мы в курсе того, что у Софьи Эдуардовны в то время был тайный друг, я имею в виду «тайный» от Дубко. И знаем, что именно из-за этого и случилось избиение…
Станцева крепко сжала губы и сердито сверкнула глазами на Александра Борисовича:
— Никто не вправе судить ее за это! Сонина жизнь с этим типом была сущим адом, но должен же быть у человека даже в аду хоть какой-то просвет?!
— Я и не сужу, Боже упаси! — остановил ее Турецкий. — Я просто даю вам понять, что скрывать какие-то детали случившегося у вас никакой необходимости нет. Ведь Софья Эдуардовна в тот вечер, когда Клабуков привез ее сюда, отказавшись от врача, вызвала этого человека, верно?
Женщина помолчала, раскуривая новую сигарету, потом мрачно посмотрела на Турецкого:
— Понимаю… Понимаю, к чему вы ведете… Вы ведь доследуете дело об убийстве этого подонка? И, вероятно, решили… И что это вам даст? Я понятия не имею, где он сейчас, что с ним… Соня с этим мужчиной больше не встречалась, она вообще ни с кем больше не встречалась! Доктор, которого я все-таки привела на третий день, настоял на том, чтобы она легла в больницу… Насколько знаю, этот парень (я даже имени его не помню!) пытался с ней связаться, но она…
— Ей, судя по всему, было не до любви. Кроме того, своего молодого любовника Софья Эдуардовна, вероятно, как раз и подозревала в этом убийстве… Почему бы нам с вами не назвать вещи своими именами? А, Елизавета Константиновна? — сухо произнес Турецкий. — И, соответственно, предпочла держаться от него подальше.
— Я понятия не имею, кого и в чем подозревала Соня. — Станцева сверкнула на Сашу глазами. — Об этом лучше поговорить с ней самой. А относительно того, что ей было и в больнице, и после нее не до любви, — тут вы правы! Этот подонок отбил Софье почку, сломал несколько ребер, все тело у нее было в синяках и кровоподтеках… С тех пор моя несчастная подруга так и живет с одной, к тому же нездоровой, почкой и нарушенным обменом веществ. Стоит ли удивляться, что она выглядит старше меня?
Александр Борисович посмотрел на крепко сжавшиеся после этого риторического вопроса губы женщины и покачал головой.
— Я понимаю вас. Поверьте, никто бы не стал ворошить эту старую историю, если бы не чрезвычайные обстоятельства. Ваше желание дистанци-роватъся от нее понятно. Но ведь я прошу о немногом: поподробнее рассказать о том вечере, когда Соркину привезли к вам и она, отказавшись от «неотложки», попросила вызвать сюда того человека, имя которого вы, судя по всему, забыли. Все-таки лет прошло немало, понять можно.
— Я его не вызывала сюда! — возразила Елизавета Константиновна. — Соня сама ему позвонила, поэтому имени его я не забыла, а просто не знала! Она его и от меня скрывала на всякий случай… Хотя кое-что и рассказывала, но не все…
— Что
Станцева едва заметно пожала плечами и невесело улыбнулась:
— Вряд ли это вам что-то даст… Женщины в таких случаях любят фантазировать, в основном, чтобы произвести впечатление друг на друга.
— И все же?
— Да ерунду всякую, типа того, что этот мужчина чуть ли не с детства был в нее влюблен… Жили они когда-то недалеко друг от друга, кажется, или кто-то из Сониных родственников с ним рядом жил, я точно и не помню уже… Просто мало внимания обращала на ее россказни. У Сони всегда, как только вспыхивал новый роман, получалась, по ее словам, какая-то безумная влюбленность со стороны мужчины… Которая потом почему-то очень быстро таяла как дым… Ну и в тот раз ничего нового про него она не говорила, как обычно, вроде бы он ее чуть ли не преследовал своей любовью, а она спустя много лет его чуть ли не пожалела и уступила… Поверьте, ерунда все это, — наши «женские штучки»…
— Возможно, — легко согласился Турецкий и глянул на Яковлева, прилежно заполнявшего протокол дознания и не забывавшего следить за диктофоном, на который хозяйка квартиры время от времени неодобрительно косилась.
Володя истолковал взгляд шефа правильно и, вынув из своего внутреннего кармана несколько снимков, выложил их перед Елизаветой Константиновной.
— Не думаю, — усмехнулся Турецкий, — что ваша зрительная память подводит вас так же, как память на имена… Узнаете ли вы в ком-нибудь из этих людей человека, который восемь лет назад приходил сюда по вызову Софьи Эдуардовны Сор-киной?
Женщина, слегка побледнев, молча разглядывала снимки.
— Елизавета Константиновна, — произнес Саша, — речь идет не о «разовом» убийстве негодяя, который, вполне возможно, заслужил свой ужасный конец… Речь идет об убийце, поднявшем руку теперь уже на вполне невинных людей. — И, поскольку Станцева продолжала молчать, добавил: — Один из этих людей замечательный, между прочим, парень, был единственным сыном у отца, воспитавшего его без матери… У вас тоже единственный сын, вы, вероятно, способны представить всю степень его горя, всю непоправимость случившегося… И если мы этого человека не остановим, будет следующая жертва, а возможно, и жертвы. Непременно будут! Убийца, уверовавший в свою безнаказанность, никогда сам не остановится, поверьте!
— Вот он. — Елизавета Константиновна резко выхватила один из снимков и протянула его Турецкому.
— Вы уверены?
— Да. Я абсолютно уверена…
Мучивший ее вопрос Станцева задала Александру Борисовичу, уже когда они с Яковлевым покидали квартиру на Ордынке:
— Скажите… Соня… ее осудят за то, что она тогда, много лет назад?…
— Побеседовать с вашей подругой придется непременно, — ответил Александр Борисович. — Но в целом, к сожалению, боюсь, Софья Эдуардовна отделается легким испугом…
Испуг, прямо скажем, получился не слишком легким, во всяком случае, для самого Турецкого: понадобилось не менее получаса, графин воды и дважды по сорок капель валидола, дабы справиться с Сониной истерикой. Наконец взмыленный Яковлев получил возможность заняться своими прямыми обязанностям и, вместо того чтобы бегать между кухней и гостиной, находя время по дороге для того, чтобы успокаивать и не на шутку взволнованного Славского, на свою беду, заехавшего домой по дороге от Банникова к Белецким.