Обыкновенное чудо
Шрифт:
— Ненавижу тебя, Галпин! — промолвила она, сцепив зубы. — Гори в Аду!
Не в состоянии успокоиться, она вновь схватила эту книгу и прошерстила её от и до на предмет хоть чего-либо еще, но больше в ней ничего не было. Сердце начало кровоточить, и она положила ладонь на грудь.
— Вырвать бы тебя с корнем! — сказала она со злостью, ощущая болезненные ощущения повсюду. Уэнсдей решила вернуться вниз к родным, но когда спустилась, везде был выключен свет, и вокруг горели проклятые гирлянды, возвращая её в тот самый дорогой сердцу момент.
—
— Аааааааааааааааааааааа!!! — тяжелые шаги направили её обратно к себе. Она не хотела вспоминать тот вечер, не хотела больше думать о нём. Особенно, учитывая, как подло он с ней поступил. И, вновь попав в комнату, она взяла книгу и принялась читать повторно. Прошло время, она подросла с момента первого прочтения, и восприятие этой истории было совершенно иным. Поглощая строчку за строчкой, она и не заметила, как уснула с книгой в руках, разлегшись на кровати прямо в платье. Всю ночь ей снился первый поцелуй и видение, которое ломало её на части. Жестокий оскал того другого Тайлера отпечатался в её воспоминаниях. Весь в крови, совершенно бездушный и злобный, он тяжело дышал, как загнанный в клетку зверь. Эти картинки сменялись теплом и мягкостью его губ на её коже, и запахом кофе с корицей, от которого её душа плавилась даже во сне…
Ранним утром, книга лежала на столике, сама Уэнсдей была накрыта тёплым пледом, и её косы были распущенны. Она удивилась, что мама вновь влезла в её пространство, ведь она не делала этого с её шестилетия. Спустившись к ёлке, она обнаружила, что родители и Пагсли спят втроём на диване прямо в сидячем положении, и насторожилась этому. Если мама уснула здесь, то кто тогда накрыл её пледом? Уэнсдей умылась, налила себе чашечку кофе и посмотрела на себя в зеркало, расчесав густую копну лоснящихся до поясницы волос.
— Пора брать себя в руки… Размазня… — сказала она вслух и глядела в свои разочарованные жизнью глаза, которые ранее никогда не были столь несчастны.
— О, ты уже проснулась, — промолвила Мортиша сонным голосом. — Мы вчера и не заметили, как уснули… — она замерла. — Ого, так давно не видела твои красивые волосы распущенными. — коснулась их Мортиша, любуясь.
— То есть… Ты вчера не заходила в мою комнату?! — спросила она, находясь в шоковом состоянии.
— Нет, дорогая, я ведь смотрела фильм. Ты забыла? — спросила она, и Уэнсдей вновь направилась к себе наверх, топая по полу пятками, как отбойным молотком.
— Вылезай! Я не шучу. Где ты прячешься?! Я знаю, что ты здесь! — принялась она шариться по шкафам и заглядывать под кровать. — Тайлер! Когда я найду тебя… Я…
— Убьёшь меня? — улыбнулся он, выглядывая из-за плотной шторы. — С Рождеством, Уэнсдей…
Она опешила, замерла, и сердце её улетело в ноги. По её лицу было видно, что она даже не знала, что ему сказать. Странные ощущения завладели разумом. Рядом с Тайлером она переставала быть самой собой.
— Что ты здесь делаешь?! —
— Пришёл поздравить свою девушку с Рождеством, — ответил он, держась на расстоянии. — Я знал, что ты начнёшь читать. Надеялся, что ты поймёшь меня.
— Я не собиралась читать, и я не знаю, что дернуло меня поверить, — опустила она глаза. — Тебя ищут.
— Я в курсе, Уэнсдей. Поэтому сначала пришел к тебе, потому что хотел извиниться, — подошёл он ближе, и она немного вздрогнула. — Не бойся меня.
— Я не боюсь, — притопнула она ногой. — Я не доверяю. Откуда я могу знать, что ты не пришёл закончить начатое?!
— Нет, Уэнсдей… Нет, — оказался он в метре от неё. — Я сожалею… Обо всём. Поверь, это был не я.
— Я видела твою записку, не повторяйся, — отрезала она, буравя в нём дыру жестоким взглядом. — Я вернусь в Невермор после каникул.
— А я сяду в тюрьму, — сообщил он спокойным смирившимся тоном.
— Надеешься вызвать жалость? — спросила она, изогнув бровь.
— Это вряд ли, ты не умеешь жалеть, — ответил он честно. — Но я надеюсь, что ты дашь мне шанс перед заключением.
— Шанс на что?
— На отношения. На нас, — полез он в куртку, и она напряглась. — Не волнуйся, я не причиню тебе боль.
— Уже поздно. Я другого и не жду, — ответила она, и он протянул ей ёлочную игрушку в виде настоящего сердца.
— Это моё. Теперь будет висеть у тебя на ёлке, — сказал он, положив его на её ладонь. — Прости меня…
Он опустился на колени, склонив перед ней свою голову и заставив её нахмуриться от того, как сильно болела за него её душа.
— Обманщик… — сказала она, шмыгая носом, и он поднял на неё свой опечаленный, но удивлённый взгляд. — Ты сказал, что не причинишь мне боли, но мне больно.
Она подошла ближе, и он уткнулся лицом в её дрожащий живот, пальцами сгребая плотную ткань её платья в кулаки. Его глаза слезились, и он тяжело дышал своим горячим дыханием, заставляя тело плыть от этого воздействия.
— Пожалуйста, прости меня, Уэнсдей… — целовал он её через платье, отчего она невольно вздрагивала, ощущая, как счастье окутывает её своими крепкими объятиями. Это было чудо. Она мечтала об этом в глубине души и своих неправильных мыслях, а сейчас её мечта сбылась… Пальцы её залезли в его кудри и нежно массировали его голову, вызывая приятные мурашки.
Уэнсдей смиренно опустилась к нему и присела прямо на его колени.
— Мне нужно было поговорить с тобой. Я не должна была бросать тебя в лапы темноты. Я поняла, что человек на самом деле не един, но двойствен, — процитировала она строчку из книги. — И ты меня прости.
Их взгляды окончательно утонули друг в друге. Уэнсдей боялась вновь прикоснуться к нему, потому что однажды уже полностью ему отдалась, вопреки своим внутренним установкам. Тайлер смотрел с такой любовью, что расплывался, когда она едва касалась его рук.