Обыкновенное мужество (повести)
Шрифт:
Через несколько минут я лежал на жесткой койке в холодной камере, старался разобраться во всем происшедшем и высчитывал, сколько часов, минут и секунд осталось до утра. Выходило много…
Глава третья. Я становлюсь корешом
Меня разбудил милиционер. Я долгое время не мог понять, где я, и так удивленно осматривал камеру, что милиционер рассмеялся.
— Что, не узнаешь родного дома? Вставай, мать уже чай согрела. И дежурный тобой интересуется.
Дежурный, вчерашний старший лейтенант, невыспавшийся и сердитый, долго со мной не разговаривал.
— Твое счастье, что у тебя с собой паспорта нет, — пробурчал он. — Послал бы я тебя в административную комиссию, а в протоколе номер документа нужно указывать. Поезжай сейчас в свой техникум. Я им звонил. Дадут тебе там перцу, петух!
Начальник не знал, что в техникуме мне делать было нечего.
Минут через десять трамвай, на площадке которого я ехал «зайцем», подвез меня к набережной лейтенанта Шмидта.
По набережной сновали матросы в грубой брезентовой форме. Они катили бочки, таскали ящики, носили тюки. За гранитной кромкой на воде покачивалось множество больших и маленьких судов. К моему изумлению, некоторые из судов были даже парусными.
Этот уголок громадного города жил своей особой романтической жизнью.
«Адмирала Нахимова» я нашел сразу. Это было грузовое судно речного пароходства. На вопрос, где мне найти матроса Иванова Сидора Ивановича — я назвал настоящее имя Валентина: ведь милиционер проверял его по телефону! — вахтенный ответил, что у них такого нет. В это время из-за ящиков вышел сам Валентин.
— Пришел? — усмехнулся он. — Ну, иди сюда.
Мы отошли в сторону. Валентин протянул мне паспорт.
— На. Ничего не говорил менту?
— Кому?
— Ну, милиционеру ничего не говорил?
— Нет. Даже если и хотел бы… Я не знаю, как тебя звать — Валентин или Сидор?
— Эх ты, тютя! Это я для милиции Сидор. У меня для них специальное имя. Где хочешь проверяй.
— Как же это?
— А так! Живет где-то Сидор Иванов… Ну и проверяют его, а не меня.
Слушая Валентина, я раскрыл паспорт. Железнодорожного билета в нем не было.
— Валя, а где билет?
— Какой билет?
— Как какой? Железнодорожный! В паспорте он лежал.
— Ничего не знаю! Ты мне лучше спасибо скажи за то, что я твой паспорт заначил. Если бы не я, тебя бы в административку…
— А как же мне домой теперь?
— Куда домой? Разве ты не здешний?
Я рассказал Валентину, в чем дело.
— Ты бы так и говорил, чудак! — воскликнул он, поняв, наконец, мое положение. — Счастлив ты, что меня встретил. Домой тебе дороги нет. Не-ет! Засмеют, и не думай! Поступай к нам палубным матросом. У нас в кубрике одна койка свободная есть. Идем к кэпу.
— К какому кэпу?
— Да к капитану к нашему! К старику. Идем познакомлю! Обмундирование получишь: брюки матросские, шинель, ботинки, голландку-форменку с «гюйсом» [1] …
Так я стал учеником-матросом на пароходе «Адмирал Нахимов». Капитан, поговорив со мной и посмотрев мои документы, сразу согласился принять меня. И хотя оформление на работу в отделе кадров заняло еще неделю, я с этого же дня поселился в четырехместном кубрике вместе с Валей, Толей и Колей.
1
Гюйс — тут воротник к матросской рубахе.
Странные это были ребята. Держались они от всей команды почему-то в стороне. Всегда только втроем. Часто сидели без копейки денег, выпрашивая у корабельного повара — кока лишнюю тарелку супа, потом вдруг доставали где-то крупные суммы и тогда шныряли деньгами направо и налево. Валентин верховодил. На мои вопросы, откуда у них бывают такие большие деньги, он отшучивался: «Бог послал», а однажды сказал, что на стороне «сшибают халтурку». Это значило, что они где-то подрабатывают. Где и когда? Ведь мы почти не покидали парохода!
В день формального зачисления в команду парохода мы отправились в ресторан.
— Обмоем тебя, будешь настоящим корешом! — пообещал Валентин. — Хорошо, что ты длинный ростом. За восемнадцатилетнего сойдешь запросто.
Я спросил, что значит быть корешом.
— Мы все кореши, — ответил вдруг молчаливый Коля. — Вот у тебя денег нет, а мы поить тебя будем! Понял? Значит, мы твои кореши — друзья.
Валентин вытащил из кармана кошелек.
— Видишь? Почти полсотни. Гуляем! Бог нас, бедных, не забывает!
Все трое расхохотались.
…На следующий день у меня болела голова и душу терзало чувство неосознанной вины. Черт знает, что я там натворил, в ресторане! В памяти от вчерашнего вечера почти ничего не осталось. Золоченые люстры… Пожилой официант в белой манишке… Водка в графине… Дорогие, толстые папиросы… Кажется, я требовал у нашего официанта пятьдесят рублей сдачи…
Глава четвертая. Кладбище кораблей
Это была тоскливая песня, почти без мелодии. Песня одиноких морских путей и жестоких пиратских законов:
Когда небо горит бирюзой. Опасайся дурного поступка. У нее голубые глаза И дорожная серая юбка…За бортом монотонно плескалась волна, однообразным стуком подпевала волне машина, и так же монотонно и однообразно выводил голос:
И увидев ее на борту, Капитан вылезает из рубки. И становится с трубкой во рту Возле девушки в серенькой юбке…