Обыкновенное мужество (повести)
Шрифт:
Они настигли Безгубого в тот момент, когда он тащил мое бесчувственное тело к каналу, чтобы сбросить в воду.
— Брось! — закричал ему капитан. — Брось, негодяй!
Безгубый оставил меня и вскинул пистолет, но стрелять не решался.
— Уйдите! — попросил он. — Под статью подведете…
Капитан, не отвечая, кинулся на него. Раздался выстрел. Бандитская пуля оборвала жизнь капитана. Выстрелив, убийца метнулся вбок, но, споткнувшись о мою вытянутую руку, упал. Его связали.
Так погиб наш капитан.
Глава десятая. «Встать! Суд идет!»
Вот и вся грустная история начала моего жизненного пути. На этом можно было бы и остановиться. Но мне хочется рассказать вот еще о чем.
— Встать! Суд идет! — С этих слов началась моя последняя встреча с людьми, которые чуть не затянули меня в воровскую шайку.
— Введите арестованных! — приказал судья.
На скамью подсудимых село семь человек. Единственный, к кому у меня шевельнулось чувство жалости, — был Валентин. Я и сейчас думаю, что он был лучше других. Кладовщика — человека с испитым лицом, скупщика краденого, толстого, обрюзгшего, с мышиными глазками — я видел впервые. С вором по кличке «Подонок» мне, оказывается, уже пришлось встречаться. Это был тот самый пышноволосый, пестро одетый парень по кличке «Мишель», которого я впервые увидел в «Мраморном» танцевальном зале Дворца культуры имени Кирова.
Организатором и идейным вдохновителем шайки был Виталий Комфорко, по кличке Безгубый. Вор-рецидивист, выходец из семьи ростовщика, он с юности шел по тропе преступлений. Осужденный Советской властью в общей сложности на пятнадцать лет, он трижды бежал из мест заключения. Бежав два года назад из исправительной колонии, Комфорко начал подбирать себе шайку.
Сначала он познакомился с Мишелем — Михаилом Самкиным — студентом-недоучкой. Несколько раз подпоив Мишеля и дав ему взаймы денег, в которых тот всегда нуждался, Безгубый полностью забрал его в свои руки. Уже вдвоем они повлекли в шайку Николая, Анатолия и Валентина. Комфорко с Мишелем ссужали этих школьников деньгами «взаймы», обучили карманным кражам, ограблению пьяных людей.
Отцов у этих троих не было. Матери много работали — тянули семьи.
Перед тем как суд удалился на совещание, слова попросил свидетель обвинения Иннокентий Васильев, секретарь нашей комсомольской организации, а попросту Кеша.
В день моего возвращения на пароход он приехал ко мне за ответом: буду ли я вступать в комсомол. Целый рейс до Кронштадта он не хотел будить мена и ждал, когда я сам проснусь.
— Нам, комсомольцам, стыдно за то, что Валентин, Анатолий, Николай стали ворами, — сказал он судьям. — Во всей этой истории есть доля и нашей вины, комсомольцев. И моя, как комсорга…
Глава одиннадцатая. «Здравствуй, товарищ капитан!»
С тяжелым чувством покидал я зал суда. В памяти возникали заплаканные глаза Валентина, прячущийся взгляд Николая, стальной, ненавидящий взгляд Безгубого.
В дверях меня кто-то хлопнул по плечу.
— Не тужи, Ракитин! Жизнь продолжается! — это сказал Кеша.
Я улыбнулся.
— Слушай, Ракитин, я говорил о тебе с начальством. Парень ты грамотный, девять классов за плечами и практику кое-какую уже имеешь. Хочешь пойти учиться в трехгодичную школу комплавсостава?
— В школу комплавсостава? И ты еще спрашиваешь?
Иннокентий улыбнулся.
— Тогда пиши заявление.
…В одно морозное зимнее утро на бюро райкома комсомола меня приняли в комсомол. Месяцем раньше Кеша написал письмо в школьную комсомольскую организацию с просьбой ответить, почему я не был принят в комсомол в школе.
Вместе с официальным письмом из комсомольской организации школы мне неожиданно пришла личная записка от Коськи Никиенко.
«Я знал, — писал Никиенко, — что ты все равно вступишь в комсомол. Только мне хотелось, чтобы ты многое перед этим понял. Теперь, кажется, это случилось, судя по твоему последнему письму домой. Но согласись теперь, что я был прав…
Твой друг Коська Никиенко».
И я согласился.
Уже с комсомольским билетом в нагрудном кармане я отправился на первое занятие в школу комплавсостава.
Пожилой, седеющий капитан вошел в аудиторию, оглядел нас — тридцать новых курсантов — и негромко сказал:
— Здравствуйте, товарищи капитаны!
— Здравствуйте! — ответили мы.
А потом кто-то из нас вполголоса добавил:
— Мы еще не капитаны…
— Нет, капитаны! — хитро прищурился преподаватель. — И спрос и ответственность с вас с сегодняшнего дня, как с капитанов! Садитесь, начнем заниматься…
Опасность всегда неожиданна
Глава первая. Анонимное письмо
Нина Воронина, сидела в окне второго этажа и красила раму. Тонкая кисть легко шла по зашпаклеванному и тщательно оштукатуренному дереву, белила ложились ровным густым слоем, а весеннее солнце, казалось, бежало по раме следом за кистью.
— Мы построим новый дом И покрасим окна в нем. Стены и полы Что твои ковры. Будут в этом новом доме Славно люди жить…Слова к песням Нина придумывала сама. Вот так, на ходу. И мелодию тоже. Особенно хорошо, это у нее получалось во время практических занятий. Работать Нина любила. Недаром она считалась лучшей ученицей строительной школы и даже была избрана членом комсомольского бюро. Прожила Нина на свете всего шестнадцать лет, но, согласитесь, это не так уж и мало.
— Будут в этом новом доме Славно люди жить, Петь и не тужить…Увлеченная солнцем, трудом, песней, Нина не заметила, как возле нее появилась длинная фигура Сережки Пирогова — самого сильного и самого добродушного парня в школе. Раньше ребята часто делали Сергея мишенью своих острот. Им доставляло удовольствие видеть, как этот громадный детина, у которого каждый кулак с дыньку-«колхозницу», мнется и краснеет, не умея ответить на острую шутку. Но однажды Нина то ли из чувства справедливости, то ли просто из озорства дала острословам бой, защищая Сережку. Остряки отстали от парня, а он с тех пор превратился в покорную Нинину тень, полную почтительного удивления перед умением этой маленькой девчонки сражаться языком почище, чем некоторые кулаками. И Нина командовала своей «тенью» как хотела.
— Нин… комсорг там… — робко пробасил Сергей, безуспешно пытаясь натянуть на длинные руки короткие рукава комбинезона: как кастелянша ни старалась, так и не смогла подобрать ему спецовку по росту.
— Что комсорг? — поправляя выбившиеся из-под меховой шапки косы, спросила Нина.
— Ну, зовет ребят в обед… В раздевалку…
— Каких ребят?
— Всех… комсомольцев…
— Зачем?
— Насчет стадиона, который строить…
— Ой, Сережка, горе ты мое! Ну, когда ты научишься говорить? Прямо как новорожденный! Два слова связать не можешь!