Обыкновенное мужество (повести)

Грудинин Олег Георгиевич

Они настигли Безгубого в тот момент, когда он тащил мое бесчувственное тело к каналу, чтобы сбросить в воду.

— Брось! — закричал ему капитан. — Брось, негодяй!

Безгубый оставил меня и вскинул пистолет, но стрелять не решался.

— Уйдите! — попросил он. — Под статью подведете…

Капитан, не отвечая, кинулся на него. Раздался выстрел. Бандитская пуля оборвала жизнь капитана. Выстрелив, убийца метнулся вбок, но, споткнувшись о мою вытянутую руку, упал. Его связали.

Так погиб наш капитан.

Глава десятая. «Встать! Суд идет!»

Вот

и вся грустная история начала моего жизненного пути. На этом можно было бы и остановиться. Но мне хочется рассказать вот еще о чем.

— Встать! Суд идет! — С этих слов началась моя последняя встреча с людьми, которые чуть не затянули меня в воровскую шайку.

— Введите арестованных! — приказал судья.

На скамью подсудимых село семь человек. Единственный, к кому у меня шевельнулось чувство жалости, — был Валентин. Я и сейчас думаю, что он был лучше других. Кладовщика — человека с испитым лицом, скупщика краденого, толстого, обрюзгшего, с мышиными глазками — я видел впервые. С вором по кличке «Подонок» мне, оказывается, уже пришлось встречаться. Это был тот самый пышноволосый, пестро одетый парень по кличке «Мишель», которого я впервые увидел в «Мраморном» танцевальном зале Дворца культуры имени Кирова.

Организатором и идейным вдохновителем шайки был Виталий Комфорко, по кличке Безгубый. Вор-рецидивист, выходец из семьи ростовщика, он с юности шел по тропе преступлений. Осужденный Советской властью в общей сложности на пятнадцать лет, он трижды бежал из мест заключения. Бежав два года назад из исправительной колонии, Комфорко начал подбирать себе шайку.

Сначала он познакомился с Мишелем — Михаилом Самкиным — студентом-недоучкой. Несколько раз подпоив Мишеля и дав ему взаймы денег, в которых тот всегда нуждался, Безгубый полностью забрал его в свои руки. Уже вдвоем они повлекли в шайку Николая, Анатолия и Валентина. Комфорко с Мишелем ссужали этих школьников деньгами «взаймы», обучили карманным кражам, ограблению пьяных людей.

Отцов у этих троих не было. Матери много работали — тянули семьи.

Перед тем как суд удалился на совещание, слова попросил свидетель обвинения Иннокентий Васильев, секретарь нашей комсомольской организации, а попросту Кеша.

В день моего возвращения на пароход он приехал ко мне за ответом: буду ли я вступать в комсомол. Целый рейс до Кронштадта он не хотел будить мена и ждал, когда я сам проснусь.

— Нам, комсомольцам, стыдно за то, что Валентин, Анатолий, Николай стали ворами, — сказал он судьям. — Во всей этой истории есть доля и нашей вины, комсомольцев. И моя, как комсорга…

Глава одиннадцатая. «Здравствуй, товарищ капитан!»

С тяжелым чувством покидал я зал суда. В памяти возникали заплаканные глаза Валентина, прячущийся взгляд Николая, стальной, ненавидящий взгляд Безгубого.

В дверях меня кто-то хлопнул по плечу.

— Не тужи, Ракитин! Жизнь продолжается! — это сказал Кеша.

Я улыбнулся.

— Слушай, Ракитин, я говорил о тебе с начальством. Парень ты грамотный, девять классов за плечами и практику кое-какую уже имеешь. Хочешь пойти учиться в трехгодичную школу комплавсостава?

— В школу комплавсостава? И ты еще спрашиваешь?

Иннокентий улыбнулся.

— Тогда пиши заявление.

…В одно морозное зимнее утро на бюро райкома комсомола меня приняли в комсомол. Месяцем раньше Кеша написал письмо в школьную комсомольскую организацию с просьбой ответить, почему я не был принят в комсомол в школе.

Вместе с официальным письмом из комсомольской организации школы мне неожиданно пришла личная записка от

Коськи Никиенко.

«Я знал, — писал Никиенко, — что ты все равно вступишь в комсомол. Только мне хотелось, чтобы ты многое перед этим понял. Теперь, кажется, это случилось, судя по твоему последнему письму домой. Но согласись теперь, что я был прав…

Твой друг Коська Никиенко».

И я согласился.

Уже с комсомольским билетом в нагрудном кармане я отправился на первое занятие в школу комплавсостава.

Пожилой, седеющий капитан вошел в аудиторию, оглядел нас — тридцать новых курсантов — и негромко сказал:

— Здравствуйте, товарищи капитаны!

— Здравствуйте! — ответили мы.

А потом кто-то из нас вполголоса добавил:

— Мы еще не капитаны…

— Нет, капитаны! — хитро прищурился преподаватель. — И спрос и ответственность с вас с сегодняшнего дня, как с капитанов! Садитесь, начнем заниматься…

Опасность всегда неожиданна

Глава первая. Анонимное письмо

Нина Воронина, сидела в окне второго этажа и красила раму. Тонкая кисть легко шла по зашпаклеванному и тщательно оштукатуренному дереву, белила ложились ровным густым слоем, а весеннее солнце, казалось, бежало по раме следом за кистью.

— Мы построим новый дом И покрасим окна в нем. Стены и полы Что твои ковры. Будут в этом новом доме Славно люди жить…

Слова к песням Нина придумывала сама. Вот так, на ходу. И мелодию тоже. Особенно хорошо, это у нее получалось во время практических занятий. Работать Нина любила. Недаром она считалась лучшей ученицей строительной школы и даже была избрана членом комсомольского бюро. Прожила Нина на свете всего шестнадцать лет, но, согласитесь, это не так уж и мало.

— Будут в этом новом доме Славно люди жить, Петь и не тужить…

Увлеченная солнцем, трудом, песней, Нина не заметила, как возле нее появилась длинная фигура Сережки Пирогова — самого сильного и самого добродушного парня в школе. Раньше ребята часто делали Сергея мишенью своих острот. Им доставляло удовольствие видеть, как этот громадный детина, у которого каждый кулак с дыньку-«колхозницу», мнется и краснеет, не умея ответить на острую шутку. Но однажды Нина то ли из чувства справедливости, то ли просто из озорства дала острословам бой, защищая Сережку. Остряки отстали от парня, а он с тех пор превратился в покорную Нинину тень, полную почтительного удивления перед умением этой маленькой девчонки сражаться языком почище, чем некоторые кулаками. И Нина командовала своей «тенью» как хотела.

— Нин… комсорг там… — робко пробасил Сергей, безуспешно пытаясь натянуть на длинные руки короткие рукава комбинезона: как кастелянша ни старалась, так и не смогла подобрать ему спецовку по росту.

— Что комсорг? — поправляя выбившиеся из-под меховой шапки косы, спросила Нина.

— Ну, зовет ребят в обед… В раздевалку…

— Каких ребят?

— Всех… комсомольцев…

— Зачем?

— Насчет стадиона, который строить…

— Ой, Сережка, горе ты мое! Ну, когда ты научишься говорить? Прямо как новорожденный! Два слова связать не можешь!