Обыкновенное мужество (повести)
Шрифт:
Внезапно дверь отворилась. В проеме ее стоял человек в капюшоне и держал в руках большой сверток.
— Чего орешь? Можно подумать, тебя колют гвоздями ниже спины!
Невозможно передать, как я ему обрадовался. Пусть, пусть кто угодно! Только бы не сидеть одному в этой жуткой гробнице! Человек подтолкнул меня вниз и осветил фонариком небольшое помещение, видимо бывший матросский кубрик.
Иллюминаторы задраены, сухо. В одном углу откидная койка, застланная одеялом. В другом — какие-то вещи, прикрытые грядными тряпками.
— Ну и видик у тебя, Ракитин!
Я подскочил от неожиданности.
Человек скинул с головы капюшон, снял со стены фонарь «летучая мышь», зажег его. Когда фитиль, накрытый стеклом, ярко вспыхнул, я узнал его.
Передо мной стоял вор из «Мраморного» танцевального зала. То же холодные стальные глаза упирались в меня, то же безгубое лицо, которое так поразило меня во Дворце имени Кирова, то же застывшее выражение брезгливой отчужденности.
Вор полез под кровать, вытащил грязную рубаху и брюки.
— На, одевайся!
Потом из-под грязных тряпок в углу вытащил трехлитровую «четверть». Налив стакан до краев, влил прозрачную жидкость в свое горло и, снова налив стакан, протянул его мне.
— Пей, Петька! Счастлив твой бог, что я тебя знаю. Кормить бы тебе рыбок с колуном в голове на дне моря. Пей! Тут глубина всего метра два… Песчаная отмель… Солнышко бы тебе светило сквозь воду. — Он хихикнул пьянея.
Спирт ожег мне внутренности. Страх исчез. И мне вдруг стало все нипочем.
— Бутыль со спиртом та на нашем пароходе украли? А это ваша лодка…, вчера… плавала ну, вблизи «Нахимова»?.. — язык у меня вдруг стал заплетаться.
— Моя лодка, моя! Виталия по кличке Безгубый! — Безгубый стал срывать с вещей тряпки. — Гляди!.. Зри!.. Видал, сколько я увел с вашего парохода? Вот спирт! Вот медь, олово! Вот мешки с сахаром! Велосипед, хрусталь. Это сотки! Сотки! — Он рывком повернулся ко мне. — Здесь и твоя доля! Хочешь прямо деньгами? А хочешь убью?!. Ладно, не бойся. На!..
В моих руках оказалась пачка денег.
— Бери! Я сегодня добрый. Здесь, на своем мертвеце… под водой я всегда добрый.
Что было дальше, я плохо помню: спирт помутил разум. Кажется, я вскоре уснул.
Глава восьмая. Безгубый
Разбудил меня холод. Голова разламывалась на части. Тошнило. Фитилек «летучей мыши» еле чадил. Я спал на полу на каком-то ватнике. Безгубый храпел, раскинувшись на койке.
Я тихо собрал свои вещи. Трап не скрипнул под моими ногами. Разыскав защелку, я открыл дверь.
Было утро. Шторм кончился. При свете солнца все выглядело иначе, чем ночью. Солнечные блики радостно вылезали из дыр и щелей, теплыми пятнами лежали на палубе. Я невольно подивился своему вчерашнему страху. Но торопиться мне все же следовало. Бесшумно ступая босыми ногами, я поднялся на верхнюю палубу и принялся искать лодку, на которой приехал Безгубый. Она была привязана к свисающему с палубы тросу. Вмятый взрывом борт образовал углубление. В нем и пряталась лодка. Ловко придумано! Нужно было подъехать совсем близко, чтобы ее обнаружить.
Спустившись по тросу в лодку, я взялся за весла.
Ого! Даже удочки с поплавками и леской на месте! Ну, прямо хоть сейчас выезжай на рыбную ловлю!
…Лишь часа через два я ступил на берег. Вытащил лодку на берег и, приметив место, зашагал к Ленинграду.
Доехав до ближайшего обувного магазина, я купил спортивные туфли и надел их. Рядом с магазином было почтовое отделение. Я зашел в прохладное, почти пустое помещение, купил бумаги, конверт марку и сел за стол.
Чтобы подробно описать все мои похождения со дня приезда в Ленинград, мне понадобилось много времени. Люди заходили, покупали марки, справлялись о письмах до востребования, посылали денежные переводы, а я все писал и писал…
Хорошенькие девушки, служащие отделения, перешептывались, с интересом поглядывая на меня: они, наверно, думали, что я пишу письмо любимой…
Наконец, вытерев со лба пот, я положил исписанные листы в конверт, запечатал его, надписал адрес: «Городская милиция. Управление уголовного розыска. Начальнику». Одновременно с конвертом, упавшим в почтовый ящик, с моих плеч свалилась огромная тяжесть. На душе стало легко. И вдруг я вспомнил, что не отправил вместе с письмом деньги, данные Безгубым. «Ничего, отдам после», — решил я. Я был уверен, что все страшное уже позади.
«Адмирал Нахимов» стоял на своем месте под погрузкой.
На пароходе меня встретили, словно выходца с того света. Я даже не представлял, что ко мне так хорошо все относятся! Меня вертели, тормошили, обнимали. Капитан расцеловал меня в обе щеки, а радист долго тряс руку и повторял: «Вот удача, дружок! Вот удача!»
Дебаркадер, оказывается, удалось спасти. Помог военный тральщик, проходивший поблизости. На многочисленные вопросы я ответил, что был случайно подобран рыбачьей лодкой, застигнутой штормом в заливе. Большего я не мог рассказать, пока не придет из угрозыска ответ на письмо.
— Иди в кубрик, отдыхай, — приказал капитан.
— А где Валентин, Анатолий, Николай? — полюбопытствовал я дрогнувшим голосом.
— Отпросились на берег за папиросами. Сильно о тебе переживали… Жалели очень. Кто их знает? Может, они и ничего ребята.
…Знакомый, ставший привычным стук машины долго не нарушал моего сна. Наконец я открыл глаза. Крашенный масляной краской потолок кубрика, полумрак, слабо светится лампочка. Значит, уже вечер. Я перевел взгляд на часы: десять. Ого! Долго же я спал!