Обыкновенные девчонки (сборник)
Шрифт:
Гуля не знала, чем порадовать их. Каждый день она покупала им мандарины, леденцы, открытки с картинками, бумажные веера, бусы из раковин и всякую дребедень.
Малыши прозвали ее «Мадресита» — «Маленькая мама». Цветные бумажки от «карамелос», то есть от конфет, они тщательно разглаживали и прятали на память о ней. А мандарины поедали в огромном количестве.
— Ничего удивительного, — говорила Гуля. — В Испании апельсины созревают четыре раза в год. Испанцы без апельсинов жить не могут. Вот как мы с
И она снова звала Мирру на берег покупать в ларьке мандарины и «карамелос» для испанских ребят, а для себя с подругой — двойные порции мороженого и в книжном киоске — последние номера киножурнала.
Телеграмма
Гуле оставалось прожить в санатории всего одну неделю, когда она внезапно обнаружила, что деньги, которые ей дала мама на обратный билет в Киев и дорожные расходы, разошлись неизвестно на что.
Лежа в тенистом уголке сада в час отдыха на раскладушке (врач разрешил ей и Мирре тихий час проводить в саду), Гуля шепотом подсчитывала свои расходы:
— Мороженое в Одессе — один рубль и здесь — двенадцать; подарки испанчатам — восемь коробочек из ракушек по четыре рубля — тридцать два, итого сорок пять. Конфеты и пирожные — тридцать шесть рублей; сорок пять и тридцать шесть — восемьдесят один. Мандарины… не помню сколько… А бусы, новый пояс с серебряной пряжкой, открытки, журналы, веера…
— Что ты там шепчешь? — спросила Мирра, поднимая с подушки голову. — Таблицу умножения решила повторить на старости лет?
— Какую там таблицу! — вздохнула Гуля. — У меня остался всего один рубль.
— А на дорогу ты отложила?
— Нет.
— И ты об этом так спокойно говоришь? — удивилась Мирра.
— А что же мне делать? Плакать?
— Не плакать, но как ты домой поедешь, я хотела бы знать.
— Это и я хотела бы знать, — сказала с усмешкой Гуля. — Поехать я никак не могу, при всем желании. Могу только пойти пешком. Авось язык до Киева доведет!
— А до Одессы как — вплавь?
— До Одессы вплавь…
Мирра смотрела на Гулю во все глаза.
— И как только ты будешь жить на свете, Гулька? — спросила она.
— Не знаю как… — задумавшись, ответила Гуля. — Как-нибудь. Ну ничего, я пошлю домой телеграмму.
— А на телеграмму где возьмешь?
— У тебя займу.
Мирра засмеялась:
— А мне на билет где возьмешь? У меня ведь тоже только последние, на дорогу.
— У кого-нибудь другого займу. А может быть, к тому времени из дому получу.
И Гуля стала вслух сочинять телеграмму, считая слова по пальцам:
— «Деньги разошлись. Точка. Не сердишься? Вопросительный знак. Пожалуйста, вышли дорогу сколько можешь. Целую. Гуля». Всего четырнадцать слов. Да еще адрес!
— И до чего же ты еще ребенок, Гуля! — ужаснулась Мирра. —
— Что ты, Миррка! — Гуля испуганно на нее посмотрела. — После такой телеграммы совсем нельзя будет показаться маме на глаза.
— По-моему, и так нельзя. Ты же сама говорила, что из-за вашего переезда у мамы туго с деньгами.
— Да-а, — вздохнула Гуля, — непутевая у нее дочка. Можно сказать — дрянь девчонка…
Гуля совсем пала духом. Мирра присела к ней на кровать, чтобы утешить подругу, но в этот миг раздался треск, и шаткая раскладушка рухнула на землю.
Очутившись на траве, девочки весело расхохотались…
— Знаешь, Мирра, — сказала Гуля, — давай бросим этот тяжелый разговор, а то видишь, даже кровать не выдержала, и у нее подкосились ножки.
Девочки принялись чинить раскладушку, натягивая парусину, но в это время на дорожке сада показалась Ольга Павловна. Она всегда приходила именно в ту минуту, когда ее ждали меньше всего.
— Это вы так отдыхаете? — спросила она. — Я говорила доктору, что этот отдых в саду ничего хорошего не сулит. Ступайте сейчас же на веранду. А твоей маме, Гуля Королёва, я непременно напишу, что ты не умеешь соблюдать режим.
Гуля ничего не сказала. Взвалив на плечо подушку, словно это была бог весть какая тяжесть, она медленно пошла по направлению к белому павильону, где жили старшие девочки.
«Чего доброго, и в самом деле напишет! — думала она. — Вот будет здорово: сначала моя телеграмма, а потом этакое письмецо… Хоть домой не показывайся!»
Но делать было нечего, и в тот же вечер в окошко телеграфа была подана срочная телеграмма:
«Оказались непредвиденные экстренные расходы вышли пожалуйста на билет целую Гуля».
Возвращаясь в сумерках по берегу моря в санаторий, Гуля и Мирра обдумывали, какие расходы вообще можно считать «экстренными и непредвиденными». Текст был составлен по совету Мирры, и теперь Гуля ломала голову над тем, как она объяснит свою телеграмму дома.
— Утро вечера мудренее, — в конце концов сказала Гуля. — Да и до Киева еще далеко.
Но оказалось, что и до утра еще далеко.
Лежа в постели без сна, Гуля думала, как ей выйти из того запутанного положения, в которое она попала. Ей нужны были деньги не только на билет в Киев. Она вспомнила, что она задолжала всем, кому только можно: и Вере, и пионервожатому Алеше, и даже Мирре, у которой взяла деньги на телеграмму.
Она с мучительной ясностью вспомнила, как, провожая ее на вокзал, мама просила ее быть благоразумной, не потерять деньги по дороге и не покупать на станциях всякую ерунду.