Обзор истории русского права
Шрифт:
Иногда право частного (не вотчинного) суда непосредственно исходит от государства: таков, например, суд откупщиков. В одной жалобе царю XVII в. читаем: «Во 133 году откупили мы, холопы твои, на 134 год (1626) в Нижнем Новгороде у воеводы Ивана Дмитриевича Плещеева, да у дядька Семена Собакина кабацкой и зерновой и картовой и всякой кабацкой суд» (т. е. суд об игре в зернь и в карты и вообще суд по делам, возникающим в кабаках)… Но земский староста Нижнего Новгорода «всякой кабацкой и зерновой и картовой суд отнял и судити нам, холопям твоим, не велел…» и т. д. (челобитная 26 нижегородских стрельцов-откупщиков, 1627 г. июля 9 – Рус. ист. библ. Т. II, № 223).
Участие населения в суде. Как в судах государственных (провинциальных), так и в сословных и вотчинных суд производится при участии местного населения, именно выборных правителей общин – соцких и старост и судных мужей (до XVI в.) или целовальников (с XVI в.). Судные мужи – это лучшие или «добрые люди», представлявшие население не по выбору, а по положению своему в местном обществе, в неопределенном числе (Белоз. уст. гр., ст. 19; Суд. 1-й., ст. 38): это остаток древнего участия в суде целой общины. С половины XVI в. институт судных мужей переходит в учреждение целовальников, т. е. лиц, специально выбранных для суда и целовавших крест; число их в каждой волости и посаде не определено законом. В вотчинноцерковных судах к составу судных мужей присоединялся
200
До какой степени было важно участие населения в суде, показывают свойства суда центральных учреждений, где такого участия не было. «А судити указано в Приказех бояром и околничим, и столником, и дворяном, и дьякам, кому в котором Приказе ведати приказано, всем вместе и без единого и единому без всех, в правду, по св. евангельской заповеди Христове не стыдится лиц сильных и другу не дружити, а не другу не мстити ни для чего, и по посулом и поминком не делати. Однакож хотя на такое дело положено наказание и чинят о тех посулех крестное целование с жестоким проклинательством, что посулов не имати и делати в правду… ни во что их есть вера и заклинательство и наказания не страшатся… руки свои ко взятию скоро допущают, хотя не сами собой, однако по задней лестнице через жену или дочерь… И ни ставят того себе во взятые посулы, будто про то и не ведают… И не стыдятся того делати потому: кто может всегда близко приходити к царю и видети часто от простых людей»? (Котошихин, VII, 37).
Инстанции. В начале московского периода инстанционных отношений между органами суда не заметно, так как единый источник судебной власти – великий князь – лишь делегировал на время свое право суда другим лицам [201] . В XV в., при системе кормления, слагаются две инстанции: провинциальный суд наместников и волостей и центральный суд – бояр и великого князя. В XVII в. можно различить три инстанции: суды провинциальные, приказы и Боярскую думу. Впрочем, этот порядок далеко не может быть признан правильным: многие приказы судили в качестве первой инстанции, например, земский приказ для города Москвы. С другой стороны, губные и земские власти, а также воеводы более важных и отдаленных городов получали право безапелляционного суда. Дела могли переходить из низших в высшие инстанции по докладу (Суд. 1-й, ст. 16) и по жалобе, что называлось «пересуд». (Суд. 1-й, ст. 64 и Суд. ц., ст. 51). Апелляция каждый раз являлась жалобой в умышленном неправосудии и имела вид суда с судьей, хотя закон знает уже и возможность добросовестного неправого решения (Суд. ц., 2).
201
Среди особенностей московского процесса отмечают порядок, по которому истец обращается к великому князю или царю с жалобой, от него получает судебную грамоту или наказ судье решить дело; иногда при этом на суде царя происходит предварительное разбирательство (судоговорение); судьей мог быть дан судья компетентный по общему порядку, но мог быть дан и специальный судья (иногда по указанию и желанию сторон – при третейском, особенно межевом разбирательстве) – это собственно «данный судья». Иногда эту черту московского процесса сопоставляют с jus и judicium римского процесса, хотя только с внешней стороны (см. П.Беляев: «Специальное назначение судей и пр.»). Прежде всего надо отметить, что означенная особенность присуща главным образом ранним временам московского периода, т. е. XV и первой половине XVI в., и объясняется, думаем мы, неустановившимся инстанционным порядком: все идут с своими делами к великому князю; от него ждут наилучшей правды; великий князь или прямо отсылает их к компетентному, или специальному судье, или выслушивает стороны, но в окончательное разбирательство не входит, что при увеличении территории становится для него прямо невозможным. От фактов, относящихся к анализируемому явлению, нужно отличать давание судей для следственной части процесса. Великий князь, по особым привилегиям для духовенства, дела церковных учреждений разбирает сам, а в более раннее время все дела дворян и детей боярских подлежали также его суду; так как большая часть этих дел (как по искам личным, так и имущественным) требовала осмотра на месте, или опроса окольных людей, или производства повального обыска, то государь для этой части процесса («обыскной») указывает данного судью и дает ему грамоту (наказ), а затем велит (по окончании обыска) «список и чертеж (определение меж) пред собой положити». Затем суд и приговор дает сам царь и великий князь. Затем, также надо отличать «приказы» царя кому-либо из бояр и дьяков решить дело вместо него, ибо и в привилегиях лицам, получившим право судиться только у царя и великого князя, обыкновенно говорилось: «Сужу я сам, или кому прикажу».
Из этих «приказов» и образовался впоследствии суд Приказов, как постоянных инстанций, когда компетенция их перестала быть делегацией ad hoc и отделилась от непосредственной деятельности верховной власти (ср. выше о начале инстанционного порядка в Великом Новгороде).
Подсудность. В Московском государстве господствует подсудность территориальная. Правда, до Судебника лица служилого класса не подчинялись суду местных воевод, но это объясняется не сословным их положением, а личной служебной зависимостью их от великого князя. С устройством земских учреждений, подсудность земских судов ограничивалась тяглыми лицами; но с возникновением воеводского управления за первыми остался только один низший род дел; а судам воеводским подлежали все остальные виды дел без различия классов известной территории. Из общей территориальной подсудности исключается духовенство по отношению к тому роду дел, который подлежал духовному суду. В XVII в. лица разных служебных профессий также освобождались, по некоторым делам, от подсудности местной: так, стрельцы в провинциях подлежали в гражданских делах суду своих голов, но по преступлениям низшего порядка – суду местных воевод, а по преступлениям высшим – суду губных властей. Если преступник и лицо потерпевшее оба стрельцы, то вместе с воеводой судит и голова. Столкновение подсудностей первоначально вело постоянно к устройству общих
II. Судопроизводство
В Московском государстве единство процесса уже разрушается: образуется различие между «судом» (обвинительным процессом) и «розыском» (следственным процессом).
История постепенного образования различия между судом и розыском такова. До судебников всякий процесс был обвинительным. Со времени возникновения губных учреждений из общей нормы выделяется особый процесс для дел разбойных, а потом для дел по убийству и татьбе с поличным. Первоначально это не был процесс, а лишь средства поимки и наказания ведомых лихих людей. Но так как такими людьми начали считать не только схваченных на месте преступления, но и рецидивистов и людей, облицованных общиной, то пойманных лихих людей стали расспрашивать, не совершали ли они прежде преступлений, стали доискиваться мнения общины через повальный обыск. Таким образом короткая процедура казни ведомых лихих людей превращается в процесс. К этому присоединяются расспросы пойманных о их сообщниках, чем уже обнаруживается, что государство само преследует лихих людей.
Процесс, составившийся таким образом, до Уложения стоит рядом с обвинительным и независимо от него. После Уложения следственные начала проникают и в «суд», пока, наконец, при Петре всякий процесс делается розыском.
Границы между «судом» и «розыском», по московскому праву, не совпадают с границами уголовного и гражданского судопроизводства по современному праву: все дела гражданские крепостные решаются розыском; наоборот, все дела уголовные, совершаемые не ведомыми лихими людьми, судятся обвинительным процессом («бой и грабеж»).
Сторонами в процессе могли быть все (монахи, холопы, несовершеннолетние: см. Суд. 1-й, ст. 49; Суд. ц., ст. 17; но ср. Улож. XVI, 23, XVII, 13; о праве холопов см. Ук. кн. вед. казн., ст. XX); не могут искать люди, обвиненные в крамоле и «составе» и в клятвопреступлении, а также дети на родителей (см. Уст. кн. вед. казн., ст. XX; Улож. XXII, 6).
Взаимное отношение сторон до суда (вызов) определяется и здесь договором; но в заключение договора власть вмешивается гораздо решительнее, чем в древнерусском процессе. Отношения установляются посредством «челобитной», «приставной памяти» и «срочной»: первая определяет границы спорного права, вторая – к какому судье идти (что, впрочем, в московскую эпоху не следует понимать в строгом смысле при общем государственном распределении подсудности); третья определяет срок явки (который также уже зависит не от договора сторон, а от усмотрения судьи, так что иногда сроки наметывают силой). В середине московского периода некоторые местности и классы выхлопатывали себе постоянные общие сроки для вызова в суд; например, крестьяне могли быть вызваны только от 1 октября по 1 апреля (см. ук 1642 г.). Договорные отношения сторон постепенно отстранялись государством: так, вызов через приставную память уступил в эпоху Уложения место вызову через «зазывную грамоту» (Уложение X, 100 и др.); первая удержалась только для Москвы и ее ближайших окрестностей. Различие последствий вызова через приставную память и зазывную грамоту состояло в том, что неявившийся к суду по вызову первого рода тотчас обвинялся без суда; напротив, к неявившемуся по вызову 2-го рода, но давшему по себе поруку, посылались 2-я и 3-я зазывные грамоты и лишь после этого неявившийся обвиняем был без суда; если же ответчик не давался в поруку, то воевода брал его насильно через пушкарей и зачинщиков. Кавелин отказывается понять эту разницу двух способов вызова; но основания ее очевидны: в первом случае неявившийся сам нарушает договор; во втором его личная воля не участвовала (см. выше с. 713). Лица, на которых возлагалась власть вызова, именовались неделыциками и ездоками в Москве и доводчиками в провинциях (Суд. 1-й, ст. 28–36; Суд. ц., ст. 44–50, 53, 54; Белоз. уст. гр., 3–5, 16, 22). Договор скрепляется непременно поручительством, на поруки можно отдать насильно по распоряжению власти (Улож. X, 117, 140, 229). Необходимыми поручителями были соседи и сродники (которые составляли между собой круговую поруку), что, впрочем, исчезло в эпоху Уложения. Целью поруки первоначально было не только представление ответчика к суду, но и обеспечение иска в случае его неявки; но в Уложении ц. Ал. Мих. осталась только одна первая цель.
Стороны могли не являться на суд лично; их заменяли естественные представители — родственники и люди (Улож. X, ст. 108, 109, 149, 156, 157, 185; ср. Ук. кн. зем. прик. V, XIII, 3 и 12); только за неимением таких допускаются свободные представители, которыми большей частью были холопы (Ук. кн. ведом, казн., XX) и для которых до 1690 г. не требовалась доверенность. Последствием этого была ничтожность права поверенных и легкая возможность восстановления решенных дел.
На самом суде стороны подают «ставочные челобитные». Последствием неявки в срок для ответчика была выдача «бессудной грамоты», т. е. утверждение права за истцом так, как бы суд состоялся; неявка истца вела к прекращению иска. Явившиеся не должны были съезжать с места производства суда под угрозой тех же последствий; в 1645 г. сделано из этого изъятие для дел, основанных на крепостных актах (Ук. кн. зем. прик., ст. X, 1, 3, 4; XIII, 4, 5, 11; XXXVII и XLVII; Улож. X, 108, 109, 118, 149, 185; XVI, 59; XVIII, 22–23; XX, 111, 119).
Отношения сторон к суду: стороны имеют лишь отрицательное влияние на состав суда (через отвод судей). В эпоху Уложения пассивная роль судьи в процессе делается все более активной.
Судебные доказательства: 1) Послушество. Послушество принимает в московском процессе следующие формы:
а) Ссылка из виноватых, когда сторона ссылается на одного свидетеля с условием подчиниться обвинению, если свидетель покажет против сославшегося. Ссылка из виноватых имела безусловное значение для обеих сторон по эпоху судебников оттого, что тогда еще существовало поле, на которое могла вызвать послуха противная сторона. Ее всегдашнее второстепенное значение есть обвинение той стороны, которая на нее сослалась. Безусловное значение ссылки, по уничтожении поля, признается в следующих случаях: при ссылке одной стороны на отца или мать другой, при ссылке на несколько лиц (не менее 10) служилых (при иске до 50 руб.) и остальных (при иске до 20 руб.), если эти лица показывают единогласно (Ук. кн. ведом, казн., ст. V, 9; Улож. X, 158–159, 160, 176).
б) «Общая ссылка» — остаток третейского решения споров – есть ссылка обеих сторон на одного и того же или на одних и тех же послухов. Однако, закон ограничивает право сторон в выборе третьих: нельзя ссылаться на людей, слышавших о факте, но не видевших его; общей ссылкой не может быть лицо, зависимое от одной из сторон. Значение силы показаний общей ссылки ослабляется в эпоху Уложения: допускается обвинение общей ссылки в подкупе и пристрастии; допускается отвод общей ссылки для другого дела, решаемого в том же заседании.