Обзор истории русского права
Шрифт:
След. Если преступник не был застигнут на месте преступления, то начинается разыскание следов. Предполагалось, что там, где лежит «лицо», там скрывается и преступник. Отсюда, если найдена «голова» – труп убитого, то та вервь, где лежит голова, должна разыскивать виновного и выдать, после чего уже обвиняемый не пользуется никакими процессуальными средствами защиты, или сама вервь должна платить дикую виру. Если поличное – украденная вещь – найдена в чьем-либо дому, то хозяин дома отвечает за татьбу: он есть предполагаемый вор.
Затем понятие о «лице» расширяется еще более: лицом признается самый след, оставляемый преступником или вещью. Разыскивая покражу по «следу», истец может всегда потерять эти следы; там, где они теряются, там предполагается преступник. Это положение основано на том, что все
Суд есть борьба сторон перед судьей. То, что мы ныне называем судебными доказательствами, в то время было средствами сторон; суд лишь регулировал и уравнивал эти средства. А средства эти, известные древнему процессу, были следующие: послухи, суды Божии и акты.
Послухи и видок и. В литературе существует двоякое производство названий «послух» и «видок». По первому, видок есть очевидец совершившегося факта; послух – человек, свидетельствующий по слуху. По второму, видок и послух означают две процессуальные роли, совершенно различные друг от друга. Видок есть простой свидетель в нашем смысле слова, а послух – пособник, на которого «послался» истец и ответчик. Присоединяясь вполне к этому последнему мнению (представители которого В. Г. Демченко и Н. Л. Дювернуа), мы должны только оговориться, что в памятниках церковного права появляется уже рано ясное сознание о послушестве, как свидетельстве в нашем смысле слова; является уже понятие лжесвидетельства: в правиле митрополита Кирилла (XIII в.) запрещается ставить в попы того, кто «в лживе послушестве был будет» (Рус. Дост. I, с. 114). И в Русской Правде уже начинается смешение видоков и послухов: и те и другие одинаково играют ту роль, которая приписана послуху (доказательство замены одного названия другим в одном и том же случае см. в Рус. Пр. Ак. 2 и 28, Кар. 24).
Число послухов. Лучшим указанием на различие послухов от свидетелей в нашем смысле слова есть то, что закон прямо требует определенного числа их в различных родах дел: для дел о личных оскорблениях требуется два свидетеля или, правильнее (как увидим ниже), по два с каждой стороны (Ак. 9). Вероятно, столько же требовалось при исках о татьбе (и всех равных тому); это можно видеть из того, что при своде последний владелец вещи обязан выставить двух послухов («моужа») в том, что он купил вещь, а не украл ее (Кар. 33). Это число (2) принято было и в договорах русских с немцами (подвое с каждой стороны: Дог. 1229 г., ст. 13). При исках об убийстве обвинитель должен выставить 7 послухов (Кар. 15). Исключения из этих общих постановлений приняты были следующие: иностранцы в первом случае могут вовсе не выставлять послухов (Ак. 9), а во втором случае обязаны выставить только двух (Кар. 15). В тех случаях, когда нужно было удостоверить покупку вещи на торгу у незнакомого (чтобы отвести от себя подозрения в краже), достаточно было свидетельство одного мытника (Кар. 33). В исках, возникающих из договоров, именно о взыскании долга, который отрицается должником, требуется свидетельство 12 послухов (Ак. 14, Дог. 1195 г., ст. 10).
Все эти разнообразные постановления упрощаются в эпоху Псковской и Новгородской грамот, когда во всяких делах, требующих послушества, выступает только один послух. Послух должен быть всегда один (Новг судн. гр, 22; Пск. судн. гр., 27); свидетелей же, напротив, может быть несколько в том же самом деле, в котором именно требуется присутствие лишь одного послуха (Пск. судн. гр. 27, 55).
Кто обязан выставлять послухов? В эпоху Русской Правды несомненно каждая сторона могла выставлять послухов: это прямо утверждается относительно исков о побоях (Кар. 24). Аналогия исторических известий о древнем праве других славян подтверждает, что и при всяких других исках сторона обвиняемая могла выставлять свидетелей против свидетелей истца. В договорах с немцами, наконец, содержится прямое свидетельство о том для русского права (Дог. 1270 г., см. прим. к ст. 9; Дог. 1195 г.).
В эпоху Пск.
Качества, требуемые от послухов. Послух должен быть свободный человек – «муж»; отсюда послушествовать и «мужевать» были синонимами (Рус. Пр., Кар. 99, ср. 77; Новг. судн. гр. 22). Но из этого допускалось прямое исключение: а) холопы высшего рода, именно дворские тиуны боярские (которые сами ведали суд в боярских вотчинах) и люди полусвободные – закупы – могут, по требованию необходимости (т. е. за недостатком послухов-мужей), быть признаны к послушеству (Кар. 77). Второе исключение состоит в том, что холоп всякого рода может быть допущен к послушеству в несобственном смысле, т. е. по словам холопа может быть начат процесс, но не окончен его показаниями; в самом процессе холоп не играет роли послуха, не принимает присяги (Кар. 99). Наконец, в Новг. судн. гр. постановляется, что «холоп на холопа послух» (Новг. судн. гр. 22), т. е. висках против холопа послухом может быть выставлен холоп же.
Второе качество, требуемое от послуха, есть то, что он должен быть гражданин государства, а не иноземец (Новг. судн. гр., 22). Из этого начала делается необходимое исключение в исках граждан с иноземцами.
Наконец, из понятий о послухе, как муже, следует, что послухом не могла быть женщина. Из роли послухов на суде мы убедимся, что это вытекало необходимо из духа древнего процесса.
Роль послуха на суде. Послух а) должен стать на суде: неявка его к суду ведет за собой потерю иска для стороны, его выставившей. (Пск. судн. гр., 22). б) Должен был подтвердить словесно все, что говорила сторона, выставившая его. Тождество показаний должно быть буквальное: «…слово противу слова» (Рус. Пр., Кар. 24). Если он недоговорит или переговорит, то его послушество теряет всякое значение. (Пск. судн. гр., 22). Формализм такого требования изъясняется значением показания послуха, как высшего (безусловного) доказательства на суде, и в свою очередь указывает на то, что послух вовсе не есть свидетель в нашем смысле слова.
в) В эпоху Русской Правды, если судоговорение кончилось тем, что послухи обеих сторон показали согласно со словами тех, кто их поставил, то послухи должны идти на роту, присягать. В эпоху же Новг. и Пск. судн. гр. послух должен выступать на судебном поединке с ответчиком.
Суды Божии. Суды Божии собственно не могут быть поставлены в один разряд с прочими судебными доказательствами: суд Божий есть суд совершенно отдельный от судов человеческих. Собственно показаниями послухов исчерпываются все обыкновенные средства суда; от сторон зависит апеллировать от суда человеческого к суду Бога.
Формы суда Божия различны; у нас практиковались следующие: жребий, рота, ордалии и поле.
1. Жребий. Древнейший способ решения всяких сомнительных дел– жребий – уцелел и до сих пор в практике и признается законодательством только не в процессе. Внепроцессуальное значение жребия в древнейшее время было велико и разнообразно.
Что же касается до процессуального значения, то жребий является или альтернативой роты, или имеет вспомогательное значение: им решается вопрос, кому приносить присягу. Первое значение жребия подтверждается некоторыми списками Русской Правды, в которых статья о побоях изложена так: «Оже будет Варяг или Колобяг крещения не имея, а будет има бои, а видока не будет, ити има на роту, а любо на жребий». Совершенно самостоятельного значения жребий не имеет. Правда, изложенная статья в некоторых списках читается иначе, именно следующим образом: «Аще видока не будет, ити им (боярину, людину или варягу) на жребий»; но это чтение представляет явное искажение предыдущего и притом сравнительно новое («по их пути платили бесчестие»). Другое более важное и совершенно несомненное значение жребия есть вспомогательное. Оно указывается в Договоре с немцами (Дог. 1195 г., ст. 9). Мнение Беляева, что здесь жребий есть альтернатива свидетельских показаний, не может быть принято.