Обзор истории русского права
Шрифт:
Уже из предыдущих замечаний видно, какую важность имеет совершение договорного акта для существа его. Взаимно выраженная воля договаривающихся сторон должна оставить внешний след для убеждения сторонних лиц в существовании сделки.
Однако, по древней терминологии, вместо сделки (акта соглашения, выраженного наделе), было только совещание (Договор Олега, 15, Договор Игоря, 16), сгода, смолва, сговор. В 1-й период договоры обыкновенно были словесные (за исключением купли-продажи недвижимых вещей), но с употреблением уже и тогда символических форм (литки или магарыч – возлияние богам, рукобитье, или связывание рук – obligatio) и послухов (Рус. Пр. Ак. 14, Кар. 44). Даже в Пск. судн. гр. договор именуется «смолвою», хотя в ней уже речь идет не только о неформальных письменных договорах («досках»)
Но в Московском государстве продолжалось немалое время словесное совершение договоров; в этом московское право осталось далеко позади законодательства псковского. Еще Судебник Иоанна IV допускал иски о договорах без кабалы (ст. 15) и в процессе позволял при этом доказательства через свидетелей и поединок. В практике письменное совершение их в XVI в. делается более общим, и закон предписывает, например, чиновникам, при уплате должником денег в разные сроки, делать отметки об этих уплатах на кабалах и на записях, – впрочем, не отвергает еще возможности бескабальных договоров (Уст. Важ. гр., Хрест. вып. II). Акты, бывшие тогда в ходу, были кабалы, записи и памяти.
Письменная форма актов, хотя в XVI в. сделалась всеобщей, но еще не была обязательной по закону. В первый раз эта обязательность появилась в XVII в. В 1635 г. июня 7 дан был царский указ, в котором государь говорит, что ему ведомо учинилось, что многие ищут по договору поклажи и займа бескабально – без письменных документов. Государь указал отказывать в приеме челобитных по договорам займа, поклажи и ссуды, если челобитчики не представят крепостей: кабал, записей и памятей (Ук. кн. зем. пр., ст. XXIV). Тем, которые до издания этого закона уже совершили бескабальную сделку, предоставляется право подавать явки и челобитные о том до 1-го сентября того же года (для жителей г. Москвы), по прошествии которого и им будет отказано в иске. Закон считал это столь важным, что велено было публиковать его чрезвычайным образом через биричей в Китае и Каменном городе, по улицам и переулкам. Сверх этого узаконения, были изданы специальные законы о формах совершения сделок для некоторых классов общества в особенности: «А прежних государей по указам и по уставным грамотам с посадскими людьми казакам больши рубля ссужатца без письма не велено» (Рус. ист. библ. II, № 178). В XVII в. строгость исполнения закона о письменной форме совершения сделок была, по Котошихину, такова, что «у кого кабал нет, или утеряются, или подерутца, или иная какая шкода учинитца, и в бескабальных делах суда не даетца и верить не велено ничему, хотя б на какое дело дватцать человек свидетелей было, все то ни во что без крепостей» (VII, 43).
Письменный акт договора должен быть собственноручно подписан обязывающимися. За того, кто не умеет грамоте, по закону 1629 г. февраля 5 (Ук. кн. зем. прик., ст. XIII, 7), может подписаться отец его духовный, и лишь в случае невозможности добыть такую подпись (отца духовного близко нет или с ним вражда), дозволяется рукоприкладство ближних родных: именно братьев родных или племянников. Отсюда следует заключить, что ничье рукоприкладство, кроме этих лиц, вовсе не допускается; в частности, не упоминается о возможности рукоприкладства нисходящих за отцов и обратно (ср. Уложение X, 246).
Письменная форма не считается, однако, вполне достаточной для полной достоверности акта. Она переходит постепенно в крепостную.
Сначала в виде исключения крепостная форма применяется только к некоторым договорам: именно, раньше других эта форма обязательно применена к полным грамотам на холопство, служилой кабале и отпускной грамоте (см. Суд. 1-й, ст. 20 и Суд. ц. 67; ук. 1558, 1597, 1606 и 1608 гг.). Этому же условию подчинена купля-продажа лошадей: по Судебнику царскому (94–96), договор этот совершается с непременным участием общественной власти: покупщик обязан представить лошадь для наложения на нее пятна. В Москве властью, скрепляющей эту сделку, были особые пятеныцики, а в городах – наместники и волостели. Тавро записывается в книги, нарочно для этой цели заведенные у целовальников. Из этого общего постановления изъятие делается только для ратных людей во время похода.
Другой случай применения крепостной формы, до общего установления ее для всех договоров, относится к купле-продаже и залогу недвижимостей. Первое законодательное установление крепостной формы для актов на недвижимость содержится в законе 1558 г. января 11 (Ук. кн. казн., ст. IX), но со ссылкой уже на установившийся обычай. Здесь еще говорится, что купчие и закладные записываются у дьяков; впоследствии это совершалось в Поместном приказе. Здесь внесение в книги приказов имело не одну цель укрепления актов.
Таковы способы совершения сделок до Уложения. В Уложении для всех родов их предписаны следующие правила.
Всякие акты («заемные кабалы, записи или иные какие-нибудь крепости»), более важные (купчие и закладные на вотчины и дворы), или совершенные на значительные суммы, должны быть писаны площадными подьячими (в Москве
Акты, надлежащим образом составленные, но подлежащие, сверх того, укреплению в приказах, при неисполнении этого последнего, теряют силу (Улож. XVII, ст. 39 и др. Ук. кн. пом. прик. IV, 51; Улож. XVI, 6).
В период империи сначала (при Петре I) все акты подлежали укреплению; местами укрепляющими признаны были: оружейная палата (1701 г.), потом московская ратуша (1706 г.) и, наконец, юстиц-коллегия (с 1719 г.). Составление актов вверено было опять подьячим Ивановской площади, с более точным определением порядка их назначения и ответственности и под наблюдением Приказа крепостных дел (П. С. 3., № 1833 и 1838). В городах, сначала центральных («разрядах»), а потом при надворных судах позволено было совершать всякие акты. В портовых и более значительных городах установлены маклеры из купцов (П. С. 3., № 3708, год 1711). При Екатерине II установилось правило, что крепостным порядком должны совершаться лишь акты о переходе недвижимой собственности; от крепостной формы отделилась явочная (для доверенностей, запродажных, арендных контрактов и пр.).
Учение о предмете обязательств составляет объективный момент обязательственного права. Разумеется, род обязательства и размер его предоставляется воле сторон. Но и тогдашний закон знал и предупреждал возможность сделок о безнравственных действиях, например, об отдаче жен в Сибири в ссуду «для блуда». Долг по карточной игре признан не подлежащим удовлетворению (ук. 1761 г. июня 15, п. 5). Сверх того, древний закон вмешивался в размер обязательства гораздо более, чем нынешний, установляя для некоторых классов законный maximum их. Так, условия о пожилом при договоре аренды земли крестьянином определены для всех случаев судебниками (Суд. 1497 г., ст. 57; Суд. ц., ст. 88). Судебник царский определяет, сверх того, что посадские люди не могут искать на Других более того, сколько объявлено ими имущества при обложении налогами. Требования крестьян поверяются судом следственным порядком (ст. 72–73). Наконец, тот же Судебник запретил заключать служилые кабалы более, чем на 15 руб. (ст. 78; но об этом см. с. 467).
Кроме главного предмета (dare, facere), всякое обязательство может повлечь за собой ряд последствий, которые можно назвать второстепенными или привходящими предметами обязательств – это условия, обеспечивающие исполнение обязательства.
Условия, обеспечивающие исполнение обязательств, могут относиться или к моменту совершения договора (как поручительство, залог), или к моменту исполнения. Здесь место сказать только о последних. Все они состоят в усилении и увеличении обязанности контрагента, не исполнившего обязательства в срок. Важнейшее из них – неустойка; она может состоять или в определенной штрафной сумме, предусмотренной в самом договоре, или в возмещении убытков, последовавших для кредитора от неисполнения должником договора. В Древней Руси практика охотнее прибегала к последней форме условия о неустойке. Понятно, как она открывала для кредитора возможность увеличить свои требования до произвольных широких границ; поэтому указом 1628 г. ноября 21 (Ук. кн. зем. прик., ст. XIII, 8) было постановлено: если убытки пишут глухо: «…будет полягут деньги посроце…, назаимщикех убытки все сполна», то размер этих убытков определяется особым иском, а не бесспорным производством. Впрочем, на практике суд по собственному усмотрению уменьшал размер неустойки даже тогда, когда она условлена в определенной сумме. Так, крестьяне условились с монастырем об уступке спорной земли и обеспечили это неустойкой в 50 руб.; суд признал невозможным действительно взыскать такую громадную по тогдашнему сумму для бедной деревни: «А в заставе по записи в пятидесять рублех Климецкого монастыря служке отказано для того, что деньги неданые (условлены не для того, чтобы их в самом деле отдавать), – погост бы от того пусть не был» («Ак. Фед. – Чех.», I, № 86).