Обзор истории русского права
Шрифт:
В Московском государстве холопы пользуются правами личными, именно на честь (Суд. ц. 26; Уложение X, 94). Что касается имущественных прав, то холопы княжие (великих и удельных князей) владеют вотчинами купленными и пожалованными. (Ак., отн. до юр. быта 1, № 103 и др.). Люди боярские также владели вотчинами по пожалованиям своих господ; даже более: слугами бояр были нередко богатые вотчинники древнего благородного происхождения: по свидетельству Аврамия Палицына, боярин Борис Годунов и его родственники и клевреты привели к себе в неволю на службу в дома свои многих не только из простых, но и почетнейших людей со многими имениями, с селами и вотчинами их. Иногда в дарственных на землю какому-либо помещику даритель обязывал этого последнего, «чтобы он с тою деревнею не отдавался в холопы» без ведома собственника (Ак. отн. до юр. быта, № V, 63 и № XVI). Такие слуги сами владели холопами; Уложение ц. Ал. Мих. упоминает в числе рабовладельцев между прочим «дворовых людей» (XX, 4). Но все это уже не холопы, а скорее клиенты (см. выше с. 445–446). Но в московском периоде многие права распространены (фактически) и на простых холопов частных лиц, особенно того разряда их, который называется задворными холопами, т. е. испомещенными на землях господина. Они уже по одной необходимости имеют право на движимое имущество («животы»), необходимое при обработке земли; оно после их смерти переходит по наследству к их родственникам. Обязательства, заключенные ими, признаются законом (Ук. 1624 и 1628 гг.). Указаний о правах холопов по обязательствам из договоров можно отыскать в источниках весьма значительное количество (см., например, Ак. юр., № 237). Уложение царя Алексея Михайловича упоминает о холопах, владеющих лавками и дворами в посадах (и запрещает это: XIX, 15–16).
140
В означенном указе говорится об исках за себя… или за кого иного; отсюда следовало бы, что холопы имеют право иска по своим собственным делам (что и признает Ф.М.Дмитриев), но в законе 1582 г. допущена грамматическая двусмысленность: «холопей боярских и иных чинов людей»…, что можно понимать или так: холопов, принадлежащих как боярам, так и людям других классов…; или так: боярских холопов и (свободных) людей другого состояния. Мы отметили эту сомнительность в своем толковании означенного закона (Хрестоматия по ист. рус. пр. III, 35). Проф. Сергеевич, напротив, убежден, что здесь возможно только первое толкование (Рус. юр. древн. I, 130, прим.), но согласиться с этим отнюдь нельзя: в том же указе читаем: «А которые дети боярские, бегая от службы, ходят в суды за других»… Остается сомнительным, могли ли холопы лично искать по своим делам и не относятся ли слова указа к ходатаям из свободных состояний.
Что касается прав господина на холопа, то первоначально они ничем не были ограничены. Некоторые следы ограничений замечаются с христианской эпохи, но эти ограничения более нравственного, чем юридического характера [141] . В Двинской Уставной грамоте – памятнике XIV в. – говорится, что, «если господарь огрешится, ударит своего холопа или рабу и случится смерть, в том наместники не судять и штрафа не берут» (Двинск. Уст. гр., ст. 11). Из этого можно вывести или, что убийство холопа считалось грехом, или же, что непредумышленное («огрешится» – ошибется) убийство его не карается штрафом. Во втором случае специальное упоминание об отсутствии штрафа за непредумышленное убийство холопа заставляет думать о существовании штрафа за намеренное убийство его. По Уложению царя Алексея Михайловича, господин уже не имеет права на жизнь своего холопа: «…кому выдадут вновь его беглого холопа, то господину приказать накрепко, чтобы он того беглого своего человека до смерти не убил и не изувечил и голодом не уморил» (XX, 92). Еще ранее законом было определено право холопов требовать от своего господина прокормления во время голода (ук. 1603 г.) и дано им в некоторых случаях право иска (например, рабыне-наложнице) против своего господина. (Уложение XX, 80). Наконец, указом 1606 г. было установлено, что господин обязан выдавать замуж своих рабынь по достижении ими 18-летнего возраста, женить холопов, достигших 20 лет, и овдовевшую рабыню вновь выдать замуж по прошествии двух лет после смерти ее мужа.
141
В статьях, заимствованных из византийских источников, но приписываемых к Русской Правде, между прочим читаем: «Аще кто бьет раба своего или рабу свою жезлом, а умреть от руку его, судом за ся мьстить (т. е. подлежит уголовной ответственности). Аще ли пребудет день или два, да не мстит, свое бо есть имение» (т. е. смерть, последовавшая не тотчас за побоями, не влечет наказания).
Таким образом, мы видим, что права господ все ограничиваются, и рабство получает все более и более мягкий характер. Этому смягчению содействовали многие условия, главнейшим же образом следующие три: 1) Относительная национальная мягкость славянского права вообще. 2) Более значительным условием было проникновение и распространение на Руси христианского учения и его начал. Под влиянием этого учения, как учения морального (а не политического и юридического), юридические институты, не гармонирующие с ним, не уничтожаются, а только получают известный, соответствующий характер. В дошедших до нас поучениях и вообще в духовной литературе мы действительно видим, что церковные учители стремятся всеми силами ослабить рабство, смягчить отношения господ к холопам. Ввиду человеческого и религиозного равенства всех людей, они (епископ Лука, митрополит Иоанн и др.) требовали от господ давать рабам достаточное содержание, регулировали право наказания (от б до 30 ударов лозой, по поучению XIII в., «…а больше 30 ран не велим»), запрещали увеличивать выкупную плату за раба (сравнительно с покупной), продавать раба-христианина не христианину и вообще советовали относиться к ним по-человечески. Иосиф Волоцкий изобличает тех, которые «только обременяют холопов работой и наказывают ударами, а одежды и пищи не дают, голодом морят и о душах их не заботятся, между тем как мы все одинаковы и по телу и по душе». Особенно ярко выразилось учение церкви и обычного права о рабах в домострое, где они приравниваются к членам семьи. Все это не могло, конечно, не оказать сильного влияния на весь институт рабства. 3) Наконец, последней немаловажной причиной смягчения рабства было изменение государственных интересов. Очищаясь от начал частных, государство не находит для себя выгодным укреплять массы граждан за единицами и, усиливая некоторых, ослаблять самого себя. Перестав дорожить этим институтом, государство перестало и поддерживать его законодательными мерами.
Освобождение холопов. Освобождение холопов от рабства бывает или по воле господина, или при известных обстоятельствах по требованию закона. Освобождение по закону, как видно из памятников, существовало только в московском праве; в первом же периоде истории нашей практиковалось одно освобождение по воле господина. Сперва мотивом освобождения был только выкуп за деньги. Нет, однако, сомнения, что и тогда были случаи дарового освобождения, преимущественно перед смертью, по духовной господина – случаи, особенно умножившиеся с принятием христианства под влиянием тех условий, которые, как указано выше, содействовали смягчению рабства. Впоследствии это перешло в обычай: нередко по завещанию умирающий освобождал всех своих рабов, и, почти по общему обычаю, всякий освобождал по крайней мере часть их. То же нередко применялось по случаю какого-либо торжественного события. Освобожденный получал обыкновенно «наделок», который в большинстве случаев состоял из коня с сбруей и платья, но все-таки оставался в доме своего господина и в некоторой зависимости от него или его наследников. В Московском государстве такой зависимости уже не существовало: закон требует от освобожденного обязательного выхода из дома его господина под страхом нового обращения в холопство. Господин обязан при освобождении холопа при жизни выдать ему за своей подписью отпускную грамоту; при освобождении же по завещанию такую грамоту выдавал душеприказчик. Эти грамоты укреплялись в приказах, а в городах – у наместников, имевших право боярского суда. Освобождение по закону, как уже сказано, встречается только в памятниках московского права. Оно следует при известных отношениях или господина к рабу, или господина и раба к государству. К первому роду относятся следующие случаи (упомянутые выше): 1) если во время голода господин, не желая содержать холопов, прогнал их, то правительство освобождало их (Уложение XX, 41, 42); 2) освобождение наступало также в том случае, если господин не выдавал замуж, или не женил достигших узаконенных лет рабов (девушка – 18 лет и парень – 20 лет), а также препятствовал выходу вдовы в новое замужество по прошествии 2 лет после смерти ее мужа и 3) холоп, принявший христианскую религию, становится свободным, если его господин оставался некрещеным (Уложение XX, 71) [142] . Из отношений второго рода освобождение возникает в следующих случаях: 4) если холоп захвачен в плен и потом убежал или каким-либо образом освободился из плена, то он остается уже свободным (Судебник 1-й разумеет только плен татарский; Царский Судебник и Уложение – всякий). В этом выразилась полная противоположность воззрений новых народов античным (где постлиминия имела всегда строгий характер). Холопы
142
При этом господин получает выкуп в 15 руб. за человека. Но кто платил выкуп? Проф. Сергеевич говорит: «Давался за них выкуп»; Уложение говорит: «И платить те деньги им собою».
143
«Опричь того, нечто кому государь пожалует даст вольную грамоту»; Дебольский под «государем» здесь разумеет рабовладельца, а «вольную грамоту» считает «отпускною», но такой терминологии не было (см. ст. 72 Суд. ц.). Равным образом выражение «государь пожалует» есть специальный термин для актов, исходящих от царя.
Освобождение убежавшего холопа по давности вовсе не полагалось: бежавшего господин мог отыскивать когда бы то ни было («холопу и робе суд от века»), но приобретение бежавшим некоторых званий тем самым освобождало его, именно поступление в духовный сан (Уложение XX, 87); впоследствии, в XVII в., вступление холопа в брак с лицом свободного состояния лишало его господина права над его личностью.
Кроме того, существовало фактическое освобождение – побег в степи, в казачину. Он практиковался в обширных размерах, но уже далеко не к пользе государства, что и показывают события начала XVII в.
Конец института рабства и новое его возникновение. В XVI в. на окраинах русского государства образовались свободные общины казаков: донских и днепровских. В них выразился протест против существовавших государственных форм; притом у первых протестующих элементов было меньше, чем у вторых, что обусловлено было характером жизни государств, в которых они возникли, т. е. Московского и Литовско-русского. До начала XVII в. эти общины были полезны для государства, особенно в борьбе с мусульманами. Но с течением времени усилившиеся побеги холопов в эти общины увеличили и сделали их опасными для государства. Этим государство должно бы было быть побуждено к решению вопроса о жизни или смерти института холопства, особенно, когда смутное время показало все невыгоды его последствий. Татищев и Новиков (Древняя Российская Вивлиофилика XX, с. 255) действительно указывают, что царь Борис Годунов и Василий Шуйский издали законы о вольности холопской, но «сии, получа свободу, употребили оную во зло»; по мнению Татищева, вольность холопов и крестьян «полезна для государства», но будто бы «с нашею формою монархического правления не согласует». В действительности же освобождение холопов не согласуется не с монархической властью, а с интересами бояр и других владеющих классов. Поэтому мы и думаем, что Годунов и Шуйский едва ли могли стремиться к эмансипации, вовсе не соответствовавшей интересам их избирателей; притом же они и сами были бояре. Поводом к такому известию о Борисе мог послужить действительно изданный им указ о временном позволении перехода крестьянам (а не холопам). Относительно же Шуйского известие это имеет больше оснований, а именно: его указ о добровольной службе и особенно указ 1609 г. 21 мая, несколько загадочный по своему содержанию, могли быть приняты за эмансипационные узаконения. Указ 1609 г. говорит: «Которые дворяне и дети боярские и всякие люди держат у себя людей по отцов своих крепостям, по кабалам и докладным, а отцов их не стало, и тех людей велел государь, по прежнему своему государеву указу, отпущать на волю, и кому они учнут на себя давать служилые кабалы, тому они и холопы». Это не могло относиться к кабальному холопству, ибо о нем далее в том же указе есть особый пункт; признание прав господ только на холопов, ими самими приобретенных, и освобождение всех перешедших по наследству могло бы сильно ослабить холопство. Доказательством действительного применения закона 1609 г. в указанном смысле служат акты кабал 1610 г., по которым человек дает на себя служилую кабалу господину, у которого он и прежде был старинным холопом: «а в расспросе сказал: наперед сего служил у него же по-старинному в холопстве» (П. С. 3. Т. I. С. 121, прим. к Уложению ц. Ал. Мих.). Но во всяком случае ни Годунов, ни Шуйский не издавали общих узаконений об отмене холопства. Оно уничтожилось путем естественного вымирания за истощением его источников. К началу XVIII в. его можно считать окончившим свое существование.
Но в то же время возникло новое условие для оживления и расширения его. Петр I при первой ревизии велел вносить в одну категорию крепостных крестьян и холопов. Таким образом оба эти состояния были соединены в одно. До некоторой степени холопство потеряло свою прежнюю строгость, что иногда только и признают результатом этой меры Петра I. С другой же стороны, положение крестьян гораздо больше приблизилось к холопству; последнее заразило его своим бесправием так, что в конце XVIII в. оно почти ничем уже не разнилось от прежнего холопства: продажа отдельных душ без земли, легкость наказания за убиение крестьян, полное лишение их имущественных прав, – все это ничем не отличало положение крестьян от холопов.
Эмансипационной мерой императора Александра II было уничтожено не только крепостное состояние, но вместе и прежнее рабство. Только с 1861 г. точно определилось в нашем гражданском праве понятие лица.
Б. История русского семейного права
Понятие о семье. Семьей называется сложный союз супругов между собой и родителей с детьми. Для бытия семьи (в теоретическом и законодательном смысле) достаточен один из этих двух союзов: семейством признаются муж и жена, не имеющие детей; семейство также может составлять один из родителей вместе с детьми. Но в историческом, древнеславянском значении для бытия семьи необходимы оба союза: так, союз супругов, не имеющих детей, не выполнял понятия семьи, и бесплодие было причиной расторжения брака. По древним законам других славянских народов, смерть одного из родителей прекращала родительскую власть, и дети освобождались.
В юридическом основании первого, т. е. супружеского, союза лежит договорное начало, в основании второго – кровное начало. Но и в отношениях между родителями и детьми может присутствовать договорное начало: именно стороннее лицо, посредством договора, может получить значение и права сына (усыновление или сынотворение). В древнеславянском значении семьи договорное начало преобладает над кровным, как видно из самого термина «семья», который на древнерусском языке означает товарищество, основанное на договоре, соглашении: так, техническое значение слова «семья» на языке московского законодательства есть «стачка», «заговор»: тогда предписывалось «не семьяниться ни с кем на Государя», т. е. не составлять заговор против государственной власти; запрещалось на повальных обысках «лгать семьями и заговорами» (Указ 1556 г. августа 21; см. Ук. кн. вед. казначеев, ст. V, 1). Что здесь не имеются в виду стачки по семействам в нашем смысле, доказывается тем, что в некоторых списках тех же узаконений слово «семья» заменено словом «артель» (Там же. п 13). Вообще термины семейного и договорного права смешиваются: люди, совершившие сделку купли-продажи, называют друг друга сватами.
Преобладание договорного начала в семейном праве древнерусском и вообще славянском (задруга) дало весьма важные и характерные отличия славянской семьи от семьи древнеримской и германской; именно отсюда проистекает неприменимость к славянской семье понятий potestas и manus (mundium), и вообще более мягкие формы славянского семейного права.
Происхождение семьи. По теориям новейших европейских писателей, семья не есть первоначальный и первый из кровных союзов: до образования семейного союза, общество жило в родовом и даже племенном кровном союзе, в котором не было индивидуального брака не только моногамического, но и полигамического: женщины всего племени составляли достояние мужчин всего племени. Такой союз можно наименовать общеплеменным супружеским союзом. За этой первой ступенью наступает вторая форма в историческом развитии кровных союзов, именно так называемое материнское право (Mutterrecht); тогда племя делится уже на отдельные кровные группы, каждая под властью матери, ибо мать всегда известна, а отец неизвестен. Наконец, наступает третья форма кровных союзов – это индивидуальный брак и семья полигамическая, под властью отца-патриарха; отсюда форма общества – патриархальная. Объяснения происхождения этой последней формы из двух предыдущих до сих пор даются весьма неудачные (что служит доказательством малоразработанности и малопригодности для науки выводов по этому вопросу).