Очаг поражения
Шрифт:
– Я «стукачом» не буду!
– Еще хочешь по ушам?..
Мейдани стало страшно, потому что все тело напоминало отбивную, а после удара по ушам мозг пульсировал каждой клеткой.
– Твой Салим такая же «шестерка», как и ты, только пожирнее. Рулят делом братья-афганцы, быки здоровые. Знаешь их?
– Знаю. Грозились, если я развяжу язык, заняться моими сестрами.
– А ты кого сейчас больше боишься: афганцев или меня? Я могу тебя отпустить, только не знаю, что ты будешь рассказывать бородачам о пропавшем героине.
– Обеспечьте безопасность моей семьи, и я расскажу все, что знаю.
– Ты и так все расскажешь. Это тебе только кажется, что я плохой полицейский, а потом придет хороший, и ты с ним поторгуешься. Вынужден тебя разочаровать: я и есть добрый полицейский. А злой вообще не разговаривает. Он только бьет. Говори, где ваши точки, с кем встречался, кому товар отвозил, кто в полиции вам помогает? И тогда я помогу твоим сестрам, Лейле и Миранде.
– Откуда вы знаете, как их зовут? – вскрикнул Реджеп.
Трясущимися руками он вытащил сигарету из пачки капитана и попытался высечь огонь из лежавшей на столе зажигалки.
– Ты сам назвал их имена, когда лежал в отключке.
Офицер забрал зажигалку и поднес огонь к опухшим губам парня.
– А что будет со мной? – спросил тот, в две затяжки выкурив пол сигареты.
– После того, как напишешь о своей банде, тебя отправят в Европу. – Немного задумавшись, капитан продолжил: – В Голландию, например, в Гаагу. Ты, говоришь, на войне был?
– Да. Один месяц, в самом конце.
– Значит, патриот, и знаешь, как проливают кровь за независимость. Вот бумага, ручка, пиши: «Я, Реджеп Мейдани, обязуюсь служить моей родине – Республике Косово, по собственной воле. И ради ее благополучия готов выполнить любой приказ». Написал? Подпись поставь и число. А для братьев-афганцев с сегодняшнего дня ты мертв. Убит при задержании или при попытке к бегству.
– А сестры?
– Твоих сестер теперь буду опекать я.
Офицер забрал зажигалку и поднес огонь к опухшим губам парня.
В муках рождается любовь к детям
Сани въехали во двор усадьбы лесника. У Лизы схватки участились настолько, что Юра внес ее в избу на руках.
– Мать! Гляди, каких тебе гостей привез, – сказал Митрич, обращаясь к вышедшей им навстречу женщине. – Его Юрием, а ее Лизаветой зовут. А это, ребята, супружница моя, Мария Петровна.
– Несите роженицу в светлицу. Ты, парень, жену раздень, а ты, Митрич, ставь воду греть… – скомандовала Петровна и ушла мыть руки.
Обеспечив себя всем необходимым, повитуха выставила мужчин из комнаты, приказав далеко не отлучаться. Вскоре за закрытой дверью
Через некоторое время дверь отворилась.
– Поздравляю, папаша. У вас дочка, – радостно сообщила Петровна.
Митрич тут же налил третью рюмку.
– За первый крик рабы Божьей… Имя придумали?
– Нет, – ответил Юрий. – Мы ведь не знали, кто будет.
– Ничего. Придумаете. За Юрьевну!
Петровна отказалась пить, сославшись на то, что спать ей не придется, надо понаблюдать за роженицей и дитем.
Мужчины зашли одним глазком посмотреть на малышку и вновь были выдворены под предлогом, что Лизе надо отдохнуть.
А Лизе не спалось. Дорога, нападение волков, полет саней по заснеженной дороге, роды и первый крик дочки… – слишком много для одного дня. Всю ночь прислушивалась к младенцу и сопению Петровны, временами переходящему в похрапывание, и лишь под утро провалилась в забытье. Проснулась от боли в груди. Еще вчера, когда впервые приложила ребенка, обе они были мягкими и пустыми, а сейчас она их не узнавала. За ночь грудь налилась и стала твердой и ужасно болезненной. Испуганная Лиза хотела было уже позвать на помощь Петровну, но она сама появилась в дверях с дымящейся чашкой в руках.
– Выпей, дочка, – и она подала Лизе кружку. – Это чай с молоком.
– Не люблю чай с молоком, – скривилась новоиспеченная мамочка.
– Любить ты будешь свою доченьку, а это твоя работа. Теперь тебе придется кушать и пить за двоих, чтобы было чем ее кормить. «Хочу», «не хочу» убери вовсе. Оставь только «надо» и «полезно».
Слова Петровны оказались убедительными, и Лиза повиновалась.
– Попила, теперь и малышке дай поесть. – Лесничиха подала мамке девочку.
Лиза приложила ее к груди и, ойкнув от боли, отстранила кроху.
– Терпи, милая, терпи, так у всех баб бывает. День-два, и все образуется. Еще будешь удовольствие от этого получать.
Лиза вновь дала ребенку грудь, но бедная малышка как ни старалась, молоко не потекло. Только слезы двумя солеными ручейками заструились по щекам мамы. Они скапывали с подбородка на оголенную грудь, текли к соску и попадали в ротик ребенку вместо молока. Девочка раскричалась и стала пунцовой. На помощь пришла повитуха. Она забрала плачущего ребенка, приложила к Лизиной груди нагретое у печи полотенце и стала легонько массировать ее, уговаривая молодую маму успокоиться и думать только о хорошем. Пяти минут манипуляций было достаточно, чтобы из левой груди закапало молоко. Петровна тут же подложила под нее ребенка. Пока малышка сосала, повитуха проделывала то же с правой грудью. Второе кормление было менее болезненным. А на третий день Лиза поняла, о каком наслаждении говорила Петровна.