Очаг света [Сцены из античности и эпохи Возрождения]
Шрифт:
Ф е р а м е н. Примерно так: "Фессал, сын Кимона, обвиняет Алкивиада, сына Клиния, в оскорблении двух богинь, Деметры и Коры, путем подражания мистериям, которые он показывал у себя в доме своим товарищам, надевая длинное платье, подобное тому, какое носит иерофант, соверщающий таинства, и называя себя иерофантом, Политиона - жрецом-факелоносцем, Теодора - глашатаем, других же друзей - мистами и эпоптами, чем нарушил законы и правила, установленные эвмолпидами,
Критий подходит к кучке беседующих, среди которых Сократ и красивый молодой человек, двоюродный брат Крития Хармид.
К р и т и й. Сократ! Все ходишь, испытывая афинян вопросами? Неужели не понимаешь, что ты становишься все более ненавистным для них? И ты здесь, Хармид!
С о к р а т. Критий, что тебе сказал Ферамен?
К р и т и й. Увлечение философией у безусого юноши я считаю признаком благородного образа мыслей; того же, кто совсем чужд философии, считаю человеком низменным, не пригодным ни на что прекрасное и благородное. Но когда я вижу человека в летах, который все еще углублен в философию и не думает с ней расстаться, тут уже, Сократ, по-моему, требуется кнут!
С о к р а т. Ты им и замахнулся, Критий. Боюсь, Хармид, это он из-за тебя на меня сердится.
К р и т и й. Я понимаю чувство Хармида к тебе. Я сам был в его возрасте и в его положении и испытывал к тебе то же чувство, какое было у Еврипидова Зета к его брату Амфиону. И мне хочется сказать тебе примерно так, как Зет говорил брату: "Сократ, ты невнимателен к тому, что требует внимания; одаренный таким благородством души, ты ребячеством только прославил себя, ты в судейском совете не можешь разумного мнения подать, никогда не промолвишь ты веского слова, никогда не возвысишься дерзким замыслом над другими".
С о к р а т. Да, видно, так.
К р и т и й. А между тем, друг Сократ (не сердись на меня, я говорю это только потому, что желаю тебе добра), разве ты сам не видишь, как постыдно положение, в котором, на мой взгляд, находишься и ты, и все остальные безудержные философы? Ведь если бы сегодня тебя схватили - тебя или кого-нибудь из таких же, как ты, - и бросили в тюрьму, обвиняя в преступлении, которого ты никогда не совершал, ты же знаешь - ты оказался бы совершенно беззащитен, голова у тебя пошла бы кругом, и ты бы так и застыл с открытым ртом...
С о к р а т. Как сейчас?
К р и т и й. ... не в силах ничего вымолвить, а потом предстал бы перед судом, лицом к лицу с обвинителем, отъявленным мерзавцем и негодяем, и умер бы, если бы тому вздумалось потребовать для тебя смертного приговора.
С о к р а т. Да уж, видимо, какая бы участь ни выпала, а придется терпеть.
К р и т и й. И по-твоему, это прекрасно, Сократ, когда человек так беззащитен в своем городе и не в силах себе помочь?
С о к р а т. Да, Критий, если он располагает средством защиты, о котором я не раз говорил и с тобой, и с другими, если он защитил себя тем, что никогда и ни в чем не был несправедлив - ни перед людьми, ни перед богами, ни на словах, ни на деле; и мы с тобой приходили к выводу, что эта помощь - самая лучшая, какую человек способен себе оказать.
К р и т и й. Сократ, я это и называю ребячеством, которое пора оставить, чтобы не быть смешным, чтобы не быть беззащитным.
С о к р а т. Видишь ли, Критий, я не боюсь несправедливости по отношению к себе, ибо терпеть ее лучше, чем совершать ее, хотя ты со мной не согласен, по тебе лучше самому совершать несправедливость, чем терпеть ее от других, так?
К р и т и й. Конечно, так!
С о к р а т. Но как же быть с воздаянием? Есть прекрасное предание о том, как души умерших предстают пред судом, не здесь, а там, в Аиде. Может быть, ты не веришь в это предание, но я, поскольку верю, что душа бессмертна, весьма озабочен тем, чтобы душа моя предстала перед судьею как можно здравой. Равнодушный к тому, что ценит большинство людей, - к богатству, к почестям, к власти, - я ищу только истину и стараюсь действительно стать как можно лучше, чтобы так жить, а когда придет смерть, так умереть. Я призываю и всех прочих, насколько хватает сил, и тебя, Критий, - в ответ на твой призыв оставить философию и заняться, как и ты, политикой, - и корю тебя за то, что ты не сумеешь защищиться, когда настанет для тебя час суда и возмездия, но, очутившись перед судьями Эаком, Радамантом и Миносом, застынешь с открытым ртом, голова у тебя пойдет кругом, точь-в-точь как у меня здесь, на земле, а возможно, и по щекам будешь бит с позором и сброшен в Тартар.
К р и т и й. Сократ, ты шутишь! Ты большой шутник и озорник. Недаром Аристофан постоянно упоминает тебя в своих комедиях, а в "Облаках" вывел тебя под твоим именем и в маске, которая словно пристала к твоему лицу с тех пор.
С о к р а т. Не я шутник, а твой Аристофан; таков уж нрав у комических поэтов.
К р и т и й. Но Алкивиад и в шутках всех превзошел.
С о к р а т. У нас все считают себя сведущими в благочестии и в управлении государством. Вот до какого невежества мы дожили!
К р и т и й. Согласен с тобой. А скажи, Сократ, как, по-твоему, поступит Алкивиад? Неужели он с корабля командующего смиренно перейдет на "Саламинию", посланную за ним, пусть и пообещают ему не заковывать его в цепи?
С о к р а т. Свобода - его закон; ради свободы он пойдет на все.
К р и т и й. Вот это я понимаю. Ведь он может поднять бунт в войке?
С о к р а т. Бунт в войске на вражеской территории?
К р и т и й. Он может повернуть корабли обратно - с тем, чтобы совершить переворот и объявить себя тираном. Кто может помешать ему, если и народ поддержит его?