Очарованная душа
Шрифт:
Напротив, поняв, чего от нее хочет Жюльен, она поспешила объяснить ему, что сама отдалась любовнику.
Потрясенный Жюльен не хотел ничего слушать.
– Нет, нет, не верю! – сказал он. – Вы это говорите из великодушия!
Вы берете на себя вину, чтобы защитить этого презренного человека.
– Да я не вижу тут никакой вины! – просто возразила Аннета.
Ее слова поразили Жюльена, он отказывался их понять.
– Вы стараетесь его оправдать…
– Мне не в чем его оправдывать. Тут никто не виноват.
Жюльен не сдавался.
– Аннета, умоляю вас, не говорите таких вещей!
– Да почему же?
– Вы сами знаете, что это дурно.
– Нет,
– Как! Вы ни о чем не жалеете?
– Жалею только, что я вас огорчила. Но поймите, милый друг: ведь тогда мы с вами были даже мало знакомы, я могла свободно располагать собой, у меня были обязанности только по отношению к самой себе.
Он подумал: «А этого разве мало?» – но вслух не решился ничего сказать.
– Все-таки вы жалеете, что так поступили? – спросил он настойчиво. – Признаете, что это была ошибка?
Он не смел ее осуждать. Но ему так хотелось, чтобы она сама себя осудила!
– Быть может, и ошибка.
– Быть может? – уныло повторил Жюльен.
– Не знаю, – сказала Аннета.
Ей было ясно, чего он добивается от нее… Что ж, может быть, она и ошиблась, если отдаться искреннему порыву любви и жалости – это ошибка.
Да, может быть… «Я могу в душе сожалеть об искреннем заблуждении, но я ни перед кем не обязана оправдываться. Мое сердце одно несло свое горе, пережило его в молчании и одиночестве, так и теперь оно одно будет знать о своих сожалениях. Никого это не касается. Сожаления?.. Будем же искренни до конца! Я ни о чем не жалею!» Помолчав и подумав, она ответила на вопрос Жюльена:
– Нет, я не считаю это ошибкой.
Пожалуй, на этот раз она хватила через край, возмущенная бессознательным фарисейством Жюльена… Бедный Жюльен! Но даже в эти минуты, когда она любила его всего сильнее, Аннета не сдалась, не выразила раскаяния, которого он ждал… «Я бы рада сказать то, чего он хочет, да не могу!.. Ведь это не правда…» О чем жалеть? Она имела право сделать то, что сделала, и потом – это же дало ей счастье! Правда, она за него дорого заплатила, но оно ей досталось, это счастье: ребенок. И она одна знала, что этот дар не только ее ничуть не бесчестил, как утверждает глупое общественное мнение, а сделал ее чище, надолго освободил от сердечных бурь, дал ей мир и покой… Нет, ни за что она не сделает такой низости!
Не станет она, для того чтобы не утратить любовь будущую, клеветать на любовь прошедшую! Она и сейчас еще была благодарна Рожэ, этому орудию судьбы, так мало достойному той любви и того пламени жизни, которое он заронил в ней…
Жюльен чутьем ревнивца угадал ее мысли.
– Ага, вы все еще его любите?
– Нет, мой друг, не люблю.
– Но вы на него даже не сердитесь!
– А за что же мне на него сердиться?
– Вы все еще думаете о нем?
– Я думаю о вас, Жюльен!
– Но вы же его до сих пор не забыли?
– Не могу я забыть того, кто дал мне радость, хотя этой радости больше нет. Не браните меня за это, теперь вы мне дороже всех!
Чувство справедливости у Жюльена было достаточно развито; он оценил прямоту Аннеты и в душе признавал ее благородство. Для него это было неожиданное явление – новая женщина, чья необычайная нравственная высота раскрывала ему новый мир. Но другие стороны его души восстали. Задет был инстинкт самца. Громко заговорили католические и буржуазные предрассудки. Образ Аннеты в его душе был загрязнен унижающими ее подозрениями.
Вместо того чтобы еще больше верить женщине, которая так честно и прямо сказала ему о своем прошлом, он, узнав, что она когда-то проявила слабость, не мог больше быть уверенным в ней. Он уже сомневался,
Поняв, какая борьба идет в душе Жюльена, увидев, какая опасность грозит ее надеждам, Аннета затрепетала. Ведь эта любовь, которую она внушила Жюльену, и ее захватила глубоко. Всю силу своей нежности, всю жажду счастья она сосредоточила на Жюльене. В сущности, она и тут обманулась, хотя только наполовину: Жюльен был ее достоин, он обладал многими положительными чертами, за которые можно было его любить. Они с Аннетой были очень разные люди, но могли бы ужиться, если бы постарались понять друг друга и проявили некоторую терпимость. Конечно, это было бы мм нелегко, но разве не стоило заплатить такими небольшими страданиями за большую любовь? Аннета могла бы благотворно влиять на Жюльена, она стала бы для него источником силы и веры в жизнь – веры, которая, как мощный ветер, надув его паруса, привела бы его туда, куда он без нее никогда не доплыл бы. А чуткая нежность Жюльена, его уважение к женщине, его нравственная чистота и даже наивная религиозность, чуждая Аннете, оказали бы на нее благотворное влияние, привели бы в равновесие ее страстную натуру, дали бы ей надежное мирное и тихое пристанище в жизни и любовь, на которую можно положиться…
Горе сердцам, которые из-за недоразумений, преувеличенных любовью, бросают свое счастье на ветер и знают это, упрекают себя, будут упрекать себя всю жизнь, но крепко держатся за то, что их разделяет! Именно потому, что они слишком сильно любят, они не идут на моральные уступки. А между тем они, хотя и с презрением, сделали бы такие уступки тем, кто им безразличен!..
Аннету мучило то, что она вызвала такую бурю в душе Жюльена. Прав ли он? Аннета не считала свои суждения непогрешимыми. Она всегда старалась понять и чужую точку зрения. Характер ее еще не совсем сложился.
Нравственный инстинкт был очень силен, но убеждения не выработались окончательно, и она считала себя вправе их пересматривать. Она очень рано поняла, как фальшива мораль окружавшего ее общества. Она ни в чем не находила опоры, кроме своего разума, а он часто уводил ее от истины. И она искала. Искала таких человеческих мыслей, в атмосфере которых можно дышать. И когда она встречала честную душу, как у Жюльена, она жадно старалась узнать ее поближе, проверяя, не откликнется ли та на ее зов.
Эта мятежница жаждала веры в кого-нибудь! И она все искала, искала себе духовной родины… Как ей хотелось обрести с Жюльеном общую родину, признать ее законы, даже если бы они ее осуждали! Но одного желания мало. Она не могла мириться с тем, чего хотел Жюльен, – это было что-то неестественное!
Она сказала ему ласково:
– Вижу, что и вы меня осуждаете, как осудил свет. Я вас не упрекаю.
Меня восхищают блюстители нравственности и строгость их законов. У них свое место в мире, и я знаю: эти законы пустили крепкие корни в людях вашей породы. Естественно, что вы им подчиняетесь. Я уважаю ваши убеждения… Но поймите, дорогой мой: я не могу, как бы ни старалась, раскаяться в поступке, за который все меня порицают, – не могу, потому что он дал мне моего ребенка… Жюльен, друг мой, как отречься от того, что стало мне единственным утешением, самой чистой радостью, какой мне, может быть, не пошлет больше судьба? Не пытайтесь же ее заклеймить, а лучше, если любите меня, разделите со мной мое счастье! В нем нет ничего для вас оскорбительного!..