Очарованная небом. Изгой
Шрифт:
Развязав туго затянутый мамой пояс, я облегченно вздохнула и собиралась избавиться от мокрой одежды совсем и пройти в нашу с братом комнату, но голос папы, донесшийся из кухни, заставил меня вздрогнуть и замереть.
– Да убери ты уже с лица эту скорбь! Мы не на поминках, Генера!
Аккуратно заглянув в приоткрытую дверь кухни, я увидела маму и папу. Они сидели за старым деревянным столом, доставшимся папе еще от его отца. Мама вытирала глаза кухонной тряпкой, а папа, налив себе из бутылки драконьей воды, одним махом осушил стакан.
– Ух, ядреная, – скривился он, потерев
– Ты все равно сожрешь, – мама отложила на стол влажную от слез тряпку. – Скот бесчувственный. Наш единственный сын нас оставил, а ты, знай себе, драконью воду глохчешь.
Говорили, что пить папа начал после моего рождения. Я редко видела его трезвым. Но, стыдно признаться, я любила его пьяным – именно тогда он был ласковым и заботливым отцом, разрешал поиграть и погулять подольше.
– Вейго не помер! – громко произнес папа, пристально глядя в покрасневшие мамины глаза. – Чем ходить и причитать, займись лучше воспитанием дочери. Не ровен час созреет, а характер говно говном. Если кто замуж и возьмет, то только ради смазливой морды.
– Характер этот у нее в тетку Раетту! А она твоя сестра, между прочим, – мама погрозила папе пальцем. – Ох, не сосватаем за Ярлаевых сыновей, горе будет…
– Неужто мало у нас в деревне пацанов?
– Толку с них что? – мама сдвинула густые черные брови. – У кого, кроме Ярлая, найдется калым, чтоб от людей стыдно не было?
– Калыым… – закатил глаза папа. – Да хоть бы уж кто взял такую! Лишь бы самим доплачивать не пришлось.
Мама с досадой рухнула лицом на ладони.
– Вот говорила мне старая Анда, не надо девку рожать, – пробормотала она. – Горень-траву давала, но я же думала, бредит старая – сына я ношу.
Вдруг папа громыхнул кулаком по столу так, что я отшатнулась от двери.
– Ты слышишь себя, дура?! Это дочь твоя!
– Не ори на меня, Аргус! Это все твоя сестра – бесовка виновата! Из-за нее Сейлин – ведьма белобрысая.
Папа молчал, сидя на скамейке и бессмысленно смотрел куда-то в пол.
– Если б она не приперлась на роды, Сейлин не родилась бы такой!
Папа поднялся и направился к выходу из кухни.
– Если бы не Раетта, Сейлин бы родилась мертвой, – на секунду остановившись, пробормотал он.
– Да лучше мертвой, чем проклятой бесовкой…
Меня обдало холодом. Я бросилась к себе в комнату и, забежав, прижалась к двери. Ко мне никто не заходил. Медленно подойдя к зеркалу, я подняла глаза на свое отражение. Оттуда в полумраке на меня молча смотрела худенькая девочка в грязном платье по колено. Ее длинные мокрые волосы, точно бледные змеи, сползали по груди, на лице чернели впалые щеки, а от ярко-голубых глаз веяло холодом и одиночеством. Я не узнавала себя. В зеркале стояла какая-то другая, незнакомая девочка, просто похожая на меня. Она выглядела как настоящая бесовка и очень пугала меня. Не выдержав этого взгляда, я отошла от зеркала и завесила его простыней.
Это все мои глаза. Теперь я понимаю, почему мама так их не любит. И не только их. Как-то раз я слышала, как соседка, тетя Танора, советовала маме перекрасить мои волосы в темный цвет, чтоб немножко приблизить мою бесовскую внешность к нормальной. Потому что «такую» меня ни один мужчина в жены не возьмет. Мама всерьез собиралась покрасить меня в черный цвет. Даже порошок из высушенного корня акавы раздобыла. Но тогда папа почему-то запретил.
Мне всегда было интересно, почему мои волосы не темные как у мамы с папой. У Вейго волосы каштановые, глаза зеленые. Я же точно чужая. Даже у тети Раетты волосы были темными. В сочетании со светло-голубыми глазами выглядело это жутковато, но все равно таинственно и притягательно.
Тетю мама всегда недолюбливала. Говорила, что она занимается колдовством, потому я должна держаться от нее подальше. Да это было и несложно – она жила за много километров, в Оргуне, и приезжала к нам очень редко. Но, признаюсь честно, тетя мне всегда нравилась. Она одна не называла меня бесовкой. Даже Вейго иногда так шутил. Хотя я на этого говнюка не обижалась.
Вспомнив о брате, я снова расплакалась. В тот день я видела его последний раз.
2 глава
Вскоре меня сосватали за Римана, старшего Ярлаева сына. Риман наследовал все хозяйство отца: мельницу, пахотное поле, пять лошадей, восемь коров и еще какое-то немалое количество птицы. В общем, среди наших девчонок Риман считался завидным женихом, хоть и с отвратительным характером и репутацией завсегдатая кабаков и задиры.
К пятнадцати годам фигура моя уже несколько округлилась, парни переставили задираться и начали смотреть иначе. Маленькая бесовка как-то вдруг, неожиданно для меня, стала желанным трофеем. Радовало ли меня такое внимание? Отнюдь. Мало приятного в том, что подпитый Риман или его дружки теперь пытались протянуть свои лапищи, куда не положено. Естественно, по этим лапищам они получали, а заодно и по всем остальным частям тела, до которых я успевала достать.
Как-то после очередной неудачной попытки залезть мне под юбку, я таки выбила Риману зуб на глазах у закатившихся со смеху товарищей. Харкнув кровью, Риман тогда прокричал: «Ты мне еще ответишь за это, ведьма! Вот станешь моей женой, я из тебя всю дурь мигом выбью!»
У меня внутри все сжалось. Я смотрела на жалкого рвано-волосого озлобленного труса с окровавленной ухмылкой и с ужасом представляла, что ждет меня в браке. «Я лучше сдохну, чем выйду за такого урода!» – в сердцах прокричала я ему.
Я не врала. Я и впрямь готова была утопиться, перерезать себе вены или повеситься, лишь бы никогда не становиться женой этого ничтожества!
Тем же вечером отец Римана пришел выяснить, почему сосватанная девка позволяет себе подобные выходки, и не стоит ли ему разорвать помолвку? Родители наплели ему что-то и заверили, что я покладистая и на все согласная.
А чтоб слова с делом не расходились, папа выпорол меня ветками ивы, посадил в сарай и запер без еды и воды. Я кричала и умоляла родителей отказаться от помолвки, но все было бесполезно. А мама то и дело подходила к двери и, пару раз стукнув по ней ногой, повторяла «Моли Хэо о милости, непутевая. Будет ее воля, закроет глаза на грехи твои».