Очарованная
Шрифт:
— Может быть, — ответила она. — Но я вижу, что этот разговор огорчает вас. Извините, мне очень жаль. Я не должна была его начинать. Просто… мне кажется, что мы сейчас находимся очень близко от того места, где была остановлена карета графа Карлайла.
— Вам нечего бояться! — заявил Марк, и Элли показалось, что это было сказано с раздражением. — Если на нас нападут, я не просто пущу в ход свое умение, защищая вас. Я умру за вас.
— Какая достойная смерть! Но если вы действительно умрете ради меня,
Элли как можно шире раскрыла глаза и сделала вид, что дрожит от страха.
— Мисс Грейсон, на нас никто не нападет!
— Но…
— Давайте прекратим этот разговор. Хорошо?
Элли решила, что разговор действительно надо прекратить. Она снова отодвинула занавеску и выглянула из окна. Они проезжали через деревню, и Элли с радостью отметила, что на этот раз на площади нет протестующих.
Здесь движение на дороге было оживленней, и карета замедлила ход. Глядя на жителей деревни, занятых своими обычными делами, она вдруг вздрогнула: перед витриной магазина стояла женщина в черном.
Элли напомнила себе, что многие женщины носят траур.
Но что-то в этой женщине показалось ей знакомым.
— В чем дело? — резко спросил Марк и пересел на другое место, рядом с ней.
— Я… нет, ни в чем.
— Что-то случилось?
— Это просто глупости.
— Расскажите мне о них.
Элли опустила голову:
— Мне кажется, что я постоянно вижу на своем пути женщину в черном.
— Женщину в черном?
— Я же сказала вам, что это пустяки.
— Это привлекло ваше внимание — значит, это не пустяк.
— На прошлой неделе она была на деревенской площади среди протестующих против монархии. По-моему, рядом с ней была кузина сэра Эндрю Херрингтона, Элизабет Прайн, вдова второго убитого. И вот теперь… мне кажется, всюду я вижу женщину в черном.
— Везде и всегда есть женщины в черной одежде.
— Я это знаю.
— Но все же вы невероятно наблюдательны.
Элли почувствовала на себе его изучающий взгляд.
Элли опустила занавеску, но Марк остался сидеть рядом с ней. Потом он тихо спросил:
— Неужели выйти за меня замуж — такое тяжелое наказание?
Единственные в мире глаза с серыми ободками глядели на Элли упорно и настойчиво, почти гипнотизировали ее. Марк едва ощутимо, медленно провел пальцами по щекам Элли, словно изучая контуры ее лица. Элли почувствовала, как на нее нахлынула волна жара и волнения. Ей стало страшно и в то же время невыносимо захотелось коснуться его в ответ.
— Я почти не знаю вас, — прошептала она.
— Но я хочу, чтобы вы узнали меня очень хорошо, — ответил он, и в его голосе прозвучала грустная нота.
Элли показалось, что вся карета наполнилась теплом. Она забыла, что они едут через деревню, что они уже очень близко от ее дома.
— Я вовсе не такой ужасный, — добавил он тихо, взял ее руку и, тоже едва ощутимо, коснулся губами ее ладони. В этом легчайшем поцелуе было что-то
— Вы почти не знаете меня. — Она почему-то никак не могла оторвать взгляд от его глаз. — Может быть, это я ужасная, — произнесла она шепотом.
Марк медленно покачал головой, и волнение Элли превратилось в панический ужас. Девушка заставляла себя держаться прилично, но это давалось ей с большим трудом. Она встречалась с этим человеком всего три раза и не могла понять, зачем он ведет эту двойную игру.
Он наклонился к Элли — рот у него был прекрасной формы, а губы сочные, крепкие, чувственные — и прошептал:
— Мы помолвлены.
Пальцы его правой руки переплелись с пальцами Элли, а пальцы левой зарылись в волосы на ее затылке и обняли ее голову. Его губы коснулись губ девушки. Этот поцелуй был взят им у Элли без принуждения. Он соблазнял своей силой и дерзостью, но был таким медленным и манящим, что Элли даже не подумала протестовать. Его губы скользили по ее губам, и Элли впивала в себя его дыхание. Ей казалось, что она вдыхает в себя истинную суть этого человека, не зависящую от того, какую одежду он носит. И больше она не колебалась.
Его язык причудливо ласкал ее рот, проникая все глубже. Девушке казалось, что воздух в карете накалился и готов взорваться. Эти ласки были прекраснее, чем все ее эротические мечты. Элли почувствовала, что сама тянется к Марку в объятия и касается пальцами его груди — не для того, чтобы оттолкнуть его, а чтобы почувствовать тяжелые удары его сердца, ощутить, как поднимается и опускается его грудь при дыхании.
Марк медленно отодвинулся от девушки, но их пальцы по-прежнему переплетались. Его глаза блестели, как серебро. Элли осознала, что карета остановилась.
«Я сошла с ума», — решила она.
— К сожалению, мы приехали, — хриплым голосом произнес он.
— Ох! — Элли старательно пыталась пригладить выбившиеся из прически пряди и отодвинуться от Марка, что было нелегко в тесной карете. Она была потрясена и сердита.
Сердилась она на себя — за то, что Марк так легко сумел вскружить ей голову.
— Тогда я должна идти домой, — сказала она немного резче, чем следовало.
— Почему вы сердитесь? — спросил он.
— Я не сержусь, просто я уже дома. Можем мы выйти из кареты?
— Я больше, чем когда-либо, убежден в том, что мы должны пожениться, — тихо произнес он.
— Посмотрим, — пробормотала Элли, думая о том, как пробраться мимо него к выходу.
Но Марк удержал ее. Прикосновение его рук было почти невыносимым — столько в нем было чувственности.
— Я околдован вами, — сознался он.
Элли подумала, что это звучит почти как угроза.
— А мне очень неудобно оставаться в этой карете, — сказала она. — Если вы не против…
— Все в полном порядке. Мы помолвлены. Вам незачем злиться.