Очарованные
Шрифт:
– И вы ее, Олег, сразу прогнали?
– Лиза, вы смеетесь? Нет, конечно.
– Значит, эта дама из Белгорода стала жить у вас, что ли?
– Ну да. А что мне оставалось делать? Я действительно писал ей, что мы, возможно, подходим друг другу. Я сам виноват, нафантазировал себе.
– Но она к вам заявилась хоть без ребенка?
– Как так можно, Елизавета Дмитриевна?! Конечно, с ребенком. Куда же она его денет? Она мне о Васе в первом же письме написала. А я отписал, что Вася не помеха.
Рассказывая о себе, Олег кусал губы,
– Ну и как же потом вы с этой дамой расстались? Она уехала в свой Белгород? Сама? Или вам все-таки пришлось ее выгнать?
– Ну что вы?! Просто она сама вскоре поняла, что мы не подходим друг другу. Что мы не пара.
– И уехала в Белгород?
– Нет же. Тут, в Москве, нашла другого, более ей подходящего. Он установщик пластиковых окон, кажется. Она ушла к нему.
Они уже подъезжали к Звенигороду.
– С чего начнем наш променад? – спросил Руднев.
– Вам виднее, Олег. Вы же подготовились.
– Тогда я предлагаю осмотреть жемчужину края – Саввино-Сторожевский монастырь...
Заходя в монастырские ворота, Олег перекрестился и несколько раз тревожно, с сомнением оглянулся на свою машину. Казалось, он боялся, что ее угонят, – потому и крестился.
– Мы сейчас проходим под Троицкой надвратной церковью, – сообщил он. – Она построена в середине семнадцатого века. Это один из последних в России шатровых памятников, строительство которых вскоре было запрещено особым распоряжением патриарха Никона...
Они вышли из холодной, сырой арки на территорию монастыря. Олег, вдруг задрав голову, принялся что-то отыскивать наверху.
– К надвратной церкви, как видите, примыкает звонница. В ее центральном проеме – очевидно, вон там, видите, Лиза! – раньше находился знаменитый в России колокол весом в тридцать четыре тонны, его изображение было даже главной фигурой герба Звенигорода. В тысяча девятьсот сорок первом году при подходе фашистских войск колокол пытались снять с колокольни, но неудачно, он разбился...
– Олег, – мягко улыбнулась Лиза, перебив его. – Вы так интересно рассказываете, как экскурсовод. Ваша работа, наверное, связана с историей? Так?
– Совсем нет. Моя работа не имеет никакого отношения к истории. Вам, Лиза, слушать о ней будет скучно.
Лизе хотелось сказать, что слушать про колокол ей еще скучнее, но побоялась обидеть Олега.
– И все же. Мне интереснее послушать о вас. Ведь согласитесь, Олег, что я должна знать, с кем уехала в такую даль. Так что рассказывайте... Ну же, я слушаю!..
Они шли по зеленой аллейке монастыря. Лиза, чуть улыбаясь, рассеянно разглядывала старинные постройки. Но если бы она сейчас вдруг посмотрела на лицо Олега, то наверняка очень удивилась
– Я жду, – напомнила Лиза.
– Работаю я в некоммерческой общественной организации, которая занимается пропагандой здорового образа жизни и гуманного отношения к людям.
– И вы, как специалист по рекламе, все это и рекламируете?
– Нет, я рекламирую саму организацию. А рекламировать здоровый образ жизни и гуманизм – это уже непосредственная задача специалистов самой организации.
Действительно неинтересно, зевнула Лиза и зачем-то вдруг спросила:
– Олег, а где ваши родители?
– Родители? – Руднев напрягся и даже зачем-то повторил: – Где мои родители?..
На этот раз от Лизы не укрылась резкая перемена в его облике: сурово окаменевшее лицо и бегающие, точно у пойманного зверя, глаза.
Она уже раскаялась, что задала такой вопрос. Возможно, с его родителями произошла какая-то драма, что-то страшное – не стоило напоминать о них Олегу.
– Я просто вас не понял. – Руднев наконец справился с замешательством. – Родители мои живут в Москве. Они на пенсии, но оба работают вахтерами в клубе.
– В каком клубе?
– Не знаю. Но могу узнать. А вы, Лиза, желаете с ними познакомиться?
– Нет, что вы?!
– А почему бы и нет! – Руднев неожиданно громко и весело рассмеялся.
Проходящий рядом монах неприязненно глянул на него.
– Елизавета Дмитриевна, а не закусить ли нам где-нибудь? Тут полно всевозможных ресторанчиков и погребков. И хотя все они в русском духе, однако в них неплохая европейская кухня, есть и китайская!
Руднев теперь говорил свободно, даже развязно. И Лиза решила, что напоминание о родителях все-таки подействовало на него.
– Олег, вы не любите русскую кухню?
– Категорически не приемлю! Она слишком тяжелая как для желудка, так и для мозгов. Совсем иное дело французская. – И, подхватив Лизу под руку, Руднев скорым шагом вывел ее из монастыря. – Вон в том лесочке, – он кивнул на густые заросли, начинающиеся сразу за монастырской оградой, – раскинулся очень недурной в прошлом цэковский санаторий. Там-то мы и потрапезничаем.
Руднев теперь говорил и действовал решительно, не интересуясь больше Лизиным мнением, словно оставил свою неловкость за стенами монастыря.
По неширокой асфальтовой дорожке они вошли в зеленую прохладу леса. Руднев уверенно вел Лизу, держа под руку. Дорожка, петляя, уходила все дальше. Сзади уже скрылись монастырские стены с надвратным храмом. Белую звонницу, дольше всех белевшую за деревьями, теперь скрывала плотная зелень. За зеленой стеной стихли и все посторонние звуки. Кругом был только лес. Механически размеренно, неприятно, на одной ноте свистела какая-то птица.