Очаровательное захолустье
Шрифт:
– А он, думаешь, примет?
– А ты уж расстарайся!
– усмехнулся Петр.
Мы взяли еще по стакану.
– А чего-то они непочтительно о тебе отзывались!
– вдруг обида захлестнула меня.
– Кто? Наши? Так это у нас стиль такой.
С некоторым усилием я добрался до номера, рухнул в койку. Потом все же поднялся. Надо Кроту позвонить, отчитаться о проделанной мною работе. При этом - спьяну, наверное, - почему-то рыдал. Еще классная воспитательница говорила, Марья Сергеевна, в первом классе: "Нет добросовестнее этого Попова!" Таким и остался! Рыдал приблизительно минут
– Да...
– Вроде бы голос Крота, но какой-то придушенный. И так-то он чуть слышно гутарит, а тут - как сквозь резину говорит. Может, кто-то там душит его, не дает разговаривать?
– Аллё!
– закричал я.
– Это Попов. Вы слышите меня? Что с вами?
– Выйдите на балкон.
– Что?
– На балкон выйдите!
А! Видно, для лучшей слышимости! Вышел. Ни фига не лучше! Еле расслышал:
– В сторону Ржавой бухты посмотрите!
Перегнулся через перила, заглянул туда - и обомлел! Какая-то марсианская хроника! Там, за военным забором из сетки, серебристые емкости с их отравой въезжали по трапу в какой-то огромный плавучий сундук. Предпоследняя там исчезла. Последняя. За ними ехала цистерна на машине, и по бокам от нее шли человечки в оранжевых комбинезонах и поливали из гофрированных шлангов землю какой-то пеной. Группка, тоже в комбинезонах, стояла сбоку и, видимо, командовала.
– Вижу!
– заорал я. Так лучше, наверное, перекликаться, чем по их технике?
– ...Хорошо, - просипело в трубке.
– Идите сюда, не бойтесь!
Одна из фигурок в группе, повернувшись в мою сторону, замахала рукой. Работодатель! Почему это именно я, из всего "поезда совести", должен "не бояться"? Вон как обуты они - а я в тапочках! Тем не менее, подавив рыдания, спустился, пошел. Приблизился к оцеплению из матросиков во фланелевых робах, тут Крот (самый маленький в группе) сказал что-то начальнику (начальника и в комбинезоне видно), и тот махнул оцеплению рукой: "Пропустите!" Большая радость. Шел по пузырящейся пене. Надеюсь, не ядовитая? Крот по ней шел навстречу мне. К нему подъехала как бы "слепая машина" с крохотными окошечками, он содрал с себя и сдал им скафандр и шел ко мне уже в элегантной "пуме".
– Не бойтесь, все уже обеззаражено!
– Повернувшись, он оглядел широкое, словно заснеженное поле.
Все рассаживались по машинам и разъезжались. "Сундук" с явным усилием, но все же отплывал.
– Представляете?
– Крот сиял.
– Вот здесь емкости для нефти будут возвышаться - огромных размеров. А знаете, как емкость разворачивается? Как обычный рулон! Так и привозят их в виде рулонов! В емкостях и анализ будет производиться, и отмер. А вот там, где сейчас УКПР отплывает, - терминал будет, танкеры станут подходить. И уверяю вас - полная чистота! Даже дождевая вода с терминала не будет в море попадать - сразу на флотацию, на очистку. Лебеди будут плавать - уверяю вас! У меня на таллинском терминале - плавают! Кстати, в единственном месте во всем Таллине и его
– Он улыбнулся.
– Да я...
– Снова душили рыдания.
– Саяно-Шушенскую ГЭС смог воспеть. А она!
– Я взмахнул руками, частично охватывая и небо. Наверное, излишняя моя эмоциональность и подвела меня, вызвала подозрения.
– Так, - снова сухо заговорил он.
– Что нового? Связь с мэром удалось установить?
– Нет... Но зато с местной мафией установил!
– Это чувствуется.
– Он приблизился.
– Что пили? Виски? Джин? Текилу?
– Почему? Обычную водку. Отличную, кстати!
– Я вдруг вступился за отечественного производителя.
– Ф-фу! Зря я противогаз снял!
Ах, не нравится? Фингал, мой алый знак доблести, он даже не замечал... или толковал превратно.
– Ждут там, в разливе, вас!
– И Ленин там же?
– усмехнулся он, но уже как-то жестко.
– Извините, но на подобную ерунду у меня нет времени!
На народ у него нет времени!
– снова рыдания подступили к горлу.
– Простите, но в ваших услугах я больше не нуждаюсь! Вот вам за труды! протянул мне бумажку - двадцать долларов - и побежал трусцой.
С плохо скрываемым омерзением я взял деньги. Вот так! Уделал. За весь мой самоотверженный труд!
Взлетел в номер к себе как птица, взял из сумки последнюю бутыль коньяку, к Любке поднялся. Обида, говорят, хорошо стимулирует секс. Спорный тезис.
Открыла. Но очков не сняла - как бы показывая, что не оторвется от дела ради такой чепухи.
– Ну что, опять наксерился?
– проговорила она.
– Странная терминология.
– Я стал вдруг очень обидчив.
– А что же с тобой?
– Вот. Подарок. От чистого сердца оторвал!
– Я протянул ей бутылку.
– ...Попозже, ладно?
– тронула за локоть меня.
Всюду бумаги разложены - даже на койке. Правильно она называет себя: ради денег крикнутая! Бумаги оглядел.
– Нулей-то, нулей-то! Что икры!
– ...Хочешь икры?
– Нет!
– ответил я гордо.
– Тогда давай работать! Садись.
Посмотрел на экранчике у нее... наполняет, видимо, свой журнальчик "Загар" - уже по всем пляжам раскинутый.
– Как лучше, - спрашивает, - магазин "Шило и мыло" или "Хоз-Мари"?
– Оба лучше.
– Да. Ты сегодня не в форме... А это как: "Подарки любимым по разумным ценам"?
– Гениально!
– Тогда садись за компьютер, пиши: "Овнам сейчас... рекомендуется получение взятки в особо крупных размерах"... Есть тут один такой. Ну что?
– Не буду!
– Тогда раздевайся.
– Это другой разговор.
– Стоп! Не надо.
– Пач-чему?
– Да так. Не стоит. Гляжу я на тучные поля за окном и думаю: что от тебя тут будет? Град? Ураган? У тебя ж так потрясения отмечаются?
– Да ну... ты преувеличиваешь!
– Я - нет. Ты - да. Одевайся!
Потом выпили с ней просто так и валялись, отдельно.
И солнце, в море садясь, руками разводило: а что делать?
– Семинар - дрянь, - с горечью сказал ей я.
– Какое он отношение к этой жизни имеет?
– А давай скажем все, что о них думаем, - но через недельку?