Очень наивные истории
Шрифт:
Мария проснулась. Взрослая, знающая, что у горизонта есть конец. Понимающая, что мир – это то место, где есть не только качели и сладкие яблоки. Но всё ещё мечтающая хоть на миг вернуться туда, где запах корицы мог спрятать её ото всех невзгод этого мира.
Она пошевелилась, разминая затёкшую спину. Придя с работы, Мария Петровна открыла дверь, почему-то не с первого раза попав ключом в замочную скважину. Сняла пальто. Пожалуй, впервые в своей жизни не повесила его аккуратно на вешалку, а бросила в коридоре на тумбочке. На негнущихся ногах дошла до комнаты, присела возле дивана на пол. Взрослая, умеющая решать свои проблемы женщина. Сильная, не раз попадавшая в ситуации,
Мария Петровна положила голову на диван. Она вновь заснула, и снился ей бабушкин сад, та самая яблоня, качели, бесконечный горизонт.
– Бабушка, я проиграла, – прошептала взрослая Мария Петровна, кладя руку на шершавую кору яблони.
Она сбросила туфли, пошла по траве босиком. Дошла до любимых качелей, оттолкнулась. Вначале робко и несмело, а потом всё сильнее и сильнее. И вот уже качели несут её к бесконечному. Мария вытянула руку и дотронулась до линии горизонта. Она была влажная и солёная, как и слёзы, которые текли по её щекам.
– Не плачь, Машенька. Ты не одна. Даже если мир уходит из-под ног, если кажется, что нет никого рядом, помни: где-то в церкви кто-то молится за тебя. Ты никогда не узнаешь, откуда придёт помощь. Но она придёт, Маш. Обязательно, – прошелестели листья.
… В тот вечер на службе отец Николай увидел Ваньку. Он стоял чуть в стороне перед иконой Божьей Матери, освещаемый огоньком лампадки. Не молился, нет. Просто наблюдал.
На лавке у противоположной стены сидели девочки. Одна из них заснула, положив голову на плечо подруги. Остальные напряжённо наблюдали за происходящим. Лёгкий ветерок, временами залетавший в храм, волновал пламя свечей. Он всё видел, слышал и чувствовал. Он знал, что уснувшая девочка плакала весь день, не желая мириться с тем, что в мире существует не только добро. Что Ванька весь день бродил по городу и бесконечно думал. Смотрел на небо, опускал руки в воду фонтанов, чтобы почувствовать, как холодные иголочки колют руки. А потом вновь пришёл в храм.
В конце службы к отцу Николаю подошли девочки.
– Батюшка, мы понимаем, что время позднее, но Мария Петровна рассказывала, что после Пасхи можно в колокола звонить. Мы не звонить, просто постоять наверху и послушать. Можно?
…Они поднялись на колокольню. Перед ними расстилался город. Словно кто-то построил уменьшенную модель, где всё двигалось, жило, дышало. Мария Петровна прижалась спиной к холодной побеленной колонне и поняла, что не сдвинется с места: она боится высоты.
Дети радостно вместе с батюшкой звонили в колокола, а она старалась не смотреть вниз, цепляясь пальцами за перила. Дыхание перехватывало, руки дрожали. Качались тросы, колокола. Лучи солнца отражались от металла, то и дело шустрые зайчики бегали по перилам, колоннам, стенам. Мир вертелся в калейдоскопе событий, а она наблюдала и внутренне вздрагивала каждый раз, когда кто-то из детей подходил к перилам.
– А вы?
Мария Петровна покачала головой.
– Как же так? Дети звонили, давайте и вы.
Мария Петровна сильнее вжалась лопатками в стену. Страх сковывал, не позволяя дышать.
Батюшка отошёл на пару шагов и потянул за трос главного колокола. Мария Петровна была готова поклясться, что она слышала, как там, внутри, словно в жерле вулкана, заклокотало время. Настолько плотное, что при ударе по нему раздавался звон.
– Давайте руку.
Батюшка протянул ей морщинистую шершавую ладонь. Мария Петровна нервно сглотнула, а потом осторожно отошла от стены, вложив свою ладонь в руку священника. Они вышли на середину колокольни, где переплеталась сложная система из нот, звуков и мелодий.
– Приложите руку, – сказал священник и кивком головы указал на большой колокол, который всё ещё гудел.
Мария Петровна несмело протянула руку. Словно до призрачной линии горизонта, она одними лишь кончиками пальцев дотронулась до металла.
Под её ладонью было нечто живое. Оно гудело, ворчало и что-то рассказывало. Поверхность, согретая лучами солнца, была тёплой. Мария Петровна отпустила руку священника, осторожно придержала колокол и прижалась к нему щекой, закрыв глаза.
… Подростки стояли на колокольне. Весенние сумерки уже прокрались в город, но пока не спешили уложить его спать. Первые едва заметные звёзды показались на небе.
Пришёл звонарь, кивнул отцу Николаю. Дети не поняли, в какой момент запела тишина. Но тишина пела. Она накрывала город с его ритмом, всех людей, что спешили домой мимо храма. Тишина пела. Нет, она кричала. А, может быть, звала? Плакала? Никто этого не знал. Но всем казалось, что этот звон – про него. Про его беды, печали, радости. Про жизнь, что течёт сквозь пальцы, растворяется, оставляя после себя лишь незримый след.
…Мария Петровна, сидя на качелях, было задремала, согретая лучами солнца, но неожиданно услышала голос. Вначале ей показалось, что это ветер шелестит листвой бабушкиного сада. Но слова становились всё отчётливее, и она поняла, что это никто иной, как Ванька. Порой упрямый, на всё имеющий своё мнение, Ванька то и дело спорил с учителями. Нет, не ругался, а именно спорил, пытаясь докопаться до истины, найти ответы на вечные вопросы. Порой казалось, что этот ершистый подросток знает нечто такое, что неизвестно ей, взрослой женщине.
И сейчас она отчётливо слышала голос Ваньки. Где-то вдалеке звонили колокола, дул ветер, развевая юбку, тревожа траву, которая касалась босых ног. И сквозь это биение жизни звучал шёпот.
– Господи, я не знаю, есть ты или нет. Я пока, если честно, не разобрался. Но раз на столе у Марии Петровны стоят иконки, то для неё Ты существуешь. Пожалуйста, если ты меня слышишь…помоги ей. Не знаю, правда, как. Но пусть она знает, что не одна сейчас. Мы с ней. И мы примем любое её решение. Только передай, пожалуйста, что мы её очень – очень любим и понимаем, сколько она для нас сделала. Очень тебя прошу…
А далеко внизу расстилался город, где день передал право ночи, закрепив сей обмен сотнями отпечатков звёзд на небосводе…
Я рисую крылья бабочек
Дорогая Аня! Прости, что так долго не писал тебе.
Прежде, чем я начну эту историю, я должен кое в чём признаться: вначале тебя здесь не было. Были другие люди, их диалоги и воспоминания. Не было той боли, что сейчас сжимает твоё сердце, не даёт дышать, заставляет плакать снова и снова. Не было живых чувств, которые накрывают тебя раскалённой лавой, обжигают, уносят куда-то далеко от реальности.
Но вот ты здесь. А значит, я могу рассказать настоящую историю. Понимаешь? Историю, где всё живое, настоящее. Где веришь каждой детали, каждому шевелению листочка.
Закрой глаза. Наше путешествие начинается.
Ты идёшь по лесу, а вокруг струится мягкий предрассветный сумрак. Уютная дымка течёт сквозь пальцы, оставляя на руках аромат влажной травы и восходящего солнца. Ты идёшь по лесу, то и дело цепляя юбкой ветви поваленных деревьев. Трава щекочет босые ноги, мнётся, порой обдавая пальцы влажными каплями росы.