Очерки истории Ливонской войны. От Нарвы до Феллина. 1558—1561 гг.
Шрифт:
Деваться было некуда, и послам пришлось согласиться с требованием настырных московитских дипломатов, хорошо подготовившихся к переговорам (в отличие от ливонцев). В текст договоров, заключенных между ливонцами и наместниками Новгорода и Пскова, были внесены ставшие затем роковыми положения об обязательствах Ливонии выплачивать Ивану IV «дань свою Юрьевскую, и старые залоги со всее Юрьевские (Дерптское епископство. – В. П.) со всякие головы по гривне по немецкой», и, собрав требуемую дань «как изстари бывало», прислать по истечении трехлетнего срока [73] .
73
Договор новгородских наместников с ливонским магистром, 24 июня 1554 г… С. 639.
В тексте договоров, подписанных в июне 1554 г., были и другие статьи, касавшиеся и свободы торговли, и обязательства ливонских ландсгерров «не приставати никакими делы» к Польше или Великому княжеству Литовскому. Но именно вопрос о «юрьевской» дани стал тем камнем преткновения, из-за которого в конечном итоге все и началось. Три года, отведенные Адашевым и Висковатым для «исправленья» ливонцев, истекли в 1557 г., и под конец года в Москву прибыло новое ливонское
Эти переговоры проходили в весьма напряженной обстановке. Накануне прибытия ливонской делегации в Москве решили, чтобы партнеры по переговорам были более сговорчивыми, провести внушительную военную демонстрацию на границах Ливонской конфедерации. Заодно была заготовлена и «разметная» грамота, в которой, среди прочих причин, вызвавших войну, снова звучал мотив «неисправленья» «германов» в торговых вопросах и вопросах свободного пропуска в Московию военных и мастеровых людей. Кстати, о мастерах – любопытное указание содержится в наказе Ивана новгородским дьякам, датированном февралем 1556 г., то есть временем Русско-шведской войны, – какие специалисты требовались в первую очередь. Царь требовал от дьяков, чтобы те сыскивали у детей боярских, возвращающихся с фронта, «немецких полоняников», которые «умеют делати руду серебряную, и серебряное дело, и золотное, и медяное, и оловянное и всякое», велев тем детям боярским ехать с этими полоняниками на Москву, где их, детей боярских, за таких специалистов, если они «годны будут к нашему делу», пожалуют «нашим государским жалованьем» [74] .
74
Дополнения к актам историческим, собранныя и изданныя Археографическою Коммиссиею. Т. I. СПб., 1846. С. 151.
В ходе самих переговоров Иван демонстративно поигрывал «мышцей бранной» и, надо полагать, вряд ли случайно некий англичанин оказался на ежегодном смотре московской артиллерии и стрельцов. Правда, ливонские послы на самом смотре не присутствовали, но были осведомлены о нем. Как писал член посольства Т. Хернер, расставшись с Адашевым и Висковатым, он и другие члены посольства, возвращаясь на выделенное им московское подворье, обратили внимание, что «перед царским дворцом сидело на конях множество военачальников Г. Вел. Князя. Вслед за нами отправился в поле на коне Вел. Князь, сопровождаемый огромной толпой стрельцов; наш же пристав не позволил нам смотреть на Вел. Князя и его толпу, но понуждал (нас) ехать прямо на подворье. После сего через час времени Вел. Князь приказал открыть пальбу из больших и малых орудий, которая продолжалась целый день» [75] .
75
Дневник ливонского посольства к царю Ивану Васильевичу // ЧОИДР. 1886. № 4. IV. Смесь. С. 18.
Гром пушек, которому незадачливые ливонские послы внимали на протяжении целого дня, вкупе с известиями о том, что на границе Ливонии собралось огромное московское войско (по словам Висковатого – ни много ни мало, а целых 200 тыс. [76] ), был более чем недвусмысленным намеком о тех печальных перспективах, которые ожидали в очень скором будущем скупых ливонцев, отказывавшихся платить по предъявленному счету. А платить по предъявленному счету ливонцы не собирались, мотивируя это тем, что они интерпретировали данные предыдущими послами обязательства как необходимость не заплатить требуемую сумму, а произвести розыск относительно этой дани и ее происхождения. Узнав о том, что «бездельные» ливонские послы денег так и не привезли, а собираются лишь торговаться о размерах выплат, Иван, по словам имперского дипломата И. Гофмана, «разгневался на них и в великой ярости стал рвать на себе одежду и сказал обоим посольствам (орденскому и дерптскому. – В. П.), не считают ли они его за дурака…» [77] .
76
Там же. С. 15.
77
Мадиссон Ю.К. Посольство И. Гофмана в Ливонию и Русское государство в 1559–1560 гг. // Исторический архив. № 6. 1957. С. 137.
Предугадать последующие шаги русского царя было нетрудно. Ливонские послы, пытаясь избежать срыва переговоров со всеми вытекающими отсюда последствиями, согласились, чтобы «купцы государя великого князя получали разрешение доставлять в Ливонию любые товары без исключения – воск, сало и т. д. – и покупать панцири, а также торговать с иноземцами по старине (то есть послы, пытаясь снять угрозу войны, пошли на то, чтобы согласиться с идеей свободной торговли оружием, чего прежде Иван от них, в общем, и не требовал. – В. П.)…» [78] . Но этой уступки было уже недостаточно. Адашев и Висковатый, снова, как и три года назад, представлявшие интересы русского царя, в категорической форме настаивали на выполнении условий соглашения 1554 г. И когда стало ясно, что ни «маистр», ни «бискупы», ни прочие «люди Ливонские земли» «исправляться» вовсе не собираются (и тут снова всплывает тема Позвольских соглашений! На наш взгляд, требование Ивана возместить ему финансовый ущерб, понесенный из-за необходимости снарядить рать против непонятливых «германов», косвенно свидетельствует в пользу того, что и о Позволе он слышал, и имел представление о деталях переговоров, которые там велись!), то в Москве решили показать, что царская угроза вовсе не была пустым звуком. Не хотят ливонцы платить по-хорошему, будут платить по-плохому. Предусмотрительно собранная поздней осенью 1557 г. на русско-ливонском рубеже русская рать очень скоро отправилась принуждать непонятливых немцев к миру.
78
Бессуднова М.Б. К предыстории Ливонской войны: продолжение дневника ливонского посольства 1557 г. в Москву в Шведском Государственном архиве // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. № 1 (11). 2012. С. 166.
Невыплата обещанной дани стала тем поводом, воспользовавшись которым Иван Грозный отдал в январе 1558 г. приказ своим ратям перейти русско-ливонскую границу. И тут уже не важно, какие цели преследовал царь, выдвигая такое требование и настаивая на его безусловном выполнении. Хотел ли он пополнить за счет ливонцев свою изрядно опустевшую в результате непрекращавшейся уже на протяжении более чем десяти лет «татарщины» казну и удоволить своих стратилатов, поиздержавшихся в ходе этой затянувшейся войны? Или же Иван вынашивал план включения Ливонии в сферу своего влияния с тем, чтобы затем эксплуатировать ее посредством выкачивания дани и использования ее торговой инфраструктуры? Увы, сохранившиеся материалы московского Посольского приказа не позволяют дать однозначный ответ на эти и другие вопросы о действительных целях Ивана Грозного в ливонском вопросе. Одно ясно точно – русский царь на первых порах (во всяком случае, до весны 1558 г. совершенно определенным образом) вовсе не собирался воевать с ливонцами всерьез и надолго и уж тем более прибирать к своим рукам немалый кусок ливонской земли – у него и без того хватало забот. Все это будет потом, а пока – пока Ливонская война началась.
Очерк I. Первые залпы войны. Кампания 1558 г.
1. Зимний поход 1558 г.
Сбор рати «на маистра Ливонского и на всю землю Ливонскую», как уже было отмечено выше, начался еще поздней осенью 1557 г., когда Иван Грозный отправил в Новгород воевод во главе с князем М.В. Глинским и Д.Р. Юрьевым, «людей с воеводами со всеми ноугороцкими и псковскими всеми и из московских городов выбором многих», а также бывшего казанского царя Шигалея и двух «царевичей» Кайбулу и Тохтамыша крымского с татарами, черемисой и даже «черкасских князей Ивана Маашика з братиею» – воистину нашествие «двунадесят язык»! [79] Надо полагать, отправляя все это разномастное воинство в набег, Иван намеревался, помимо всего прочего, продемонстрировать ливонцам (и не только им) еще и свою мощь и величие.
79
Никоновская летопись. С. 259.
Интересно сравнить то, как описывали эту рать сами ливонцы, с теми сведениями, что сохранились в русских документах. Сведения, которые содержатся в ливонских и иных хрониках (например, И. Реннер писал о почти 65 тыс. московитов, вторгшихся в Ливонию [80] ), брать в расчет не стоит, поскольку они носят явно пропагандистский характер, чего не скажешь о данных, фигурирующих в переписке орденских должностных лиц. Согласно донесениям с мест и показаниям пленных они оценивали численность царского войска примерно в 21 (или 33) тыс. людей, в том числе 1 тыс. schutzen (стрельцов), большей частью на конях. Тяжелой артиллерии у русских не было, лишь 3 дюжины «telhakenn» или «r"ore» (гаковниц, легких орудий, фальконетов?), вооружение конных воинов составляли копья, луки и сабли, а в качестве защиты многие имели кольчуги [81] .
80
Renner J. Livl"andische Historien. G"ottingen, 1876. S. 164.
81
Archiv fur die Geschichte Liv-, Est- und Curlands (далее Archiv). Neue Folge. Bd. II. Reval, 1862. S. 97, 98, 120; Briefe und Urkunden zur Geschichte Livlands in den Jahren 1558–1562 (Далее Briefe). Bd. II. Riga, 1867. S. 38.
Согласно же русским разрядам, войско, собравшееся в поход против ливонцев из Пскова, состояло из пяти полков (Большого, Передового, Правой и Левой рук и Сторожевого) под началом 10 воевод, под которыми «ходили» 38 сотенных голов (соответственно 13, 8, 7 и по 5), а также упоминавшихся выше татар, черемис и «пятигорских черкас». В войско были включены по меньшей мере два стрелецких прибора – Тимофея Тетерина и Григория Кафтырева [82] . Эти сведения, при сравнении их с данными Полоцкого разряда 1562/1563 гг., позволяют примерно представить, какой была численность царской рати. Так, в том же Полоцком походе участвовало почти 400 выборных дворян и около 3,3 тыс. новгородских и псковских детей боярских и «земцев» [83] , что практически один в один совпадает с числом «сотенных» голов в рати М.В. Глинского и Д.Р. Юрьева! И если считать, что каждый из них привел в среднем одного послужильца и одного кошевого, то только «русский» компонент конной рати составлял порядка 7–7,5 тыс. бойцов и до 3,5–4 тыс. обозников-кошевых. Кстати, выборные дети боярские могли выставить и больше – достаточно посмотреть результаты смотра 1556/1557 г., зафиксированные в так называемой «Боярской книге». К примеру, Русин Данилов сын Игнатьев был «в Неметцком походе 64 (т. е. в 1556 г. против шведов. – В. П.) сам в доспесе; людей его 4, в них в доспесе, в тегиляе», Степан Федоров сын Нагаев «в Неметцком походе людей его 4 (ч), в них 1 в доспесе, а 3 в тегиляех», Ждан Андреев сын Вешняков – «в Неметцком походе людей его 7, в них 5 в доспесех, 2 в тегиляех», Федор Левонтьев сын Соловцов – «в Неметцком походе людей его 4, в них 3 в доспесех, а (1) в тегиляе; да с Федором же 2 сына его – Иванко в доспесе да Данилко в тегиляе» [84] .
82
Псковская 3-я летопись // ПСРЛ. Т. V. Вып. 2. М., 2000. С. 235; Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. XXIX. М., 2009. С. 259, 261; РК 1475–1598. С. 170–171; РК 1475–1605. Т. II. Ч. I. М., 1981. С. 17–22; РК 1550–1636. Т. I. М. 1975. С. 72–73.
83
Баранов К.В. Записная книга Полоцкого похода 1562/63 года // Русский дипломатарий. Вып. 10. М., 2004. С. 125–128. Кстати, имперский посланник И. Гофман, отчитываясь перед императором Фердинандом I о своей поездке в 1559–1560 гг. к Ивану Грозному, писал, что после провала переговоров в конце 1557 г. русский великий князь отправил на ливонцев некоего князя Яновича (можно только догадываться, кого имел в виду Гофман, уж не Глинского ли?) с 400 «боярами» (sic!) и «многими другими простыми воинами» (Мадиссон Ю.К. Посольство И. Гофмана в Ливонию и Русское государство в 1559–1560 гг. С. 137). И снова слишком уж точное совпадение числа «бояр» в январском 1558 г. походе в Ливонию и выборных дворян, что входили в состав государева полка в Полоцком походе!
84
Антонов А.В. «Боярская книга» 1556/57 года // Русский дипломатарий. Вып. 10. С. 83, 84, 87.