Очерки о пионерах-героях
Шрифт:
Лежал он не на своей солдатской койке, а на полу, и не в казарме, а совсем в незнакомом месте. В казарме - белый потолок, голубые стены, а тут ни стен, ни потолка не видно. Все окутано черно-бурым туманом, пахнущим порохом, битым кирпичом и еще чем-то тяжелым, удушливым. В казарме по соседству с ним спят его друзья. А здесь нет никого, только опрокинутые койки с изорванными подушками и одеялами.
Да, это, вероятно, сон. Нужно попытаться проснуться, и тогда все пройдет, все станет таким, как было вчера, когда он ложился спать. Володя ущипнул себя. Стало больно, но ничего не изменилось.
Скорее бежать! Осторожно обходя тела товарищей, мальчик начал пробираться к дверям.
В эту минуту над головой оглушительно грохнуло. С потолка посыпалась штукатурка, упал перед ним дверной косяк. Володя прижался к стене, замер.
А за стеной гремело, рвалось, стонало. Через дыру в стене и выбитые двери было видно, как вспыхивали и гасли ослепительные огни, черными фонтанами подымались вверх глыбы земли и камни...
Война! И так неожиданно! Только вчера вечером, только вчера было так тихо, хорошо...
Нет, не может быть!
Выскочив из казармы, Володя быстро пересек двор и, прижимаясь к стене, начал пробираться к наружному крепостному валу. Хотелось увидеть своих, переброситься с ними хоть одним словом. И если это действительно война, взять винтовку и стать в ряды защитников старой крепости.
Ничего, что тебе нет еще четырнадцати лет, ничего, что и ростом ты отстал от сверстников. Важно другое - уметь бить врага. А бить его Володя сумеет, пожалуй, не хуже взрослых бойцов. Не зря на последних учениях именно ему командир 44-го полка Гаврилов объявил благодарность. Отлично стрелял трубач Володя Казьмин.
Мальчик шел, а вокруг него рвались снаряды и мины, свистели осколки, пули. Со стороны Восточного форта доносились неустанный стрекот пулеметов и автоматов, глухие взрывы гранат.
Там шла горячая битва с врагом, там дрался полк, воспитанником которого был Володя. Вот туда и надо было спешить.
На минуту мальчик остановился. Дорогу ему пересекла женщина с ребенком на руках. Волосы у женщины были растрепаны, одежда изорвана, кое-где с подпалинами. Но не это удивило Володю. Его удивили, даже испугали, ее глаза. Широко раскрытые, неподвижные, они пристально смотрели на обгоревшего ребенка. Дитя было мертвое. Но женщина не видела или не хотела видеть этого. Она шла, спотыкалась и все что-то шептала, шептала ребенку...
По спине у Володи пробежали мурашки, к горлу подкатился тугой, горький ком. В глазах отчетливо встали истерзанные тела его друзей в разбитой казарме, трупы других бойцов, и он окончательно понял: это война. Война настоящая - со смертью, разрушениями...
– Идите за мной!
Этот спокойный, немного хрипловатый голос заставил Володю вздрогнуть, таким неожиданным он был среди сплошного гула. Мальчик оглянулся и увидел лейтенанта с автоматом на груди и гранатами за поясом.
Короткими перебежками - лейтенант впереди, а Володя за ним - подбежали они к Восточному форту. Бой был в самом разгаре. Прячась за танками, гитлеровцы шли в атаку. В глаза Володе почему-то бросился один - худой, длинный, с серебряными погонами, в высокой зеленой фуражке с белой кокардой.
"Офицер", - мелькнула мысль. Пристроившись к залегшей цепи красноармейцев, мальчик поднял карабин и выстрелил. Длинный, взмахнув руками, упал на землю.
– Вот тебе, зверь фашистский!
– дрожащим от волнения голосом сказал Володя и начал целиться в другого немца, что бежал с ручным пулеметом наперевес. И этот растянулся, не добежав до форта.
Но атака продолжалась. Поливая раскаленным металлом красноармейцев, ползли на форт танки, бежали автоматчики.
"Да, танк винтовочной пулей не остановишь", - беспокойно подумал Володя и тут же радостно вскрикнул: под одним из фашистских танков полыхнул огонь, и вот он, накренившись, горит.
– Так и надо!
Прошла минута, вторая, и ловко брошенная чьей-то сильной рукой связка гранат остановила еще один танк. Вскоре запылал и третий. Остальные поспешно повернули назад. Побежали назад и автоматчики.
Атака была отбита. Наступила передышка.
Но она была короткой. Не успели защитники крепости свернуть по цигарке, как к форту вновь двинулись фашистские танки, ударила артиллерия, затрещали пулеметы.
И снова припали к земле бойцы, снова один за другим начали падать гитлеровцы.
До самого вечера не прекращались атаки. Не жалея солдат, танков, боеприпасов, немецкое командование стремилось сломать оборону крепости в первый же день своего вероломного нападения на Страну Советов.
Однако это им не удалось. Не удалось фашистам захватить крепость и на другой, третий, пятый день. Рушились старые стены, редели ряды красноармейцев, но те, кто оставался в живых, стояли стойко, насмерть.
Как-то среди защитников Восточного форта во время затишья появилась девушка. Она искала трубача 44-го полка.
– Я - трубач, - откликнулся Володя.
Девушка передала ему приказ командира полка майора Гаврилова: отправляться в госпиталь на помощь санитарам.
Откровенно говоря, не хотелось Володе оставлять форт.
Тут он получил боевое крещение, тут впервые в жизни ему перед строем командир вынес благодарность. Но приказ есть приказ. Володя пошел вслед за девушкой в госпиталь.
Госпиталь находился под наружным валом в помещении с железобетонными перекрытиями и толстыми стенами. Возможность попадания сюда бомбы или снаряда была исключена. И врачи, и санитары работали в относительной безопасности. "Поэтому и меня сюда направили, - с обидой подумал Володя, мол, маленький, дитя, беречь надо..."
Раненых было много. Одни метались в горячечном бреду, другие корчились от боли, скрежетали зубами, третьи лежали тихо, без единого движения и безразлично глядели в одну точку потухшими глазами. Это были тяжелораненые. Ни один легкораненый в госпитале не задерживался. Сделают ему перевязку, он закурит, подхватит винтовку и наверх.
А оттуда приносили все новых и новых. Врачи и сестры не успевали их перевязывать. А тут еще надо было одних напоить, других накормить.
Увидел все это Володя, и ему стало как-то стыдно за свою недавнюю обиду на приказ командира. В госпитале он был не менее нужен, чем там, на линии огня.