Очерки о традиции и метафизике
Шрифт:
6. Как могучий ветер, носящийся повсюду, остается всегда в эфире, так и все существа пребывают во Мне; постигни это.
7. О сын Кунти, в конце кальпы все существа входят в Мою природу, а в начале следующей кальпы Я снова возрождаю их.
8. Владычествуя над Своей природой, Я снова и снова возрождаю все это множество беспомощных существ силой природы.
9. Все эти действия, о Дхананджая, не связывают Меня, ибо Я безучастен и не привязан к этим действиям.
10. Под Моим наблюдением природа производит подвижные и неподвижные существа; поэтому, о сын Кунти, вращается этот мир». [71]
71
Бхагавад-Гита. IX, 4–8. Дословный перевод:
Мною распростерто все это непроявленной формой подвижных миров.
Во Мне пребывают все существа, но Я в них не остаюсь поглощенным.
Но и не пребывают во Мне сотворенные — постарайся познать Мою могущественную Йогу!
Держащий и несущий творение, не нахожусь в нем, Собою порождая все сущее.
Как ветер постоянно
Так же и все существа расположены во Мне, пойми это!
Все существа в конце кальпы, о сын Кунти, возвращаются в Мою природу и в начале кальпы Я снова испускаю, извергаю их.
Сверхдействователя-Пракрити Свою утверждая, Я произвожу испуская снова и снова все это беспомощное множество существ во власти Пракрити-природы.
«Наделенный глазом, двигающийся во сне
(крепко) спящий и находящийся за пределами сна —
Таковы четыре разных его состояния;
Четвертое — высшее среди них.
Одной своей стопой Брахман движется в первых трех
И тремя стопами движется в последнем». [72]
Здесь мы видим, что пропорции между различными состояниями переворачиваются в зеркальном отражении, когда мы переходим к метафизической точке зрения: из четырех стоп Атмана первые три имеют значение только одной стопы, когда рассматриваются с метафизической точки зрения, и в то же самое время с той же самой точки зрения последняя стопа имеет значение сразу трех. Если бы Брахман мог состоять из каких-либо частей, то мы сказали бы, что только его четверть пребывает в бытии (включающем в себя и универсальную манифестацию в целом, по отношению к которой он выступает как принцип проявления), тогда как три другие четверти находятся за пределами бытия. На эти оставшиеся три четверти можно посмотреть следующим образом: 1) все возможности проявления в целом, которые пока еще остаются непроявленными и которые, следовательно, пребывают в абсолютном и ничем не обусловленном состоянии, как и все то, что можно отнести к высшей четверти (в той степени, в какой эти возможности уже проявлены, они принадлежат первым двум состояниям; будучи способными к проявлению, они в таком случае принадлежат третьему состоянию, которое играет роль принципа по отношению к первым двум); 2) все непроявленные возможности, которые так и останутся непроявленными (о которых во множественном числе мы можем говорить только на основе аналогии, так как все они, разумеется, находятся за пределами всякой множественности и даже за пределами единства); 3) наконец, Высший Принцип первых двух, представляющий собой Универсальную Возможность, бесконечную и абсолютную. Точно так же когда мы обращаемся к первым трем состояниям, которые, вместе взятые, образуют собой царство бытия, то мы вполне можем сказать, что первые два из них не превосходят собой третье, так как они предполагают только формальную манифестацию, тогда как третье состояние превосходит собой первые два, поскольку включает в себя как сверхформальное проявление так и непроявленное бытие. Важно заметить, что в царстве бытия не проявляется ничего, кроме возможно возможностей самого проявления, пусть даже эти возможности и будут взяты в их наиболее универсальном значении.
72
Майтри Упанишада. Ч. 7, шрути 11. Все Упанишады цитируются в переводе А. Я. Сыркина.
«Не познающей внутреннего, не познающей внешнего, не познающей обоих, не пронизанной (лишь) познанием, (не являющейся) ни познанием, ни непознанием, невидимой (адришта), неизреченной (аграхья), неуловимой (авьявахарья) неразличимой (алакшана), немыслимой (ачинтья) неуказуемой (авья-падешья), сущностью постижения единого Атамана (пратайя-сара) растворением проявленного мира, успокоенной, приносящей счастье, недвойственной — считают четвертую стону (Чатурта). Это Атман, это надлежит распознать». [73]
73
Мандукья Упанишада. Шрути 7.
Следует отметить, что все, что касается необусловленных состояний Атмана, выражено только в отрицательной форме: легко понять, почему так и должно быть, поскольку в любом языке любое прямое утверждение является неизбежно частичным и определенным, то есть утверждением чего-то, что исключает что-то другое и таким образом ограничивает тот объект, относительно которого что-то утверждается. По той же самой причине это состояние называют просто «Четвертым», так как оно не может быть обозначено как-то иначе; но такое объяснение хотя и является совсем простым, тем не менее почему-то ускользает от внимания востоковедов; в этой связи можно привести один курьезный пример неудачного объяснения: один из них даже вообразил, что название «Четвертое» свидетельствует о некоторой логической конструкции, которая осталась, по его мнению, незавершенной, и все потому, что это название напомнило ему о четвертом измерении математиков; такое сравнение является по меньшей мере неожиданным, и, разумеется, подобные суждения очень трудно воспринимать серьезно.
Каждое определение является ограничением, иначе говоря — отрицанием: следовательно, именно отрицание определения является истинным утверждением, и эти по видимости отрицательные термины, о которых мы уже здесь говорили, являются в высшей степени утвердительными. Так и слово «Бесконечность», которое также имеет отрицательную форму, выражает собой на самом деле отрицание всякого ограничения; это слово является эквивалентом полного и абсолютного утверждения, которое включает в себя всякое частичное утверждение, но которое вместе с тем не исключает из своего содержания ни одну вещь как раз потому, что полагает все вещи в равной степени,
Сам по себе Атман не является ни проявленным (вьякта), ни непроявленным (авьякта) существом:
Атман есть принцип как проявленного, так и непроявленного (хотя можно сказать, что сам этот Высший Принцип оказывается в наивысшей степени непроявленным, насколько вообще к нему применимы хоть какие-то характеристики). «Туда не проникает глаз, не проникает ни речь, ни разум. Мы не знаем, не распознаем, как можно учить этому. Поистине это отлично от познанного и выше непознанного — так слышали мы от древних, которые разъяснили нам это. Что невыразимо речью, чем выражается речь, — знай: то и есть Брахман, а не то, что почитают в этом мире люди». [74]
74
Кена Упанишада. Гл. II, шрути 3–5.
Шанкарачарья добавляет к этому отрывку следующий комментарий: «Ученик, который внимательно читает толкования писаний о природе Брахмана, полагает, что знает Брахмана лучше других (по крайней мере в теории); но несмотря на то, что его уверенность имеет некоторые основания, это мнение все же ошибочно. В действительности смысл любого текста Веданты заключается в том, что сознание любого существа, обладающего Знанием, тождественно Брахману (постольку, поскольку само познание Высшего Тождества уже реализовано). Какое-либо определенное знание возможно в отношении всего, что может стать объектом познания: но оно невозможно в отношении Того, Кто не может стать таким объектом. Это и есть Брахман, который является субъектом любого познания, и такой субъект способен познать все вещи (включенные в содержание его бесконечного сознания, которое тождественно Универсальной Возможности), но он не может стать объектом самопознания (поскольку в «границах» его тождества с самим собой, которое, между прочим, не является результатом какого-либо отождествления, невозможно провести никакое различие между субъектом и объектом, и сам этот субъект не может перестать быть «познающим» ради того, чтобы стать «познанным»), подобно тому как огонь может сжигать любые вещи, но не способен сжечь сам себя. И уж тем более нельзя сказать, что Брахман способен стать объектом познания для кого-то еще, кроме самого себя, так как вне его нет никого и ничего, что может обладать знанием (всякое знание, даже относительное, является не чем иным, как частицей знания абсолютного и высшего)». [75]
75
В тексте отсутствует ссылка на оригинальный текст комментария Шанкарачарьи, поэтому цитата дана в переводе В. Ю. Быстрова с французского.
Именно об этом говорит следующий текст: «Если ты считаешь, что хорошо знаешь Брахмана, то, несомненно, ты лишь немного знаешь образ Брахмана — относится ли это к тебе или к богам. Итак, это должно быть рассмотрено тобой, ибо я считаю это известным. Я не считаю, что хорошо знаю, и не знаю, что не знаю его. Кто из нас знает его, тот знает его, и не знает, что не знает. Кем Брахман не понят, тем понят, кем понят, тот не знает его. Он не распознан распознавшими, распознан нераспознавшими». [76]
76
Кена Упанишада. Гл. II, шрути 1–3.
А вот даосский текст, который почти совпадает с этим отрывком из Упанишад:
«Великая Чистота спросила Бесконечность: “Вы знаете Дао?”
— Нет, не знаю, — ответила Бесконечность.
Потом Великая Чистота задала тот же вопрос Недеянию, и Недеяние сказало: “Я знаю Дао”.
— А есть ли у твоего знания число? — спросила Великая Чистота.
— Да, есть.
— Что же это за число?
— Мое знание Дао может возвысить и может унизить, может связать и может разъединить. Вот как можно считать благодаря моему знанию.
Великая Чистота спросила об этих словах у Безначального: “Кто же прав: Бесконечность, которая не знала, или Недеяние, которое знало?”
— Незнание глубоко, знание поверхностно, — ответило Безначальное. — Не знать — это внутреннее, а знать — это внешнее.
Тут Великая Чистота вздохнула и сказала: “Значит, мы знаем благодаря незнанию! А не знаем из-за знания! Кто же знает знание, которое не знает?”
— Дао неслышимо, а если мы что-то слышим, значит, это не Дао, ответило Безначальное. — Дао незримо, а если мы что-то видим, значит, это не Дао. О Дао нельзя ничего сказать, а если о нем что-то говорят, значит, это не Дао. Кто постиг Бесформенное, которое дает формы формам, тот знает, что Дао нельзя дать имя». [77]
77
Чжуан-цзы. Великий Предел. Гл. XXII.