Очерки по истории русской церковной смуты
Шрифт:
Чем объясняется столь отрицательная позиция петроградских архиереев к человеку, взявшему на себя ответственность за Петроградскую церковь в такое тяжелое время? Разгадку надо, очевидно, искать в той двусмысленной позиции, которую занимал епископ Николай по отношению к «Живой Церкви» в бытность свою наместником Лавры; нельзя, впрочем, сказать, чтоб позиция двух епископов, выраженная ими в их заявлении в Смольный, отличалась бы прямотой и ясностью.
Несмотря на это, популярность епископа Николая все возрастала; вскоре она переходит пределы Петроградской епархии — в Новгородской епархии ревнители православных традиций обращают к нему свои взоры.
Новгородская епархия, формально «обращенная в обновленчество»,
Единственным очагом «тихоновщины» в Новгородской епархии была захолустная Макарьевская пустынь (в 20 километрах от Любани), место подвигов преподобного Макария Римлянина, жившего в XII веке — затерянная среди дремучих лесов и болот. Монахи этой пустыни отказались от каких-либо компромиссов с носителями зловредных новшеств. Настоятелем пустыни был архимандрит Кирилл (впоследствии схиепископ Макарий), который держался строго православной позиции. Однако среди братии нашлись два пламенных фанатика — иеромонахи Митрофан и Клеопа, чью огненную ревность не удовлетворил даже строго православный архимандрит Кирилл. Они заподозрили его в тайном пристрастии к расколу: основанием было то, что однажды архимандрит Кирилл совершил где-то литургию с известным петроградским обновленческим протоиереем о. Н.Сыренским. Они подняли восстание против игумена — пламенные речи сотрясали деревянные стены обители.
И вот возмущенная братия нашла мудрого судию в лице епископа Николая. «Владычный суд» был скор и решителен. Епископ полностью оправдал архимандрита и наказал мятежных монахов запрещением в священнослужении.
Популярность владыки росла, но вместе с тем мрачные тучи собирались над его головой. Становилось все более ясно, что, несмотря на его дипломатическую изворотливость, удары судьбы его не минуют. И не мог не встать вопрос о преемнике. В первые месяцы 1923 года состоялось тайное собрание сторонников автокефалии; единогласно был намечен в преемники иеромонах Мануил — настоятель крохотной домовой церкви Александро-Невского общества трезвости, которому через несколько месяцев пришлось сыграть выдающуюся роль в истории Петроградской церкви. Этот малого роста иеромонах-аскет имел в груди пламенное сердце протопопа Аввакума и был абсолютно непоколебим и несгибаем в своей религиозной ревности (о его деятельности подробно в одной из следующих глав). Было условлено, что хиротония его во епископа произойдет в тайне в Архангельске, где жил тогда в ссылке митрополит Серафим (Чичагов).
Хиротонию эту осуществить не удалось, однако впоследствии, когда как бы воскрес из мертвых патриарх Тихон, епископу Мануилу суждено было стать одним из самых яростных и самых непримиримых борцов против обновленчества за торжество патриаршей идеи в Петрограде.
Между тем печальные предвидения осуществились: епископ Николай был арестован и выслан в Коми-Зырянский край. Его дело, однако, не прошло даром. Автокефалии распространялись по лицу всей российской земли. В Петрограде они чуть не привели к краху все дело обновленцев.
«Буря проносится над Русской Церковью», — писал в своем воззвании «к чадам Петроградской церкви» обновленческий архиепископ Николай Соболев. «Мятутся души верующих. Смущают их сердца пастыри стада Христова, вместо мира и любви старающиеся, по различным побуждениям, сеять недоверие, раздоры и церковную смуту. В это время я призван на святительскую кафедру Петроградской Православной Церкви. Не искал я этого звания, не мыслил о нем, но когда взоры тех, в чьи руки Господу угодно было вручить управление делами Русской Церкви, в тот момент остановились на мне, я не почел возможным отказываться «взять крест и последовать Христу». Знал, что происшедшее в церкви волнует умы; но знаю и то, что «ни один волос не упадет с головы нашей без воли Отца нашего Небесного».
Знаю, что смущает иных огненное дерзновение нескольких архипастырей и пастырей, которые взялись помочь надтреснувшему кораблю церковному избежать крушения среди волн политической борьбы, куда склонны были втянуть церковь иные из ее архипастырей, но знаю и то, что и «теплых изблюет нас Господь из уст Своих», а ошибки можно исправить общей молитвой, любовью и работой. Вот на эту работу на склоне дней своих вышел и я. Не на себя надеюсь, но на Божью благодатную силу. Так же право верую и право исповедую веру нашу святую, как исповедывал ее, служил ей 47 лет моего священства. Иные из врученной мне Господом паствы склонны видеть во мне чуть не врага Церкви — Бог да простит им, «не ведают они, что говорят». И даже сослужители мои, викарные епископы Алексий и Николай, которые сначала приняли меня, ныне под влиянием каких-то соображений пытаются расхитить овец, не порученных им — Бог поругаем не бывает и взыщет души смущенных от рук их.
Но благодаря Богу — поколебалась, однако не рассыпалась еще петроградская паства, и теперь, когда выяснилось, что большая часть клира и верующего народа Петроградской епархии приняла новое создавшееся положение, вместе с целым рядом видных епископов Церкви Российской, я обращаюсь к вам, возлюбленные собратья и сослужители по городу Петрограду — оставьте разделения, устраните соблазны и выходите дружно на работу по созданию Духа Христова в сердцах верующих членов Церкви. Несите им проповедь мира и любви. Проповедуйте слово Божие. Будьте светильниками в мире. А вы, возлюбленные чада Церкви, народ православный, знайте, что, стоя на грани вечности, я не изменю святому Православию, а сеющих смуту и раздирающих Тело Церкви, по данной от Господа мне архипастырской власти, буду устранять от руководства церковным народом.
Моя молитва о вас — и приемлющих и гонящих меня.
Благодать Всесвятого Духа и мир с Петроградской церковью. Аминь.
Николай, архиепископ Петроградский и Гдовский». Из-под его пера вышли через несколько месяцев следующие строки, которые представляют собой потрясающий человеческий документ:
«В Петроградское епархиальное управление. Волею Божиею и стихийными обстоятельствами, хотя и против личного желания и при протесте со своей стороны, я с величайшей грустью и томлением принял на себя сан епископа и обязанности по управлению Петроградской епархией, принеся требуемую от меня жертву во имя умиротворения многострадальной нашей Церкви.
Документы и живые свидетели в будущем выяснят фактическую и правдивую сторону этого исторического в церковной жизни момента.
Во время минувшего полугода моего пребывания в Управлении в качестве правящего епископа Петроградской епархии я с болью в душе и сердце переносил те нестроения и раздоры, которыми за это время страдала и страдает наша православная паства со своими пастырями. Далее этого тяжелого креста, возложенного на меня, или, грубо говоря, этого духовного ярма, я не в состоянии нести.
Для меня совершенно ясно, что это страшное и грустное церковное разделение идет все далее и далее не только в Петрограде и уездах нашей губернии, но даже и в других епархиях. Кроме того, и в среде своих ближайших сотрудников я начинаю чувствовать известную долю внутренней отчужденности.
А потому, для пользы Церкви, ради мира церковного, для примирения пастырей и пасомых, я слагаю с себя обязанности правящего епископа и удаляюсь на покой.
В заключение должен сказать, что этой духовной власти я не искал и не ищу. Свидетель тому сам Господь Бог…»