Очерки по общему языкознанию
Шрифт:
Понятие закона в языкознании не только не имеет четкого определения, но нередко истолковывается противоречивым образом. Есть все основания полагать, что такое положение обусловливается в первую очередь тем обстоятельством, что все то, что обычно принято называть лингвистическими законами, не рассматривают с точки зрения указанных общих характеристик, обязательных для любого закона. Именно поэтому представляется необходимым вопрос о развитии языка рассмотреть сначала с этой стороны.
Лингвистические законы
Понятие лингвистического закона, получившего широкое хождение в лингвистической школе младограмматиков, несомненно, было подготовлено предшествовавшей деятельностью представителей натурализма в языкознании — А. Шлейхера и М. Мюллера, которые рассматривали язык как природный организм и стремились подвести отдельные периоды развития языка под стадии роста живого организма. Вдохновляемая успехами естественных наук XIX в. и стремясь соперничать с ними в методической точности, сравнительная грамматика старается опереться на законы, становится наукой законополагающей. Универсализируя исторический подход к изучению языка, младограмматики наивысшую и единственную законную цель науки видели в установлении в эволюции языка регулярных процессов, которые после подведения их под известные формулы и определения наличия специфических условий (места, времени, сочетания элементов) объявлялись законами. Так как упор в такого рода исследованиях делался на фонетику, где регулярные «единообразия, возникающие в известном языке и в известное
203
Б. Дельбрюк. Введение в изучение языка. СПб., 1904, стр. 13.
Если понятие закона применялось к другим сторонам языка, например к морфологии, то сущность подобного морфологического закона оставалась такой же, как и в фонетическом законе; он представляет все ту же формулу регулярного соответствия — только на этот раз морфологических форм. Специфические особенности грамматики сравнительно с фонетикой при этом совершенно не учитываются. «То, что справедливо по отношению к фонетике, — пишет А. Мейе, — справедливо также и по отношению к морфологии. Подобно тому как артикуляционные движения должны быть снова комбинированы всякий раз, как произносится слово, точно так же и все грамматические формы, все синтаксические сочетания бессознательно создаются снова для каждой произносимой фразы соответственно навыкам, установившимся во время усвоения языка. Когда эти привычки изменяются, все формы, существующие только благодаря существованию общего типа, по необходимости тоже изменяются. Когда, например, по-французски под влиянием tuaimes «ты любишь», ilaime(t) «он любит» стали говорить в 1-м лице j'aime «я люблю» вместо прежнего j'aim (отражающего лат. amo), все глаголы того же спряжения получили также— е в 1-м лице: распространение— е на первое лицо является морфологическим законом и притом столь же строгим, как любой «фонетический закон». Морфологические нововведения сравнительно с фонетическими изменениями не оказываются ни более капризными, ни менее регулярными; и формулы, которыми мы располагаем, выражают только соответствия, а не самые действия, вызывающие эти нововведения» [204] . В этом определении морфологического закона опять-таки отсутствует указание на закономерную связь явлений, обусловленных структурным характером языка.
204
А. Мейе. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. Соцэкгиз, М.-Л., 1938, стр. 64.
Иное понимание закономерности языковых явлений представлено в универсальных законах глоссематики. Если лингвистические законы младограмматиков формулировались для отдельных языков и тем самым учитывали особенности конкретных языков, то представители этого направления языкознания стремятся установить формулы отношения между элементами языковых структур, которые были бы пригодны для всех языков и для всех этапов их развития.
Другим видом подобных же универсальных или панхронических законов фактически являются в значительной мере априорные теоретические построения некоторых языковедов. К числу таких панхронических законов принадлежит, по сути говоря, бинарная теория Р. Якобсона. Сущность этой теории заключается в том, что все фонологические противопоставления расчленяются на бинарные противопоставления, в соответствии с чем, например, система гласных i — е — а членится на (i — е): (—а) и далее на i: е и: а. Принцип бинарности распространяется им и на морфологические явления [205] . Аналогичный характер носит попытка Р. Якобсона классифицировать противопоставления в зависимости от порядка, в каком они усваиваются детьми по мере овладения языком. Р. Якобсон утверждает, что этот порядок точно противоположен тому, в котором больные, страдающие афазией, теряют способность пользоваться фонологической системой. Установленная данным способом последовательность якобы такова, что ни в одном языке не может существовать более или менее всеобъемлющего противопоставления, если в этом языке нет противопоставлений, предшествующих ему в указанной последовательности [206] . Речь, следовательно, в данном случае идет о том, что порядок усвоения детьми различных звуковых типов характеризуется закономерным постоянством, обусловленным распространением этих типов в различных языках. Всеобщие законы соединения (комбинаций) фонем стремился установить Б. Трнка. В качестве такого универсального закона он выдвигает положение, в соответствии с которым в пределах одной морфемы не могут стоять два члена одной коррелятивной пары [207] . Н. Трубецкой многочисленными примерами доказывает несостоятельность этого закона [208] , но не отказывается от самой идеи установления всеобщих законов комбинации фонем и в качестве такового со своей стороны выдвигает закон несовместимости различительной долготы с различительным ударением [209] . Не вдаваясь в подробный анализ такого рода всеобщих законов, нельзя не согласиться с мнением А. Мартине, отмечающего следующее их негативное качество: «Указанные формулировки, которым хотят придать характер «панхронических законов», заслуживают критики в особенности потому, что, будучи облечены в форму прорицаний, они навязываются исследователю и скрывают действительные отношения между изучаемыми объектами» [210] .
205
R. Jakobson. Beitrag zur allgemeinen Kasuslehre. «Travaux du Cercle Linguistique de Prague», 1936, VI, а также: P. О. Якобcoн. Морфологические наблюдения над славянским склонением. 'S-Cravenhage, 1958 (Preprint).
206
R. Jakobson. Kindersprache, Aphasie und Lautgesetze. Uppsala. 1941.
207
В.Trnka. General Laws of Phonetic Combinations. «Travaux du Cercle Linguistique de Prague», 1936, VI, p. 57.
208
Ср. финск, lyijy «свиней.», польск, jezdziec «наездник», хайда suus «говорит» и многочисленные примеры из пракрита: аага «почтение», iisa «такой», paava «дерево», paasa «молоко», saa «всегда» и т. д. (N. S. Trubetzkoу. Grundz"uge der Phonologie. G"ottingen, 1958, S. 221).
209
N. S. Trubetzkoу. Grundz"uge der Phonologie, SS. 220–224. Относительно всеобщих законов см. также: А. Нaudricourt. Quelgues principes de phonologic historique. «Travaux du Cercle Linguistique de Prague», 1939, VIII; G. Zipf. Human Behavior and the Principle of Least Effort. Cambridge Mass., 1949.
210
A. Martinet. Economic des changements phon'etiques. Berne, 1955, § 4, 74. Следует, однако, отметить, что сам принцип экономии в фонетических
Оригинальное понимание лингвистического закона представлено в Пражской лингвистической школе. «Законы, управляющие высказываниями в данном языке, — пишут по этому поводу Б. Трнка и др., — как и законы естественных наук, следует считать законами абстрактными, но действующими и поддающимися контролю. По своему характеру они — в отличие от законов естествознания, действующих механически, — являются нормирующими (нормотетическими) и, следовательно, имеют силу только для определенной системы и в определенное время. Если эти законы закрепляются, например, в грамматике, они оказывают обратное нормирующее влияние на индивидуумы, усиливая обязательность и единство языковой нормы. Нормирующий характер языковых законов не исключает возможности того, что некоторые из них действуют для ряда языков или даже для всех языков в исторически доступные для исследования эпохи (ср., например, закон минимального контраста смежных фонем в слове). Все языки мира имеют, помимо своих особенностей, и основные сходства; сходства эти следует подвергать научному анализу и сводить к научным законам» [211] . Как явствует из приведенной цитаты, в этом случае само понятие закона подвергается значительному переосмыслению и фактически сводится к понятию нормы. Поскольку же норма может быть производным от целенаправленной деятельности человека, при таком понимании лингвистического закона он теряет качество объективности.
211
Б. Трнка и др. К дискуссии по вопросам структурализма. Впервые опубликовано в журнале «Вопросы языкознания», 1957, № 3. Цит. по кн.: В. А. Звегинцев. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях, ч. II. Учпедгиз, М., 1960, стр. 100.
Таким образом, понятие закона в языкознании не однозначно, под него подводятся разные процессы и явления, которые в своем проявлении часто не имеют ничего закономерного. Именно в силу этого обстоятельства само употребление термина «закон» в языкознании сопровождается обычно оговорками, суть которых сводится к тому, что лингвистические законы — это законы особого порядка, что их нельзя сопоставлять ни с какими другими законами, что само применение этого термина к языковым процессам носит условный характер и пр.
Так, например, о фонетических законах Йоз. Схрайнен пишет: «…языковые регулярности или параллельные ряды в языковых изменениях, происходящих в определенных границах места и времени, называют звуковыми законами. Но с физическими или химическими законами они не имеют ничего общего; они собственно и не «законы» в обычном смысле слова, но скорее звуковые правила, покоящиеся на определенных тенденциях или исторических процессах» [212] . Такую же характеристику фонетических законов дает и Г. Хирт: «О звуковых законах в смысле природных законов, по сути говоря, не может быть и речи» [213] . Тем не менее всякого рода регулярные процессы или соответствия традиционно продолжают именоваться в языкознании законами.
212
Jos. Sсhrijnen. Einf"uhrung in das Studium der indogermanischen Sprachwissenschaft. Heidelberg, 1921, S. 82.
213
Н. Hirt, — Н. Аrntz. Die Hauptprobleme der indogermanischen Sprachwissenschaft. Halle (Saale), 1939, S. 17. Вопросу о звуковых законах и их сущности посвящена целиком книга: К. Rоgger. Vom Wesen des Lautwandels. Leipzig, 1933, а также работы: Е. Hermann. Lautgesetz und Analogie, 1931; Wechsler. Giebt es Lautgesetze? Festgabe f"ur H. Suchier, 1900.
Понятие лингвистического закона не получило достаточно четкого определения и в советской науке о языке [214] . Теория акад. Н. Я. Марра, занимавшая в советском языкознании в течение некоторого времени господствующее положение, отвлекала наших лингвистов от изучения специфики законов развития языка. В соответствии с общим вульгаризаторским характером своей теории Н. Я. Марр подменил лингвистические законы социологическими. Он стремился, как он сам об этом писал, «ослабить значение внутренних законов развития языка, как такового, перенося центр тяжести не только в семантике, но и в морфологии на обусловленность языковых явлений социально-экономическими факторами» [215] .
214
Трактовку этого вопроса с теоретических позиций Н. Я. Марра содержит ст.: В. И. Абаев. О фонетическом законе. «Язык и мышление», 1933, вып. 1.
215
Н. Я. Mapр. Избранные работы, т. 2. Соцэкгиз, М., 1934, стр. 117.
Именно как противопоставление этой установке Н. Я. Марра после дискуссии 1950 г. в советском языкознании получило широкое хождение понятие внутреннего закона развития языка [216] , а перед советскими языковедами была поставлена задача изучения внутренних законов развития конкретных языков. Такая направленность лингвистического исследования должна была бы быть охарактеризована положительным образом [217] .
К сожалению, советские языковеды на первых порах при определении сущности понятия внутреннего закона развития языка, т. е. по сути дела лингвистического закона в собственном смысле, исходили не из наблюдения над процессами развития языка, а из догматического истолкования работ Сталина [218] , хотя вместе с тем в ряде работ этот вопрос рассматривался и в собственно лингвистическом плане [219] .
216
В своих общих истоках это понятие восходит еще к В. Гумбольдту, утверждавшему, что своего завершения язык достигает при «соединении звуковой формы с внутренними законами языка». «Хрестоматия по истории языкознания XIX–XX вв.». составленная В. А. Звегинцевым. Учнедгиз, М., 1956, стр. 86. Далее дано: «Хрестоматия».
217
Заслуживает быть отмеченным, что она положительно оценена и зарубежной наукой о языке. См., например, ст.: R. L'Hеrmittе. Les problemes des lois internes de developpement du langage et la linguistique sovietique Сб. «Linguistics Today». N. Y., 1954.
218
Такова, например, работа: В. В. Виноградов. Понятие внутренних законов развития языка в общей системе марксистского языкознания. «Вопросы языкознания», 1952, № 2; В. А. Звегинцев. К понятию внутренних законов развития языка. «Изв. АН СССР», отд. лит. и яз., 1951, № 4.
219
Такова, например, работа: В. М. Жирмунский. О внутренних законах развития немецкого языка. «Докл. и сообщ. Ин-та языкознания АН СССР», вып. V, 1953.
Современное понимание задач советского языкознания совершенно не снимает с повестки дня проблему внутренних законов языка, если под ними понимать специфические для языка формулы закономерных процессов. При таком понимании этого вопроса вполне оправданным представляется и определение лингвистических законов как «внутренних», но это определение не должно давать повода к выделению лингвистических законов в особую группу, ставить их вне обязательных характеристик закона вообще.
При определении внутреннего закона развития языка как лингвистического следует исходить из того общего понимания закона, которое дано в философии диалектического материализма.