Очерки по психологии бессознательного (сборник)

Юнг Карл Густав

Эти атрибуты всегда показывают, что проецируются содержания трансличного, или коллективного, бессознательного. Ибо «демоны», как и «злые колдуны», не являются личными воспоминаниями, хотя, естественно, каждый когда-то слышал или читал о подобных вещах. Мы все слышали о гремучих змеях, но все же не следует называть гремучей змеей ящерицу или ужа, заслышав их шуршание. Точно так же мы не будем называть нашего ближнего демоном, разве что только в случае, когда на самом деле с ним связано некое действие, носящее демонический характер. Но если бы это действительно было элементом его личного характера, то оно должно было бы проявляться во всем, а тогда этот человек и в самом деле являлся бы демоном, чем-то вроде оборотня. Но это – мифология, т. е. коллективное психическое, а не индивидуальное. Поскольку через свое бессознательное мы причастны к исторической коллективной психике, то, конечно, бессознательно мы живем в некоем мире оборотней, демонов, колдунов и т. д., ибо эти фигуры в прежние времена оказывали мощнейшее воздействие на людей. Таким же образом мы заимствуем у древних народов мир богов и чертей, святых и грешников. Но было бы неверно стремиться приписывать себе лично эти заключенные в бессознательном возможности. Поэтому, безусловно, необходимо проводить как можно более четкое разделение

между личными и безличными свойствами психического. Тем самым, разумеется, ни в коем случае не следует отрицать порой весьма действенное существование содержаний коллективного бессознательного. Но они, как содержания коллективного психического, противопоставлены индивидуальной психике и отличаются от нее. Простодушные люди, естественно, никогда не отделяли эти вещи от индивидуального сознания, потому что ведь эти боги, демоны и т. д. рассматривались не как психические проекции и тем самым как содержания бессознательного, но как сами собой разумеющиеся реальности. Лишь в эпоху Просвещения обнаружили, что боги все же не существуют в действительности, а являются проекциями. Тем самым с богами было покончено. Однако с соответствующей им психической функцией покончено не было, напротив, она ушла в сферу бессознательного, из-за чего люди сами оказались отравленными избытком либидо, который прежде находил себе применение в культе божественных образов (идолов). Обесценивание и вытеснение такой сильной функции, как религиозная, естественно, имело значительные последствия для психологии индивида. Дело в том, что обратный приток либидо чрезвычайно усиливает бессознательное и через свои архаические коллективные содержания он начинает оказывать на сознательный разум мощное влияние. Период

Просвещения, как известно, завершился ужасами французской революции. И сейчас мы опять переживаем это возмущение бессознательных деструктивных сил коллективного психического. Результатом этого явилось невиданное прежде массовое убийство [74] . Это – именно то, к чему стремилось бессознательное. Его позиция перед этим была безмерно усилена рационализмом современной жизни, который обесценивал все иррациональное и тем самым погружал функцию иррационального в бессознательное. Но если уж эта функция находится в бессознательном, то ее исходящее из бессознательного действие становится опустошающим и неудержимым, подобным неизлечимой болезни, очаг которой не может быть уничтожен, так как он невидим. В этом случае и индивид, и народ по необходимости вынуждены жить иррационально и применять свой высший идеализм и самое изощренное остроумие лишь для того, чтобы как можно более совершенно оформить безумие иррационального. В миниатюре мы видим это на примере нашей пациентки, которая избегала кажущейся ей иррациональной жизненной возможности – пример госпожи X, – чтобы в патологической форме с величайшими жертвами реализовать ее по отношению к своей подруге.

74

Написано в 1916 г. Излишне говорить, что это остается верным и сегодня.

Не остается ничего другого, как признать иррациональное в качестве необходимой – потому что она присутствует всегда – психической функции, а ее содержания принять не за конкретные реальности – это было бы шагом назад! – а за психические реальности, реальные, поскольку они работают. Коллективное бессознательное как сохраняемый человеческим опытом репозиторий и в то же время само предварительное условие этого опыта есть образ мира, который сформировался еще в незапамятные времена. В этом образе с течением времени выкристаллизовывались определенные черты, так называемые архетипы, или доминанты. Это господствующие силы, боги, образы доминирующих законов, регулярно повторяющихся событий и принципы общих закономерностей, которым подчиняется последовательность образов, все вновь и вновь переживаемых душой [75] . В той степени, в какой эти образы являются относительно верными отражениями психических событий, их архетипы, т. е. их основные черты, выделенные в процессе накопления однородного опыта, соответствуют определенным всеобщим характеристикам физического мира. Архетипические образы можно поэтому воспринимать метафорически как интуитивные понятия физических явлений. Например, представления об эфире, изначальном дыхании или душевной субстанции, которые, так сказать, распространены повсеместно в воззрениях всех народов мира, и представления об энергии, или магической силе, – интуитивном представлении, которое также имеет всеобщее распространение.

75

Уже было отмечено, что архетипы можно рассматривать как результат и депозит уже имевших место переживаний; но точно так же они являются теми факторами, которые служат причинами подобного рода переживаний.

В силу своей близости к физическим явлениям [76] архетипы обычно выступают в спроецированном виде, и, поскольку проекции не осознаются, они распространяются на лица из ближнего окружения, по большей части в форме ненормальной пере– или недооценки, провоцирующей недоразумения, недопонимание, споры, ссоры, фанатизм и безумства всякого рода. В таких случаях часто говорят: «Он обожествляет то-то и то-то» – или: «Имярек производит на Ч впечатление зверя (предмет ненависти Х)». Из этого возникают также современные мифологические образования, т. е. фантастические слухи, подозрения и предрассудки. Архетипы являются поэтому в высшей степени важными феноменами, оказывающими значительное воздействие, и к ним надо относиться со всей внимательностью. Их не следовало бы просто подавлять, напротив, они достойны того, чтобы самым тщательным образом принимать их в расчет, ибо они несут в себе опасность психического заражения. Так как они чаще всего выступают в качестве проекций и так как последние закрепляются лишь там, где есть для этого повод, то они отнюдь не легко поддаются оценке и обсуждению. Поэтому если некто проецирует на своего соседа образ дьявола, то это получается потому, что тот человек имеет в себе нечто такое, что делает возможным закрепление этого образа. Тем самым мы совсем не хотим сказать, что данный человек является

дьяволом; напротив, он может быть замечательным человеком, который, однако, находится в отношении несовместимости с проецирующим, и поэтому между ними имеет место некоторый «дьявольский» (т. е. разделяющий) эффект. Также и проецирующий вовсе не обязан быть «дьяволом», хотя ему следует признать, что он точно так же имеет в себе нечто «дьявольское» и натыкается на него еще больше через проекцию. Но это вовсе не делает его дьяволом, он может быть вполне достойным человеком, как и всякий другой. Появление в данном случае образа дьявола просто означает, что эти два человека несовместимы друг с другом в настоящем, почему бессознательное и отталкивает их друг от друга и держит их в отдалении друг от друга. Дьявол есть вариант архетипа «тени», т. е. опасного аспекта непризнанной, темной половины личности.

76

См.: Jung C. Die Struktur der Seele / Seelenprobleme der Gegenwart. 1950. S. 149 ff.

Ges. Werke, Bd. 8, Par. 331 ff.

Один из архетипов, с которым мы почти регулярно сталкиваемся в проекциях бессознательных коллективных содержаний, представлен «магическим демоном», наделенным таинственной силой. Показательным примером этого является Голем Густава Майринка, а также тибетский колдун в «Летучей мыши» того же автора, развязывающий мировую войну с помощью магии. Естественно, что Майринк узнал это не от меня; он извлек свои образы из собственного бессознательного, нарядив их в слова и образную чувственную ткань, в чем-то схожую с тем, что моя пациентка проделала со мной в своей проекции. Тип мага или колдуна фигурирует также в «Заратустре»; в «Фаусте» он представлен действующим персонажем.

Образ этого демона образует одну из самых низких и самых древних ступеней в развитии понятия Бога. Это тип первобытного племенного колдуна или знахаря, особо одаренной личности, наделенной магической силой [77] . Эта фигура часто предстает как темнокожая и относящаяся к монголоидному типу, и тогда она представляет негативный и, возможно, опасный аспект. Иногда ее можно различить лишь с большим трудом и почти невозможно отличить от тени; но чем больше преобладает магическая нота, тем легче ее выделить, что немаловажно, поскольку она может иметь также и весьма позитивный аспект «мудрого старца» [78] .

77

Представление о знахаре, общающемся с духами и обладающем магической силой, настолько глубоко укоренено в сознании многих первобытных народов, что они даже верят, будто у зверей тоже есть свои “доктора”». Так, в племени ахумави Северной Калифорнии говорят об обычных койотах и о «койотах-докторах».

78

Ср.: Jung C. "Uber die Archetypen des kollektiven Unbewussten. 1934. Ges. Werke, Bd. 9. См. также: Jung С. G. ewusstes und Unbewusstes (Fischer B"ucherei, 1957). Рус. пер. – Юнг К Г. Архетипы коллективного бессознательного / Юнг К. Г. Архетип и символ. М., 1991.

Распознание архетипов является значительным шагом вперед. Магическое или демоническое воздействие, исходящее от ближнего, исчезает благодаря тому, что таинственное чувство сводится к некоторой определенной величине коллективного бессознательного. Но теперь перед нами встает совершенно новая задача: вопрос о том, каким образом Эго должно разобраться с этим психологическим не-Эго. Можно ли довольствоваться констатацией действительного существования архетипов и предоставить возможность вещам самим позаботиться о себе?

Это могло бы быть сотворением перманентного состояния диссоциации, расщепления между индивидуальным и коллективным психическим. С одной стороны, мы должны иметь дифференцированное современное Эго, а с другой – нечто вроде негроидной культуры, весьма первобытного состояния. Фактически то, что мы действительно сегодня имеем перед собой, – видимость культуры или кору цивилизации поверх темнокожей бестиальности – предстало бы перед нашим взором. Но такая диссоциация требует немедленного синтеза и развития того, что неразвито. Должно произойти объединение обеих этих частей, ибо в противном случае не приходится сомневаться, каким должно было бы быть решение: первобытный человек снова неизбежным образом был бы подавлен. Но такой союз возможен лишь там, где существует еще значимая и потому живая религия, которая с помощью хорошо развитого символизма дает достаточное выражение первобытному человеку; другими словами, эта религия в своих догматах и ритуалах должна владеть представлением и действием, восходящим к самому первобытному уровню. Так обстоит дело в католицизме, что составляет его особое преимущество, равно как и его величайшую опасность.

Прежде чем перейти к этому новому вопросу о возможном объединении, вернемся сначала к тому сновидению, с которого мы начали. Обсуждение в целом позволило нам получить более широкое понимание сновидения, и в особенности одной его существенной части – чувства страха. Этот страх является первобытным благоговейным ужасом содержаний коллективного бессознательного. Мы видим, что пациентка идентифицирует себя с госпожой X и тем самым показывает, что она пребывает также в определенном отношении с таинственным художником. Подтвердилось то, что доктор отождествлялся с художником, и мы видели, что на субъективном уровне субъекта я оказался образом, идентичным в коллективном бессознательном фигуре колдуна.

В сновидении все это скрыто под символом краба – того, кто ходит вспять. Краб – живое содержание бессознательного, и это содержание ни в коем случае не может быть исчерпано или лишено эффективности с помощью анализа на объективном уровне. Мы могли бы, однако, отделить мифологические или коллективные психические содержания от объектов сознания и консолидировать их как психологические реальности вне индивидуального психического. Через познавательные акты мы «утверждаем» реальность архетипов или, говоря точнее, постулируем психическое существование таких содержаний на когнитивной основе. Следует со всей определенностью подчекнуть, что речь при этом идет не просто о когнитивных содержаниях, но о транссубъективных, преимущественно автономных психических системах, которые в этом отношении лишь весьма условно подчинены контролю сознания и, вероятно, даже по большей части совершенно ускользают от этого контроля.