Очерки сравнительного религиоведения
Шрифт:
Подобная взаимозависимость между «генеративными» и «небесными» символами во всех типах богов грозы заслуживает внимания. Адад, представляемый в виде быка, часто имеет при себе символ молнии [347] . Но молнию иногда изображают в виде ритуальных рогов [348] . Бог Мин, прототип египетского Бога Амона, также назывался «быком своей матери» и «великим быком» (Ka wr). Одним из его атрибутов была молния, а его функции как подателя дождя и жизни видны из одного из его титулов «разрывающий дожденосную тучу». Мин не был коренным богом Египта; египтяне знали, что он вместе со своей супругой, коровой Хатор, пришел из страны Пунт, т. е. со стороны Индийского океана [349] . В завершение этого очень краткого изложения необычайно богатой темы (ср. библиографию) заметим, что именно в облике быка Зевс похитил Европу (эпифанию Великой Матери), имел связь с Антиопой и попытался овладеть своей сестрой Деметрой. А на Крите можно прочесть весьма своеобразную эпитафию: «Здесь лежит великий Бык, которого звали Зевс» [350] .
347
Ward W. H. The Seal Cylinders of Western Asia. Washington, 1910. P. 399.
348
Autran С. Pr'ehistoire… Vol. 1. P. 89.
349
Ср.: Autran C. La Flotte a 1’enseigne du poisson. P., 1939. P. 40 и сл.
350
На Крите, где сохранялись архаические аспекты
28. СУПРУГ ВЕЛИКОЙ МАТЕРИ
Как мы видим, структура, состоящая из дождевого неба, быка и Великой богини, была одним из элементов, единых для всех доисторических религий Европы, Африки и Азии. Несомненно, наибольший акцент в ней делался на тех функциях небесного бога в обличье быка, которые связаны с зарождением и насаждением жизни. В Мине, Ваале, Ададе, Тешубе и других быках–богах–громовержцах, женатых на Великих богинях, больше всего почитают не их небесную природу, а их оплодотворяющие способности. Своей святостью они обязаны сакральному союзу с великой Матерью–Землей. Их небесная природа ценится лишь постольку, поскольку она творит жизнь. Небо — это прежде всего место, где «ревет» гром, где собираются облака, где закладывается тучность нив, — в сущности, место, где обеспечивается продолжение жизни на Земле. Трансцендентность Неба выражает себя в основном через природные явления, а его «власть» определяется всего лишь неограниченной потенцией семяизвержения. Иногда это просматривается в самом языке. Шумерское ме означает «человек, мужчина» и одновременно «небо». Боги природных явлений (грома, грозы, дождя) и боги порождения потомства (быки) утрачивают свою небесную автономию, свое абсолютное владычество. Каждого из них сопровождает (и зачастую каждым из них повелевает) Великая богиня, от которой в конечном счете зависит плодородие Вселенной. Они уже не Творцы, создавшие Космос, как изначальные небесные боги, но всего лишь оплодотворители и производители потомства на биологическом уровне. Их главной функцией становится иерогамия с богиней. Вот почему мы постоянно сталкиваемся с ними во всех культах плодородия, особенно в культах земли, где они, однако, никогда не играют ведущей роли; эта роль постоянно достается либо Великой Матери, либо их сыну, богу растительности, который периодически умирает и вновь воскресает.
Иногда «специализация» небесных богов в конечном итоге радикально изменяет весь их облик; утрачивая свою трансцендентность, становясь «доступными» и в результате необходимыми для человеческой жизни, превращаясь из dei otiosi в dei pluviosi (бог дождевой), в богов–производителей в облике быков, они постоянно принимают на себя функции, атрибуты и почести, ранее для них чуждые, к которым они, пребывая в своей высшей небесной трансцендентности, не имели никакого отношения [351] . Как и всякая «божественная форма», испытывая тенденцию к превращению в центр любых религиозных явлений и к управлению всеми областями Космоса, боги грозы и боги — податели жизни включают в свою атрибутику и в свои культы (особенно благодаря своим союзам с Богиней–Матерью) элементы, не входившие в их исконную небесную природу.
351
Наблюдается также и обратное: бог локального характера по «историческим» обстоятельствам получает атрибуты небесного божества. Ашшур, божественный покровитель одноименного города, позаимствовал атрибуты Высшего Творца и Владыки и таким образом сравнялся с небесными богами (ср.: Tallquist К. Der assyrische Gott. Helsinki, 1932. S. 40 и сл.). Энума Элиш, декламировавшееся в Вавилоне в четвертый день нового года перед Мардуком, в Ассирии исполнялось перед статуей Ашшура (Labat. Le Po`eme de la Creation. P., 1935. P. 59).
К тому же метеорологические явления не всегда связаны в примитивном сознании исключительно с божеством Неба; так, сочетание «молния–гроза–дождь» иногда считается (например, у эскимосов, бушменов и в Перу) лунной иерофанией [352] . Бычьи рога издавна сравнивались с полумесяцем и уподоблялись Луне. Менгин [353] установил связь между серпом луны и женскими фигурками из Ориньяка (которые в одной руке держали рог [354] ); многочисленные идолы в виде быка, часто связываемые с культом Великой Матери (Луны), датируются неолитическим периодом [355] . Генце [356] исследовал это представление о Луне как подателе жизни в пределах достаточно широкого культурного региона. Лунарные божества Средиземноморья и Востока изображались в виде быка и наделялись атрибутами быка. Так, например, вавилонского бога Луны Сина называли «могучий телец Энлиля», а Наинара, бога Луны в Уре, — «могучий небесный бычок, наичудеснейший сын Энлиля» или «могущественный, бычок с крепкими рогами» и т. д. В Египте божеством Луны был «звездный бык» [357] . Ниже мы увидим, насколько тесны отношения между культами Земли–Луны и культами плодородия. Дождь («семя» бога грозы) вписывается в иерофанию вод — важнейшую сферу, где доминирует Луна. Все, что связано с плодородием, более или менее непосредственно входит в огромную орбиту действия Луны–Воды–Жены–Земли. «Специализировавшись» в области мужской силы и производства потомства, небесные божества оказались тесно связанными с этими доисторическими образами, либо ассимилировав их, либо став их составной частью.
352
Koppers W. Pferdeopfer. S. 376.
353
Menghin O. Weltgeschichte der Steinzeit. Vienna, 1931. P. 148.
354
Лунарные (как и солярные и т. п.) знаки нехарактерны для искусства палеолитической эпохи: рог в руках «венер» из Ориньяка имел отношение скорее к охотничьим культам и, соответственно, к магии изобилия охотничьей добычи и т. п. (ср. мотив рога изобилия; о семантике женского образа в искусстве палеолита см.: Столяр А. Д. Происхождение изобразительного искусства. М., 1985. С. 237 и сл.). — Прим. В. П.
355
Menghin O. Weltgeschichte… S. 448.
356
Mythes et symboles lunaires Antwerpen, 1932. P. 95 и сл.
357
Koppers W. Pferdeopfer. S. 387.
29. ЯХВЕ
Единственные небесные боги дождя и плодородия, которым удалось сохранить свою автономию, несмотря на союзы с сонмом Великих богинь, — это те, чье развитие шло в основном по линии верховного владычества; те, кто держались за свой скипетр, равно как и за свои молнии и власть над плодородием, и таким образом остались гарантами мирового порядка, хранителями жизненных стандартов и олицетворением Закона. Таковы Зевс и Юпитер. Разумеется, образы этих двух богов–правителей сформировались под влиянием специфической тяги римского и греческого менталитета к понятиям нормы и закона. Но подобная рационализация возможна лишь в том случае, когда она основана на религиозной и мифической интуиции относительно гармонии и вечности природных ритмов. Хорошим примером верховного владычества Неба также является божество Тянь, представляемое как иерофания Закона и космических ритмов. Эти ипостаси небесных богов станут яснее, когда мы приступим к изучению религиозных понятий верховного владыки и верховного владычества.
«Эволюция» Верховного Бога евреев в некотором смысле параллельна эволюции Зевса и Юпитера. Образ и религиозная история Яхве слишком сложны, чтобы резюмировать их в нескольких строках. Заметим, однако, что его небесные и атмосферные иерофании очень рано стали центральным источником религиозного опыта, в свою очередь служившего источником более поздних откровений. Яхве демонстрировал свою власть с помощью грозы; его голос — гром, молния — «огонь» или «стрелы» [358] Яхве. Вот как Господь Израиля является Моисею при передаче ему Закона: «…были громы, и молнии, и густое облако над горою»; [359] «гора же Синай вся дымилась оттого, что Господь сошел на нее в огне» [360] . Девора в священном ужасе вспоминает, как от шагов Господа «земля тряслась, и небо капало, и облака проливали воду» [361] . О своем приближении Яхве предупреждает Илию следующим образом: «…большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом; но не в ветре Господь. После ветра землетрясение; но не в землетрясении Господь. После землетрясения огонь; но не в огне Господь. После огня веяние тихого ветра» [362] . Огонь Господень снисходит на «всесожжение» Илии [363] , когда пророк молится, чтобы тот появился и смутил жрецов Ваала. Горящий куст в истории Моисея, столп огненный и столп облачный, который вел израильтян через пустыню, — все это эпифании Яхве. А завет Яхве с потомками Ноя после его спасения от потопа символизирует радуга: «Я полагаю радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением завета между Мною и между Землею» [364] .
358
Ср : Псалтирь 17 и т. д.
359
Исход 19:16.
360
Там же, 19:18.
361
Книга Судей 5:4.
362
3–я Царств 19:11, 12.
363
Там же, 18:38.
364
Бытие 9:13.
Эти иерофании Неба и природных явлений, в отличие от иерофаний других небесных богов, прежде всего показывают «власть» Яхве. «Бог высок могуществом Своим, и кто такой, как Он, наставник?» [365] «Он сокрывает в дланях Своих молнию и повелевает ей, кого разить… И от сего трепещет сердце мое и подвиглось с места своего. Слушайте, слушайте голос Его и гром, исходящий из уст Его. Под всем небом раскат его, и блистание его до краев земли. За ним гремит глас; гремит Он гласом величества Своего…» [366] Господь — истинный и единственный хозяин Космоса. Он может все сотворить и все уничтожить. Его «власть» абсолютна, поэтому его свобода действий безгранична. Владыка, с которым никто не в силах состязаться, он по своей прихоти сменяет гнев на милость. Эта неограниченная свобода, которой обладает Господь, — самое эффективное проявление его трансцендентности и автономии; ибо Господь ничем не может быть «связан» — ничто не может «обуздать» его, даже добрые дела и повиновение его законам.
365
Книга Иова 36:22.
366
Там же, 36:32–37:1–4.
Это понятие «власти» Бога как единственной абсолютной реальности служит отправным пунктом для всех позднейших мистических размышлений и спекуляций по поводу свободы человека и его возможности достичь спасения, если он повинуется Закону и тщательно блюдет нравственность. Никто не «невинен» перед Богом. Яхве действительно поставил «завет» с народом, но его верховное владычество означает, что он способен в любой момент его расторгнуть. То, что он не поступил таким образом, проистекает не из факта установления «завета» (ибо ничто не может «связать» Бога), а из факта его бесконечной доброты. На протяжении всей религиозной истории Израиля Яхве представляется в виде Бога Неба и грозы, всемогущего Творца, абсолютного Владыки и «Господа Воинства», опоры царей из династии Давида, создателя всех норм и законов, которые делают возможным существование жизни на Земле. «Закон» во всех своих проявлениях основывается на откровениях, получаемых от Яхве, и объясняется ими. Но, в отличие от других верховных богов, которые не могут нарушать собственные законы (как Зевс, который не смог спасти от смерти Сарпедона [367] ), Яхве всегда сохраняет абсолютную свободу действий.
367
Илиада. 16, 477 и сл.
30. ЗАМЕНА НЕБЕСНЫХ БОГОВ НА БОГОВ ПЛОДОРОДИЯ
Замена богов Неба на богов грозы и богов производства потомства повлекла за собой и перемены в отправлении культа. На празднике Нового года Мардук заменил Ану (§ 153). Великое ведическое жертвоприношение — Ашвамедха в конце концов стало посвящаться Праджапати (иногда Индре), хотя до этого посвящалось Варуне; а поскольку Варуна некогда занял место Дьяуса, вполне вероятно, что это заклание коня изначально совершалось в честь древнего индоарийского Бога He6a [368] . Вплоть до нынешнего времени урало–алтайские народы приносили коней в жертву верховным небесным богам (§ 33). Основной исходный элемент Ашвамедхи заключается в ее связи с сотворением мира. Конь отождествляется с Космосом, а принесение его в жертву символизирует (т. е. воспроизводит) акт Творения. Смысл этого ритуала станет яснее в другой главе (§ 153 и сл.). Здесь укажем лишь на то, что Ашвамедха, с одной стороны, связана с процессом Творения, с другой стороны — имеет важное значение как церемония инициации. То, что Ашвамедха также представляет собой ритуал инициации, ясно видно из следующего стиха в «Ригведе»: «Мы стали бессмертны, мы увидели свет, мы нашли богов» [369] . Любой, познавший тайну этой инициации, восторжествовал над второй смертью (пунармритью) и больше не боится смерти. Инициация — это, собственно говоря, завоевание бессмертия и преображение из человеческого в божественное состояние. То, что таким образом объединяются обретение бессмертия и воспроизведение акта Творения, знаменательно: приносящий жертву перестает быть простым человеком и становится бессмертным с помощью ритуала Творения. Такая же связь между инициацией и космогонией обнаруживается в мистериях, посвященных Митре.
368
Ашвамедха в древнеиндийской традиции — царский ритуал; человек, совершивший этот ритуал 100 раз, возвышается над самим Индрой. Как часто случается при отправлении культа, ритуал не привязывается жестко к той или иной божественной фигуре — центральным оказывается «окказиональный» персонаж, в данном случае — царь. (См. об ашвамедхе и сходных ритуалах: Иванов В. В. Опыт истолкования древнеиндийских ритуальных и мифологических терминов, образованных от a'sva — «конь» // Проблемы истории языков и культуры народов Индии. С. 92 и сл.). — Прим. В. П.
369
RV. VIII, 48, 3. — Прим. М. Э.
Цитируемый гимн не связан с ашвамедхой, а обращен к Соме — Божеству ритуального напитка (Ригведа. Мандалы V-VIII. С. 376), который готовят жертвователи; при этом всякий ритуал, направленный на достижение нового состояния (в данном случае — бессмертия), вполне сопоставим с инициацией. — Прим. В. П.
Подобно Праджапати, которому позже стало посвящаться это жертвоприношение, приносимая в жертву лошадь символизировала Вселенную. Иранцы считали, что все злаки и прочие растения выросли из тела изначального быка, убитого Ахриманом; в германской традиции мир был извлечен из тела великана Имира [370] . Нет нужды обсуждать скрытый смысл этих мифов, равно как и их аналогов на Дальнем Востоке (например, миф о Паньгу) или в Месопотамии (мир, созданный Мардуком из тела чудовища Тиамат). Все, что нас в данном случае интересует, это драматическая природа акта Творения в этих мифах: Космос уже не создается ex nihilo (из ничего) Верховным божеством, он появляется благодаря жертвоприношению (или самопожертвованию) одного из богов (Праджапати), изначального чудовища (Тиамат, Имир), сверхчеловека (Пуруша) или изначального животного (иранский бык Экадат [371] ). Источник всех этих мифов следует искать в реальном или аллегорическом человеческом жертвоприношении (так, Пуруша означает «человек»); как обнаружил Гахс, эта модель существует у самых разных народов и всегда связана с церемониями инициации в тайных обществах [372] .
370
Guentert H. Arische Weltk"onig. S. 315 и сл.; Christensen A. Le Premier Homme et le premier roi dans l’histoire legendaire des Iraniens. Uppsala, 1918. Vol. 1. P. 11 и сл.; Koppers W. Pferdeopfer. S. 320 и сл.
371
Видимо, Элиаде использовал авестийский эпитет экадат, «первозданный», как имя первобыка. Ср. имя ведийского первочеловека Пуруша: pu — «человек», rusa — «бык», указывающее на связь человеческой первожертвы с быком (см. — Lincoln В. Priests, warriors and cattle. Berkeley, 1981. P. 69 и сл.). — Прим. В. П.
372
Ср.: Koppers W. S. 314 и сл.