Очерки ведической литературы
Шрифт:
„Вряд ли можно допустить большую ошибку, чем насильственно приводить все эти нехристианские библии в соответствие с некими научными теориями развития, а затем рассматривать святую христианскую Библию как венец эволюции религий. Эти нехристианские библии - продукт развития в неверном направлении. Начинаясь с редких проблесков истины, они уводят в беспросветную тьму” (33).
Далее Моньер-Вильямс писал: „Мне представляется, что наши миссионеры уже достаточно убеждены в необходимости изучать все эти труды, чтобы знать ложную веру, с которой они сражаются. Может ли армия добиться успеха на территории противника, если она не знает, какие позиции он занимает и какова сила его укреплений, если она не сумеет обратить захваченные в бою батареи против своего врага?”.34
Другим выдающимся индологом того времени был Теодор Гольдштукер (1821-1872). Он родился в Кенигсберге, а образование получил в Бонне, где изучал санскрит, философию и восточные языки. После того как в 1850 году он приехал в Англию, он был назначен профессором санскрита в Лондонском университетском колледже и проработал на этой должности вплоть до своей смерти. Гольдштукер написал несколько книг о литературе на санскрите и основал „Общество для публикации санскритских текстов”. Он также участвовал во многих коллективных трудах и исследованиях, касавшихся Индии. Словарь индийских биографий говорит о нем, как о „знатоке древней литературы индуизма” (35). Гольдштукер считал, что ведическая религия тяжким бременем легла на народ Индии, сделав его объектом „насмешек и презрения” во всем мире. Поэтому он предлагал переучивать людей Индии, прививая им ценности европейской цивилизации. Гольдштукер писал: „Средства нашей борьбы с врагом столь же просты, как и неотразимы: должное представление их древней литературы подрастающему поколению” (36). В своей книге Вдохновенные Писания индуизма Гольдштукер оспаривает ценность ведической литературы. Он хотел продемонстрировать новому поколению последователей Вед, что он полностью дискредитировал их священные Писания с научной точки зрения, за что они должны выказать свою признательность, приняв европейские ценности и улучшив свой характер.
Как ни прискорбно, но все эти сектантские мотивы омрачили ранний период изучения ведической литературы. Во всяком случае, изучающий Веды поступит правильно, если, знакомясь с теориями или выводами этих первых индологов, будет помнить о предубеждениях, которые скрывались за их блестящей ученостью.
08.3 Их влияние на современную науку.
Конечно, факультеты санскрита и индологии в колледжах больше не присуждают премий „за лучшее опровержение индуизма”. Более того, взяв наугад несколько книг современных ученых, написанных о ведической литературе, читатель обнаружит авторов, говорящих о себе как о „симпатизирующих посторонних”, „друзьях Индии” и „поклонниках традиции терпимости в индийской религии”.
И, тем не менее, некоторые из главных тезисов миссионерствующих индологов до сих пор то и дело фигурируют в их работах, но уже как бы освященные веками. Вильсон, Моньер-Вильсон, Мюллер и другие, просто потому, что были первыми, оставили после себя очень соблазнительный рецепт подхода к изучению шастр. „Фундамент исследований, воссоздающих прошлое Индии, был заложен несколькими выдающимися учеными-классиками такими, как сэр Вильям Джонс, Джеймс Принсеп, Г.Т. Кольбрук и Г.Г. Вильсон…, тут мы в великом долгу перед ними” (37).
Современных исследователей едва ли можно назвать миссионерами; и все же, в основном, в силу академической косности они молчаливо соглашаются со многими выводами первых индологов. Например, у первых исследователей было принято изображать ведическую литературу как окрошку, состоящую из негармонирующих между собой, ничем не связанных текстов. Сэр Моньер-Вильямс писал: „Да, после того, как я в течение всей жизни изучал религиозные книги индуизма, я чувствую необходимость публично выразить свое мнение о них. Обычно они начинаются многообещающими проблесками истины и света и случайными возвышенными идеями, пришедшими из источника всей истины и всего света, но оканчиваются прискорбной развращенностью и достойной сожаления нечистотой” (38). Подобно своим предшественникам, нынешние ученые дискредитируют Пураны, хотя сами ведические ачарии признают Пураны наравне с другими ведическими шастрами. Недавно один ученый отмечал, что попытки Мюллера изменить индуизм, придав ему „новую и более чистую форму” потерпели неудачу, но что «его концепция истории индуизма, которая состоит в противопоставлении ведической формы индуизма так называемой пуранической форме…» существует и до сих пор, хотя и в измененном виде” (39). В добавление к этому, многие современные ученые до сих пор утверждают, что Веды, по существу, мифологичны, и более того, что мифология Пуран не согласуется с мифологией Вед. Иначе говоря, ученые не согласны с тем, что утверждают ачарии, а именно, что ведическая литература образует связное целое, а Пураны являются ее вершиной. Но так как именно Пураны утверждают монотеизм, если мы отбрасываем их, мы упускаем из вида часть ведической картины Абсолютной Истины.
Как и можно было ожидать, многие студенты наших дней пришли к выводу, что ведическая литература лишена ясности и убедительности. Чаще всего человек, приступающий к изучению индологии, слышит, что авторитет Вед очень сомнителен, что вечное бытие есть не что иное, как отражение человеческого желания к самоувековечиванию, а Бог и полубоги - мифы. Как правило, не упоминается даже имя составителя Вед Вйасадевы. Морис Винтерниц пишет, что имена авторов ведической литературы неизвестны нам, и что иногда „автором считают мифического пророка, жившего в первобытные времена” (40). И это несмотря на содержащиеся в Ведах утверждения авторства Вйасадевы: „Затем, семнадцатым воплощением Всевышнего Господа явился Вйасадева, родившийся из чрева Сатйавати, жены Парашары Муни. Он разделил одну Веду на несколько разделов и подразделов” (41). И все же Винтерниц делает следующее замечание: „Ортодоксы верят, что один и тот же Вйаса был составителем Вед, автором Махабхараты, и он же в начале Кали-йуги, текущего века, написал восемнадцать Пурин. Но этот Вйасадева есть форма самого Бога Вишну” (42). И так вот, без долгих слов, Винтерниц отвергает авторство Вйасадевы и продолжает обсуждать прочих возможных авторов: поскольку Пураны говорят о Вйасадеве как об аватаре, он, разумеется, не мог существовать. Таким образом, ведические утверждения и личности, фигурирующие в Ведах, считаются „мифологическими” только потому, что они выходят за рамки обыденности. Изучающему Веды стоит отчетливо понять, что Веды действительно описывают то, что выходит за рамки обыденности, и что отрицать их утверждения только на этом основании - значит заранее обрекать себя на поражение. Нужно подойти к Ведам без предвзятости и дать им возможность говорить самим за себя. В противном случае они так и останутся мешаниной из „прискорбной развращенности и достойной сожаления нечистоты”.
И поныне множество ученых продолжает преуменьшать экзистенциальную и трансцендентную значимость Вед, зачастую не снисходя до объяснения, почему эмпирическое знание следует предпочесть шабда, знанию, полученному от авторитета. Таким образом, не подлежит сомнению, что современные ученые-индологи, хоть и в неявном виде, приняли эстафету предрассудков, которые разделяли их предшественники. И хотя предрассудки наших дней скорее „эмпирического” свойства, нежели „проповеднического”, тенденции у них одинаковы. При всем нашем уважении к похвальным усилиям эмпириков, мы предлагаем студентам попытаться бросить свежий, непредвзятый взгляд на ведическую литературу, посмотрев на нее глазами самих Вед. На короткий срок, отложив наследство ее британских пионеров, человек, приступающий к изучению индологии, извлечет для себя огромную пользу, вернувшись к первоисточнику - подлинным шастрам и комментариям ачарйев. Так, непредвзято, студент сможет лучше оценить гармоничное и многогранное знание, которое содержится в Ведах.
09) Приложения.
09.1 Словарь терминов.
А
Ачарья — тот, кто учит своим примером; духовный наставник, сведущий в Писаниях; гуру,
Ачинтйа — непостижимое, то есть то, что выходит за пределы познающей и воспринимающей способности материальных чувств; то, что можно понять только в процессе духовного познания.
Агни — полубог огня.
Акарма — действие, совершаемое для Бога, без эгоистических мотивов и поэтому не приводящее к кармические последствиям,
Анумана — в ведической гносеологии способ познания посредством индуктивных умозаключений.
Арджуна — легендарный лучник, которому Кришна поведал совершенную мудрость в классическом духовном тексте, Бхагавад-гите.
Артха — экономическое развитие. На пути к мокше (освобождению) стоит после дхармы (религиозности) и предшествует каме (удовлетворению чувств).
Ашрамы — четыре последовательные стадии в развитии человека, предназначенные для того, чтобы он мог достичь духовного совершенства. Они начинаются брахмачарьей (период ученичества с соблюдением целомудрия), переходят в грихастху (жизнь семейного человека) и ванапрастху (жизнь в удалении от дел); высшей ступенью является санньяса (жизнь в отречении).
Атма — «я», сущность человека. Хотя это слово, в зависимости от контекста, может относиться к телу, уму или разуму, как правило, оно означает дух, или вечную индивидуальную душу.
Аватара — (буквально, «тот, кто нисходит»). Полное или частичное воплощение Бога, являющееся в материальный мир с определенной миссией.
Б
Бхагавад-гита — величайшее из всех священных Писаний Вед. Она содержит наставления Кришны Арджуне, в которых преданность Господу освещена как вершина всех духовных достижений и главное средство духовного развития.