Очерки времён и событий из истории российских евреев том 6
Шрифт:
Ефим Давидович (Минск): "В этой могиле лежат мой отец и моя мать, три брата, 78 близких родственников. Моей матери было 39 лет, а братья – совсем мальчишки. Мертвые остаются молодыми…"
Ефим Зайденберг: "Кроме меня бежали из гетто и остались в живых Поля Кантор, Эстер Гольцман, Фишл Шмайгер, его сестра Аня Шмайгер-Кияновская и Боря Шраер. Еврейское местечко Любар исчезло, дома разобрали и уничтожили…"
"Товарищ, – останавливаю кого-то, – не знаете ли вы, где здесь можно встретить евреев?" – "Жидов? – В меня упирается пристальный, изучающий взгляд. Затем указательный палец тычет в небо: – Они все
Из писем И. Эренбургу:
"Я – солдат, защищал Ленинград и воевал за Харьков, форсировал Днепр и дрался за Днестр. Я побывал в родном местечке. Горе, великое горе! Вместо жителей я нашел яму возле железнодорожной насыпи, где расстреляно и живьем закопано 1700 человек. Все, кто остался в живых… две обезумевшие от ужаса женщины и несколько детей…"
"Я проехал почти всю Эстонию, Литву и Польшу, и нигде не встретил ни одного еврея, только домики в городах и местечках будто плачут по своим обитателям… За что нас везде преследуют? Почему мы вечно гонимы?.. Неужели мы хуже других народов?.."
5
Ружка Корчак (Вильнюс, первые дни после освобождения):
"Как и прежде, на рынке полно народу. Торговки завертывают селедку в страницы, вырванные из книг Танаха. Под лотками свалены разодранные тома из знаменитой еврейской типографии братьев Ромм…
После освобождения города вынырнули прятавшиеся евреи… Некоторые из них почти год прятались в канализационных трубах в уверенности, что на поверхности нет ни одного живого еврея и все уцелевшие – в подземелье… Их лица, обтянутые зеленоватой кожей, кривит улыбка, смахивающая скорее на гримасу, когда они представляются: "Мир зейнен ди иден фун ди канален" ("Мы – евреи из канализации")…
Позади меня идет женщина с мальчиком; я внезапно улавливаю, что мать разговаривает с сыном на идиш. Стою посреди улицы и плачу – сподобилась увидеть живого еврейского ребенка…"
Еще шли бои на фронтах, а в освобожденные районы уже возвращались евреи из эвакуации, возвращались и уцелевшие в лагерях, лесах и укрытиях. Они торопились в надежде, что их родные уцелели и тоже вернутся; они ждали месяцами, но никто не появлялся – в их домах жили чужие люди, ели за их столами, спали в их кроватях, носили их одежды, чужие дети пользовались игрушками их погибших детей. Стены вокзальных помещений были испещрены надписями с именами и адресами; возле них стояли люди и читали эти надписи в надежде узнать хоть что-нибудь о пропавших родных и друзьях.
Ида Осиновская: "В начале 1944 года опухшие от голода, без вызова, где на подводе, где в теплушках с солдатами – добрались до Каховки. Дом наш был разбит. Мы жили у соседей, мама помогала копать картошку…"
Нисан Пейсах (местечко Новоселица, Бессарабия): "Наш дом стоял одинокий, пустой, без окон и дверей. Повсюду были горы мусора, неубранный хлам. На чердаке среди мусора я нашел старую фотографию моей бабушки Гитл. И это всё…"
Днепропетровская область: "Нас‚ еврейских колхозников‚ вернувшихся из эвакуации‚ встретили очень враждебно и отказались впустить в наши дома..."
Давид Стародинский (прошел через гетто, лагеря смерти, совершал неоднократные побеги вплоть до возвращения в Одессу):
"В дом, где я родился и прожил восемнадцать лет, меня не пустили. Квартира была занята…. Мебель, одежда и прочее –
Жилье мне не вернули. Скитался, где придется. Чтобы не умереть с голоду, работал сторожем в столовой, где меня немного подкармливали... Рассчитывать на чью-либо поддержку было бессмысленно. Всё пришлось создавать своими силами..."
Евреи присылали письма и телеграммы в Еврейский антифашистский комитет (ЕАК), С. Михоэлсу и И. Эренбургу о невыносимых условиях существования в освобожденных районах‚ просили немедленной помощи.
Из города Полонного на Украине: "Спасите нас от голода. Пришлите посылку с одеждой и продуктами. Стыдно просить‚ но выхода нет..."
Из Одессы: "Три года был в эвакуации‚ недавно вернулся в родной город. Вещи и мебель в моей квартире разграбили‚ квартиру заняли. У меня два сына–офицера защищают родину‚ а я семь дней валялся в парадном‚ пока сосед не пожалел и не впустил меня в свою квартиру..." – "Вернулась в Одессу из гетто… в лохмотьях, совершенно нищая, и ничего не нашла из своих вещей… Мерзну целый день, мерзну и всю ночь, так как я совершенно раздета, и постелью служит только то, что на мне. Всё время простуживаюсь и болею…"
Из Могилева-Подольского: "Требуется срочный приезд представителей Еврейского антифашистского комитета. Срочный! Промедление для многих смерти подобно..."
В мае 1944 года руководители ЕАК направили докладную записку В. Молотову, заместителю председателя Совета народных комиссаров СССР:
"Изо дня в день мы получаем из освобожденных районов тревожные сведения о чрезвычайно тяжелом моральном и материальном положении оставшихся там в живых евреев‚ уцелевших от фашистского истребления. В ряде местностей (Бердичев‚ Могилев–Подольский‚ Балта‚ Жмеринка‚ Винница...) многие из спасшихся продолжают оставаться на территории бывшего гетто. Жилища им не возвращаются. Не возвращается им также опознанное разграбленное имущество..."
В. Молотов направил это письмо наркому НКВД Л. Берия‚ и тот предложил "принять необходимые меры помощи" в освобожденных районах – "по трудовому и бытовому устройству… евреев‚ подвергшихся особым репрессиям со стороны немецких оккупантов".
6
Узники гетто и лагерей, вернувшись в родные места, вновь повстречались с бывшими полицаями и с теми соседями, которые в годы оккупации вели себя не лучшим образом по отношению к евреям.
Западная Белоруссия: "В Пружанах кое-кто испугался, увидев меня, пришедшую с того света, свидетельницу темных дел некоторых людей…"
Винницкая область: "На нас (узников гетто) часто нападали наши нееврейские сверстники и издевались как могли. А после войны мы ходили с ними в одну школу. И хоть теперь они вышли в люди, забыть это невозможно…"
Виктор Файнштейн, Харьковская область:
"Сын хозяйки, у которой мы снимали квартиру (Иван Мандрык, по уличному прозвищу Кривой)… выгнал нас из квартиры ("Гэть з хаты, щоб у мэнэ нэ воняло жидивськым духом!..")
Полицай Михайловский… застрелил маму выстрелом в спину. Соблазнился кавказской пуховой шалью, подарком моего старшего брата, сделанным перед войной… Мама долго лежала на снегу, потом ее засыпало снегом, потом, вероятнее всего, снесло в половодье…