Очевидец Нюрнберга. 1945-1946. Воспоминания переводчика американского обвинения
Шрифт:
В Бомбее было несколько семей еврейских беженцев. В одной из этих семей росла дочь, и то ли она, то ли ее родители привязались ко мне. Во всяком случае меня приглашали к ним в гости чаще, чем я мог это вынести. Подростки очень сильно чувствуют приязнь и неприязнь, и эта девушка была не для меня. В конце концов она вышла замуж за другого человека из Хабиб-Чемберс.
Между тем я переписывался с родителями. Через друзей они свели меня с американскими квакерами, приехавшими в Индию с миссией милосердия. Они, в свою очередь, познакомили меня с парой из Швейцарии. Они приняли меня очень приветливо. Он был банкир, а его жена – прелестная молодая
Скоро я познакомился с парсами, индусами и членами Индийского национального конгресса Неру. Я немного выучил урду, достаточно, чтобы разговаривать с дхоби (прачками-мужчинами) и гхари (таксистами) и чтобы спросить «Кидна баджа хай?» («Который час?») и кое-что еще. К моему удивлению, эти услужливые люди относились ко мне с почтительным уважением, с которым относились к своим господам из Британской империи.
В туземных кварталах тебе, считай, везло, если ты не наступал в ярко-красные плевки с соком бетеля, который люди плевали прямо в открытые окна на грязные тротуары. Бездомные сотнями спали на улице. Я видел людей, у которых сифилис или проказа съели носы. По людным улицам бродили коровы с лишними хвостами, фантастически привитыми им на бока. Никто не мешал этих священным животным поедать овощи с открытых прилавков на центральном рынке, в то время как люди голодали. Во время муссона я видел, что канализация забита крысами, которые утонули в потоках сточной воды из-за сильных дождей.
Хабиб-Чемберс находился на Бикулла-Роуд, главной городской артерии с трамваями и автобусами. Я свободно ходил по округе, ни разу не увидев насилия и не боясь за свою безопасность. Недалеко от нас был большой район красных фонарей, где у открытых окон сидели пышные индийские красавицы и открыто демонстрировали свой товар. Если бы нас не останавливали моральные принципы, то страх перед азиатским сифилисом, изнурительной и обезображивающей болезнью, которую редко лечили у местных, определенно отбил бы у нас охоту к физическому контакту. Мне достаточно было смотреть, разговаривать и видеть, с каким удовольствием женщины встречали клиентов.
Повсюду были чайные и гашишные, и их запах наполнял воздух по вечерам. В них я часто участвовал в горячих дискуссиях о колониализме на этом не похожем на другие английском языке с индийским акцентом. Еще я впервые узнал, что у людей в положении угнетенных появляется чувство, будто бы их страдания окружают их неким ореолом святости и придают им нравственное превосходство. Как и мои собеседники, я поверил, что конец колониализма положит конец бедности и другим бедам этой экзотической страны.
Также я начал понимать некоторое основополагающее различие между культурой Востока и моей. Когда я рос, меня учили доводить до совершенства применение на практике нравственных ценностей, и я старался все делать как можно лучше. Я видел в западной культуре, даже в отвратительной морали нацистов, культуру действия, в которой человек действует, чтобы жить, но живет, чтобы действовать. В культуре индуизма, или того, что я считал индуизмом, я, напротив, открыл культуру бытия. Если в этой жизни ты был хорошим кули, то в следующей, может быть, станешь владельцем такси.
В то время в Индии существовала каста банья, ростовщиков, которые ссужали деньгами беднейших из беднейших. Долги передавались по наследству, и сыновьям приходилось выплачивать проценты по займам отцов, которые те брали, чтобы оплатить традиционную свадьбу дочерям. Говорилось, что ни одному индийцу не удалось спастись от ростовщика, поменяв имя или место жительства. Эти банья приводили Ганди в ярость. Я как-то встретился с одним из них, получившим образование в Оксфорде, и спросил у него, как он со своими западными ценностями оправдывает эксплуатацию самых бедных. Он ответил: «Провидение послало бедных в этот мир, чтобы страдать от бедности, а меня Провидение выбрало, чтобы я был хорошим ростовщиком. Я не собираюсь вмешиваться в мировой порядок, наоборот, я здесь для того, чтобы ему служить». Он говорил искренне и спокойно спал по ночам.
Как и мой знакомый банья, так же и весь город Бомбей на поверхности казался западным, за исключением вывесок на магазинах и одежды жителей. Автобусы, трамваи и автомобили вытесняли повозки. Но бродячие священные коровы придавали ему уникальный колорит.
В Бомбее я познакомился с несколькими парсами. Это обособленный народ, они всегда богаты, задумчивы и преданы своему древнему вероучению зороастризма. Между мной и молодой женщиной по имени Уша установилась философская гармония, весьма необычная для немца еврейского происхождения, симпатизирующего англичанам, и женщины, происходящей от древних персов. Мы были молоды и думали одинаково. Мы верили в братство людей, ненавидели предубеждение, любили пророков, но не выносили организованную религию и питали отвращение к колониализму. Мы были единомышленниками, эмоционально, но не физически близкими. Сексуальные отношения до брака разрушили бы всю дальнейшую жизнь Уши.
Примерно в то время я получил длинное письмо от Хельмута, который рассказал мне, что школа переехала из зоны возможного вторжения в шорпширский Уэм, и все ужасно обрадовались, когда узнали, что я жив. Еще он упомянул, что моя подруга переживает, что я ей не пишу. Я так ей и не написал. Ах, как жестоки мы бываем, когда проходят юношеские увлечения! Еще я получил прелестное письмо от Бетти, которую не хотел вспоминать, хотя теперь нас разделяли океаны, и я подумал, пусть так и останется навсегда.
Я решил найти работу. Но как представителю белой расы, господину, мне был заказан путь в неквалифицированные рабочие, а достаточной квалификации для обычных занятий белого человека у меня не было. Как же быть?
В Англии я изучал «Адмиралтейский справочник по беспроводной телеграфии», официальное руководство по обучению британских военно-морских радистов. Потом я нашел экземпляр справочника в бомбейской библиотеке. Я перечитывал его, пока не выучил практически дословно. Я хотел получить работу с радиопередатчиком.
К тому времени я подружился с компанией из четырех холостяков, немецких евреев, которые делили большую квартиру и пользовались услугами дворецкого, повара и уборщицы. Когда я сказал им, что хочу найти работу, они не поверили ушам, но потом один из них познакомил меня с индийским господином, который управлял мастерской по изготовлению простых радиоприемников – хороший бизнес, потому что импортных радиоприемников уже было не достать. Он взял меня к себе на испытательный срок без оплаты, но скоро я уже руководил дюжиной индийцев, собиравших простые двухламповые приемники. Я научился играть роли, которые подкидывала мне судьба: теперь я нес бремя белого человека в Бомбее и получал за это приличные деньги. Я знал, что это воплощение тоже будет временным. Что же потом, думал я.