Очевидец Нюрнберга. 1945-1946. Воспоминания переводчика американского обвинения
Шрифт:
Мне было семнадцать лет, за мной не присматривали ни родители, ни кто-то другой, у меня были взрослые друзья, работа и жилье в интересном городе, далеком от нацистов и британских тюремщиков. Я мог приходить, уходить и поступать, как мне вздумается. Эта восхитительная свобода и способность позаботиться о самом себе компенсировали неуверенность в будущем и потерянную связь с семьей. Но все-таки мне не хватало постоянной подружки и друзей-ровесников.
Однажды я поехал в американское консульство. Войдя в здание, я заметил, какая там приятная прохлада. И знак: «Кондиционеры Кэрриер». Мне еще никогда не доводилось бывать в кондиционированном здании. Среди бомбейской жары я впервые попробовал
Вице-консул Уоллес Ларю был высокий и худой человек с короткой стрижкой. На нем безупречно сидел коричневый костюм, каких я еще не видел – потом я узнал, что такие носят на Палм-Бич. Он спросил, что мне нужно, и я сказал: «Я хочу поехать в Америку». Он попросил мои документы. У меня было только удостоверение личности, выданное комиссаром полиции в Бомбее, но мистеру Ларю требовалось свидетельство о рождении, чтобы он мог занести меня в квоту из Германии. Потом он спросил, почему я хочу в Америку, и я сказал, что мои родители в Балтиморе.
– Ты знаешь кого-нибудь в Балтиморе? – спросил он.
Я знал только мистера Лэнсбери, который выступил поручителем для моих родителей, чтобы они получили визу. Мистер Ларю подскочил.
– Ты сказал – Лэнсбери? Ты что, разыгрываешь меня?
Я растерялся. Я не понимал, о чем он говорит. Он сказал, что знаком с мистером Лэнсбери, и добавил:
– Мы с тобой свяжемся.
Как я узнал в течение недели, мистер Ларю удостоверился, что я обращался за визой в Берлине еще в 1937 году, и получил подтверждение моей истории. Он сказал, что может дать мне визу. Но у меня не было паспорта. «Без проблем», – сказал он. Он выдаст мне удостоверение. Но я должен показать ему билет до Соединенных Штатов, прежде чем он сможет выдать визу.
Кто бы мог поверить в такой оборот! Я еду в Америку! Мой брат по-прежнему находился в интернате в осажденной Англии, а из-за подводной войны пассажирские суда перестали ходить оттуда и из нацистской Европы через Атлантический океан. Моим товарищам по заключению в Бомбее, в то время имевшим официальный статус граждан государства, находящегося в состоянии войны с британскими властями Индии, ехать было некуда. Сотни остальных интернированных, с которыми я плыл в Австралию, до сих пор сидели в буше. Почему же случилось так, что мне одному досталась американская виза?
По пути из Бомбея в Америку нужно было идти через Цейлон и Индонезию в японскую Иокогаму, а оттуда к западному побережью Соединенных Штатов. Обойти почти весь земной шар и прибыть в Нью-Йорк – это вполне соответствовало моей склонности к приключениям, но я боялся, что Япония скоро вступит в войну с США. Возможность очутиться в японской военной тюрьме меня не привлекала.
Другой путь лежал через Южную Африку в Южную Америку и Карибы. Суда компании «Америкэн президент лайн» ходили по этому маршруту, но предлагались только дорогие билеты первого класса. Их «Президент Вильсон» должен был отплыть из Бомбея 21 марта 1941 года и предположительно прибыть в Нью-Йорк 26 апреля. Билет первого класса стоил 660 долларов, в то время для меня это была огромная сумма.
Родители сумели собрать часть суммы. Я успел сэкономить несколько сотен долларов со своей зарплаты и последние двадцать долларов занял у тех самых холостяков, готовых прийти на помощь. На последние рупии я купил третью рубашку и несколько недорогих сувениров. Друзья устроили для меня прощальный банкет. В утро отъезда я взял такси и поднялся на борт «Президента Вильсона» с черным металлическим ящиком вместо чемодана. На мне был серый льняной костюм, постиранный и выглаженный, и пробковый шлем цвета хаки. Теперь я был пассажиром первого класса. Каюту со мной делил турок, который ни разу со мной не заговорил. Еще на лайнере плыло несколько симпатичных девушек-американок, которые уезжали подальше от военной угрозы в Азии и на Ближнем Востоке.
Поскольку США еще сохраняли нейтралитет, буквы «USA» ярко светились на борту корабля, чтобы уберечь его от атак немецких подводных лодок. Этот рейс был настолько безопасным, насколько было возможно в 1941 году.
Через несколько дней после того, как мы вышли в море, я поразил корабельного радиста своими познаниями в беспроводной связи. Он договорился со мной, что мы будем держать это в строжайшем секрете, и несколько часов каждый день я сидел за радиоприемником в его рубке, а он дремал тут же, чтобы на всякий случай быть поблизости. Он прилично мне платил, но я умудрялся тратить деньги на виски, сигареты, новую одежду и еще кое-какие вещи в портах захода. Я много играл в бридж с британским баронетом и его женой. Это было чрезвычайно приятное путешествие длиной в пять недель, и как же оно отличалось от моего предыдущего плавания!
К концу пути у меня было достаточно денег, чтобы отдать долги, и еще осталось три доллара, чтобы не пропасть в США. С нами плыли несколько миссионеров, и они не одобряли мой образ жизни. Однако я прекрасно поладил со всеми остальными, кто не старался меня перевоспитать. Я помню, что вкусно ел и премило проводил время с Салли Симмс в укромных уголках на шлюпочной палубе. Ей очень ловко удавалось делить внимание между мной и симпатичным молодым стюардом. Я стал лучше разбираться в радио, как тогда называли электронику, и морских законах. Колючая проволока, «Дюнера» и бомбейская суматоха быстро уходили в прошлое. В салоне лайнера крутили американское кино, и я по нескольку раз посмотрел некоторые фильмы. Салли, которая говорила с милым техасским акцентом, заставила меня тренировать голливудский выговор и позднее заверила меня, что я говорю, как настоящий янки.
После заходов в Кейптаун, Тринидад и Гавану Нью-Йорк уже был не за горами, и я подумал, что приближаюсь к цели, которую поставил перед собой, когда добровольно согласился на депортацию из Англии. Казалось невероятным, что с того утра, когда я, интернированный, покинул Банс-Корт, прошло меньше года.
Почему мне так повезло, в то время как другие на «Андорра стар» утонули всего за пару дней до отплытия «Дюнеры»? Почему я оказался одним из шести человек среди трех тысяч, которых отпустили на свободу в Австралии? И почему в Бомбее я единственный получил американскую визу и раздобыл билет? Мой брат Хельмут и тысячи человек застряли в Англии и других странах. Не странно ли, что я, уехав из Англии при таких обстоятельствах, не предвещавших ничего хорошего, теперь еду в США? Мне казалось, что по сравнению с прошлым будущее может быть только бледным.
Тогда мне казалось, что я потеряю свободу, если снова вернусь в нормальную семейную жизнь. Этого мне не хотелось. Перед восходом в последнее утро на лайнере я точно понял одно: я больше не буду школьником на попечении родителей. Я не собираюсь отказываться от независимости. Когда я попаду в Америку, я буду жить самостоятельно!
Глава 8
Америка
На рассвете 26 апреля 1941 года я поднялся на шлюпочную палубу. Солнце, еще за горизонтом позади нас, уже окрасило вершины нью-йоркской панорамы розовым светом – незабываемое зрелище. Небоскребы росли все выше, и скоро я увидел землю с двух сторон. Мы прошли мимо Санди-Хук, увидели статую Свободы и пристали в Хобокене напротив Манхэттена. Там на борт поднялся иммиграционный инспектор и, едва взглянув на мои документы, впустил меня в Соединенные Штаты.